«”Писатель может писать о чём угодно, он только не имеет права писать плохо”. К нам, советским писателям-немцам, это не относится…»
«…Когда она повязывала голову грубым платком, взор её упал на лавку около печи. На мгновение Дарья застыла, лавка была пуста… “Все же ушел, француз. Сколько волка ни корми...” – тихо, как бы про себя, произнесла она. Выходя из избы, она подумала, как далеко он сможет уйти, пока злая судьба не настигнет его. Но, открыв двери хлева, она встала как вкопанная. Хлев был убран и чисто выметен. Корова жевала солому, у кобылы ясли полны корма, а овцы весело хрустели сушёными стеблями лебеды. Француз подвязывал скособочившиеся ясли, которые уже давно ждали умелых хозяйских рук. На скрип двери француз испуганно оглянулся, видно не знал, что скажет хозяйка на его самовольные действия… Некоторое время оба молча стояли друг напротив друга. Потом она согласно махнула рукой –ладно! – и пошла в избу.
Вечером она дала французу штаны и рубашку из грубой самотканой материи, показала на обутки из простой невыделанной телячьей кожи – его-то сапоги обнажили зубы, как две голодные волчьи пасти – и повела его к низкому строению без дымохода в дальнем углу двора. Из низкой двери густо валил дым и пар. Рукой показала ему на вход. “Как вход в чистилище”, – подумал он, но здравый смысл человека говорил, что ничего плохого тут быть не может. За вечерней похлёбкой он сидел вместе со всеми за одним столом – высокий статный мужчина с чёрными усами и бородой, которую он немного подстриг, живыми выразительными глазами, густым слегка волнистым чубом и сильными работящими руками.
Дарья была практичной крестьянкой. Её как осенило – этот француз может помочь ей весной при посеве. В конце концов, пахать и сеять, всё же, не бабья работа.
Симон скоро понял, что хозяйка его не прогоняет, что она ждёт от него помощи и старался вовсю. За пять лет без мужика хозяйство Дарьи расшаталось: и телега, и плуг, и грабли, и забор – всё нуждалось в хозяйских заботливых руках. А француз оказался из тех мужиков, что любят своим рукам работу давать. Его раны вскоре зажили, силы прибавились и… после суровой зимы придёт, наконец, весна, а там лето.
* * *
Вечер. Симон чинит хомут. Дети спят на печи. Он отложил готовый хомут и стал стелить себе на лавке около печи. Дарья возится с посудой. Потом она быстрым движением сняла сарафан, задула лучину, подошла к лавке, взяла его за руку и потянула наверх к себе на печь. Он замешкался – только на мгновение – потом послушно последовал за ней на полати.
А по деревне ходили сплетни. Как же любят бабы почесать языком. Не умолкали ни у колодца, ни у калиток. Везде, где только встречались две – тут же один разговор про бессовестную Дарью и её француза…
Клавка с коромыслом на плечах скороговоркой орала: “Сучка! Приворожила она француза. Он бы в мою дверь постучался, моя изба прямо у дороги. Да эта…” – тут она сказала слово, написать которое не поднимается мое перо, – “перехватила его, к себе завлекла!”. Верка Зипуниха свояченице: “Посчастливилось дуре! Смотри, какой хозяин этот француз! Как он её хозяйство поправил. И красавец к тому же! Ну и что же, что чужой!”.
Однажды пришёл поп и мягко, вкрадчивым голосом увещевал: “Послушай-ка, Дарьюшка. Не следует христианину так-то жить. Надобно соблюсти правила церкви. Научи его по-нашему креститься и приходите в церковь – я вас повенчаю да благословлю. Принес`шь мне курочку-несушку или что ещё, и да благословит Вас Господь!”
* * *
Что было дальше? Симон показал себя настоящим хозяином и работящим крестьянином. Дарья помогала ему в этом. Родила она ему друг за другом трёх черноголовых здоровых сыновей, один лучше и крепче другого. Их чёрные глаза горели огнём! А смех зажигал весельем окружающих. Родители жили дружно, за что бы ни брались – всё им удавалось, всё ладилось! Два старших сына стали уважаемыми в деревне людьми. Они-то и построили тот большой дом на обочине дороги с двумя отдельными входами. Младший красавец-сын пошёл в армию, какая-то покровительница помогла ему поступить в военное училище. Отличился храбростью в боях за Севастополь и получил высокое офицерское звание.
Все они носили фамилию Симонихин – так поп при венчании записал их отца в церковной книге. Но в деревне их звали французами. Не дразня и не надсмехаясь, и потомки Симона на это не обижались.
А кто записал всё это на листки, которые нашёл на чердаке того большого дома Митроха – то нам неизвестно».
