«И все не умолкает во мне война, сотрясая усталую душу…»
«К поре моего свидания с семьёй должность десятника на дровозаготовках крепко уже утомила папу, душа его жаждала перемен, бурной деятельности – замышлял он податься в начальники рыбного участка, так как по сию пору считал себя непревзойдённым специалистом по обработке рыбы.
Я отговаривал родителя – только что был опубликован грозный, карающий указ о финансовой и иной ответственности, толковал ему о том, что семья, слава Богу, при месте, от тайги питается мясом, рыбой, ягодами и орехами, мол, воздвиг досрочно Беломорканал и довольно с него трудовых подвигов, на что родитель ответствовал коротко и решительно: “Яйца курицу не учат!” И вскоре после моего отъезда из Сушкова подался-таки на руководящий пост.
Через год я получил от него письмо, которое начиналось словами: “Пишу письмо, – слеза катится…” По лирическому запеву послания не составляло труда заключить: папа опять проживает в “белом домике”. И снова – в который раз! – затерялся, запропал след родителя, оборвалась непрочная, всегда меня мучающая связь с нашей нескладной и неладной семьёй.
Лет десять спустя после встречи с отцом и семьёю в Сушкове попал я на Север по творческой командировке. На сей раз Бог меня миловал – в Игарке ничего не горело. Последний раз пожар в городе был неделю назад и уничтожил не что иное, как позарез мне нужное заведение – гостиницу. Местные газетчики поместили меня в пионерлагерь, располагавшийся на мысу Выделенном – самом сухом и высоком здесь месте, с которого отдувало комаров, и детишки спали в домиках без пологов.
Утром я пробудился по горну, дождался, когда смолкнет ребячий гвалт, и отправился умыться на Енисей. Вышел, гляжу – сидит на крашеной скамейке худенький быстроглазый парень с красивым живым лицом, в кепке-восьмиклинке и приветливо улыбается.
Я заозирался вокруг – никого нигде не было – и тогда изобразил ответную улыбку. Паренёк бросился мне на шею, сдавил её костлявыми руками и, как бабушка из Сисима десять лет назад, библейски возвестил:
– Я брат твой!
Коля был и остался заморышем-подростком, хотя уже сходил в армию, выслужился до старшего сержанта. Не видавший добра и ласки от родителей, он искал её у других людей. Где со слезами, где со смехом поведал он о том, как жили и росли они после моего приезда в Сушково.
Попав на руководящую должность, папа повёл бурный образ жизни, да такой, что и не пересказать, будто перед всемирным потопом куролесил, кутил и последнего разума решился.
Однажды поехал он на дальние тундровые озёра, на Пясину, где стояли рыболовецкие бригады, сплошь почти женские. Питаясь одной рыбой, они ждали денег и купонов на продукты, хлеб и муку. Но папа так люто загулял с ненцами по пути к озёрам, что забыл обо всяком народе, да и о себе тоже. Олени вытащили из тундры нарты к станку Плахино. На нартах, завернутый в сокуй и медвежью полость, обнаружился папа, чёрный весь с перепоя, заросший диким волосом, с обмороженными ушами и носом. За нартой развевались разноцветные ленточки, деньги из мешка и карманов рыбного начальника сорились. Ребята давай забавляться ленточками, подбрасывать, рвать их, но прибежала мачеха, завыла, стала рвать на себе волосы – ленточки те были продуктовыми талонами, деньги – зарплата рабочим-рыбакам».
(Виктор Астафьев, «Царь-Рыба»)
…Его «Царь-Рыбу», повесть, увидевшую свет в 1976 году, обязательно «проходили» в средних школах – «в режиме “внеклассного чтения”», галопом, но старшеклассники и абитуриенты ВУЗов в конце 1970–1980-х годах четко знали, что крупнейшим современным мастером художественного слова является их современник, писатель из Сибири, Виктор Астафьев. Уже тогда писали школьники сочинения по темам «Как автор относится к своим героям? (по рассказу В. П. Астафьева «Конь с розовой гривой»)» и «В чём истинная красота человека? (по рассказу В. Астафьева «Фотография, на которой меня нет»)».
Современные школяры должны быть готовы написать сочинения и посложнее: «Проблема уважительного отношения к памяти погибших на войне» или «Равнодушие и падение нравов на примере повести «Людочка»».
В 2024 году, 1 мая, исполняется 100 лет со дня рождения Виктора Петровича Астафьева.
…В 1942 году он ушёл добровольцем на фронт, отказавшись от брони, положенной ему, как железнодорожнику. С войны вернулся не только живым, но и «целым», отлежавшимся в госпитале после тяжелой контузии. На солдатской линялой гимнастёрке рядового запаса В. Астафьева был привинчен орден Красной звезды, позвякивали медали «За отвагу», «За освобождение Варшавы» и «За победу над Германией». Под руку демобилизованный после Победы В. Астафьев держал жену – рядовую Марию Семеновну Корякину…
Виктор Астафьев с 1951 года работал в редакции газеты «Чусовской рабочий». Именно в этой газете вышел первый рассказ будущего всемирно известного писателя, это был рассказ «Гражданский человек». Он продолжил писать и первая его книга «До будущей весны» вышла в Молотове в 1953 году.
В 1958 году вышли повесть «Перевал» и роман «Тают снега», в этом же году В. Астафьева приняли в Союз писателей СССР, с 1959 года он учился на Высших литературных курсах в Москве. После курсов он не остался в столице. В 1962 году В. Астафьев с семьей переехал в Пермь, в 1969 году в Вологду, а в 1980 году уехал на родину – в Красноярск.
Очень прямолинейный, обладающий не самым покладистым характером, Виктор Петрович Астафьев, всегда старался называть вещи своими именами. Он уже был всемирно признанным писателем, когда написал повесть «Царь-Рыба», превратившую его в «живого классика» советской литературы. Вот как отзывался сам о пути, проделанном «Царь-Рыбой» прежде, чем её стали «проходить» в школах:
«”Редактироваться”, это значит уродоваться, повесть начала ещё в редакции журнала “Наш современник”, где я состоял членом редколлегии. Журнал этот, перенявший большинство авторов разгромленного “Нового мира”, в ту пору удостаивался особого внимания бдительной цензуры, которая не уставала требовать от редакторов “тщательной работы с автором”».
«Сегодня почти дочитал твой роман “Печальный детектив” и до утра не мог уснуть – взбудораженный, восхищенный, ошарашенный и т.д. … Удивительно правдивое и на редкость ёмкое произведение –концентрат правды о нравах, о жизни, местами – прямо-таки воплей, по мощи равных крику Достоевского, обращенных к людям: что же вы делаете, проклятые!», – написал в письме Астафьеву Василь Быков.
Его самая страшная книга – о войне, это роман «Прокляты и убиты». Читатель, даже много читавший хорошей литературе о военном времени, этой книгой В. Астафьева был приведён в шоковое состояние. В прессе В. Астафьева даже окрестили «чёрным писателем». Чего больше в окопной правде – жизнеутверждающей силы или попрания всего человеческого в человеке?
…Все литературоведы и критики, изучающие творчество В. Астафьева, единодушны, что «окопная правда» и «деревенская проза» в произведениях писателя переплелись и стали неразрывны. Такое причудливое получилось переплетение, что порой писатель противоречил сам себе. Может быть, и так. Но чего не допускал в своё творчество Виктор Астафьев – так это злонамеренной лжи.
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького.