(Доминик Гольман, «Чужой»)
«Среди писателей популярен тезис: “Писатель может писать о чем угодно, он только не имеет права писать плохо”. К нам, советским писателям-немцам, это не относится. Целый ряд тем, которые доступны всем, для нас под запретом. В первую очередь, как это ни парадоксально, это тема Родины. Если лишить Расула Гамзатова его гор, он перестанет быть великим поэтом; если бы изгнать его из его родного Дагестана лет двадцать назад, вряд ли он стал бы тем, что он есть сейчас. Кажется, достаточно яркий пример, чтобы понять нас, насильственно изгнанных из родных мест. От того, что мы лишены своей Родины вот уже 25 лет, чувство любви к ней стало ещё острей, тоска по ней ещё больнее. Лучшие мои стихи посвящены родной Волге, однако на них безоговорочное “табу”.
Есть одна большая тема – Отечественная война. Я брался на неё, но осекся на первом же рассказе. Нельзя обойти в таких произведениях ту душевную травму, которая была нанесена нашим бойцам-немцам, честно сражавшимся на фронтах Отечественной войны, которым было отказано в доверии, и они были демобилизованы и отправлены на тыловые работы. Героически трудились и умирали советские немцы – мужчины и женщины – в лагерях для заключенных, в так называемых трудбатальонах. Им тогда говорили: “Вы трудитесь в тылу для фронта”. Сейчас эта тема для нас (только для нас!) под запретом.
Мне (и не только мне) такое положение больно и обидно, и я прошу Вас, уважаемый товарищ секретарь Центрального Комитета КПСС, воспринять моё письмо как исповедь души советского писателя и коммуниста, которому дороги судьбы советской культуры и литературы в целом, а потому и каждой национальной культуры и литературы в отдельности, в том числе и моей родной советско-немецкой культуры и литературы».
(Из письма писателя Доминика Гольмана секретарю ЦК КПСС Михаилу Суслову, 1966).
В 2024 году, 12 августа, исполняется 125 лет со дня рождения советского писателя Доминика Иосифовича Гольмана.
Доминик Гольман родился в городе Камышин Саратовской губернии (ныне Волгоградской области), в семье поволжских немцев, исповедовавшей католицизм. Об отце будущего писателя сведения отсутствуют, мать трудилась прачкой.
В Камышине же окончил двухгодичные учительские курсы. С 1916 года преподавал в немецких колониях Поволжья: Ротгамель (Памятное), Мариенфельд (Шпац, Новая Авилова, Новая Николаевка) и других, расположенных в то время в Камышинском уезде Саратовской губернии.
В трудовой биографии Доминика Гольмана – с 1929 года работал кассиром на железнодорожной станции Авилово (Каменский кантон Автономной Советской Социалистической Республики немцев Поволжья (АССР НП)). Позднее он вновь учительствовал в близлежащем селе Эрленбах (Ременное).
Заочно учился в Московском университете, в 1932–1935 годах – в Немецком педагогическом институте в городе Энгельс (до 1931 года – Покровск). Окончив этот вуз, там же преподавал.
Доминик Гольман занимался литературной работой, много переводил на немецкий язык для Немецкого государственного издательства в Энгельсе произведений русской классической и современной литературы. Постоянно изучавший историю немецкого языка, грамматику, фонетику, он стал автором учебника немецкой грамматики для средней школы.
С 1940 года (по другим данным, годом ранее) Доминик Гольман стал членом Союза советских писателей. Писал эссе и стихи на немецком языке, публиковал их в немецкоязычной периодической печати.
Как известно, с началом Великой Отечественной войны советские немцы в большинстве своём подверглись особым репрессиям: 25 августа 1941 года нарком НКВД СССР Л. П. Берия направил в ЦК ВКП(б) проект постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) о порядке переселения из Республики Немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей. После издания Указа Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» от 28 августа 1941 года была ликвидирована Автономная Республика немцев Поволжья и произведена тотальная депортация немцев из АССР. Немцам было отдано распоряжение в течение 24 часов подготовиться к переселению и с ограниченным количеством своего имущества прибыть в пункты сбора. Немецкие жители республики были вывезены в отдалённые районы Сибири, Казахстана и Средней Азии.
В последующие месяцы депортация коснулась почти всего немецкого населения, проживающего на территории Европейской России и Закавказья, не занятых вермахтом.
С начала 1942 года немецкие мужчины в возрасте от 15 до 55 лет и женщины от 16 до 45 лет, у которых дети старше трёх лет, были мобилизованы в так называемые «рабочие колонны», позже получившие название «трудармии».
В сентябре 1941 года Д. Гольман был депортирован в Сибирь. Его жена, три сына и две дочери также были депортированы. В 1942–1944 годах в рядах «трудармии» (Вятлаг) работал лесорубом, рыбаком, бухгалтером в колхозе. Позже был «актирован» (списан по акту) и «отпущен на поправку к семье», которая к этому времени была мобилизована на рыбный промысел и находилась на северном Енисее в станке Искуп, в поселке Верхнеимбатск Туруханского района Красноярского края.
«Уж день августовский синея,
Над гулкой рекой угасал.
У самой волны Енисея
Волжанин сидел и страдал.
Могуча река, беспокойна,
Величествен вид грозных скал.
А тихие заводи Волги
Волжанин, вздохнув, вспоминал…
Не бурей весенних невзгодий
Заброшен в Сибирский он край,
А злой преднамеренной волей.
Прошу тебя, не забывай!»
(1948, Искуп, Туруханский р-он, Красноярский край)
В 1953–1956 годах Доминик Гольман работал учителем немецкого языка в 7-летней школе Канского района Красноярского края. В конце 1955 года в СССР вступил в силу Указ «О снятии ограничений в правовом положении немцев и членов их семей, находящихся на спецпоселении». С этого времени на руководящие посты и в контролирующие органы в населённых пунктах компактного проживания переселённых немцев стали назначать граждан СССР немецкой национальности. Вскоре Доминик Гольман стал доцентом, старшим преподавателем в Сибирском технологическом институте (ныне – Сибирский государственный технологический университет).
В 1957 году писатель направил первое письмо советскому правительству, в котором заявил о бесправном положении немцев в СССР. Таких писем впоследствии он написал не менее двух десятков. До конца жизни он боролся за реабилитацию российских немцев, за преподавание немецкого языка как родного, участвовал в 1-й и 2-й делегациях советских немцев (1965), активно поддерживал деятельность общества «Видергебурт» («Возрождение»). Именно Д. Гольман стал инициатором проведения в Красноярске первого в послевоенное время семинара российских немецких писателей (1962). Награждён Орденом Дружбы народов (1970).
Д. Гольман – автор книг: «Kern des Lebens» («Суть жизни», М., 1973), «Menschenschicksale» («Судьбы людские», Алма-Ата, 1974), «Stürmisch war die Nacht» (Рассказы, Алма-Ата, 1981) и др. Им написано около 600 стихотворений; некоторые из них положены на музыку (в т. ч. «Wiegenlied einer sowjetdeutschen Mutter», музыка Д. Франца; «Olga von der Wolga», музыка Ф. Дортмана), семь повестей и романов, более 200 рассказов, более 100 публицистических и литературно-критических статей и портретов российско-немецких литераторов. В совершенстве владея литературным немецким языком, Д. Гольман хорошо знал и диалектную речь, употреблял её как стилистический приёем в своих рассказах. Его очерки, стихи, одноактные пьесы, скетчи, шванки и статьи в 1955–1990 годах публиковались на страницах немецкоязычной периодики в СССР (в т. ч. в газете «Нойес Лебен»), в литературных сборниках (на немецком языке, а также в русском переводе). В 1988 году в Алма-Ате издан сборник «Lesebuch», в который вошли его лучшие прозаические и поэтические произведения, в т. ч. отрывок из романа «Gesprengte Fesseln» («Разорванные путы») о судьбе немецкого крестьянского парня, пришедшего к большевикам. Согласно данным «Энциклопедии немцев России», неопубликованные стихи Д. Гольмана изданы его дочерью И. Бендер и внуком Р. Бендером (живут в Германии): «Ich schenk dir, Heimat, meine Lieder. Gedichte» (Камышин, 1998). Ими же издана проза в двух томах (Ausgewählte Prosa, Kamyschin, 1999, Bd. I; Kamyschin, 2001, Bd. II).
…В 1978 году 80-летний писатель вернулся на родину, в Камышин, где и умер в 1990 году. В 1980-е годы при его непосредственном участии в Камышине был создан клуб «Нойес Лебен» («Neues Leben» – «Новая жизнь»).
В Краеведческом музее Камышина существует постоянно действующая экспозиция «Доминик Гольман – немецкий сын России». Здешняя «изюминка – личный секретер писателя, старинный предмет мебели с особой дверцей, в горизонтальном положении служившей письменным столом.
На территории природного парка «Щербаковский» в селе Нижняя Добринка Камышинского района несколько лет назад открылся музей «Традиции и быт поселений немцев Поволжья», где экспозиция, посвященная Д. Гольману, занимает одно из центральных мест.
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
Вечером она дала французу штаны и рубашку из грубой самотканой материи, показала на обутки из простой невыделанной телячьей кожи – его-то сапоги обнажили зубы, как две голодные волчьи пасти – и повела его к низкому строению без дымохода в дальнем углу двора. Из низкой двери густо валил дым и пар. Рукой показала ему на вход. “Как вход в чистилище”, – подумал он, но здравый смысл человека говорил, что ничего плохого тут быть не может. За вечерней похлёбкой он сидел вместе со всеми за одним столом – высокий статный мужчина с чёрными усами и бородой, которую он немного подстриг, живыми выразительными глазами, густым слегка волнистым чубом и сильными работящими руками.
Дарья была практичной крестьянкой. Её как осенило – этот француз может помочь ей весной при посеве. В конце концов, пахать и сеять, всё же, не бабья работа.
Симон скоро понял, что хозяйка его не прогоняет, что она ждёт от него помощи и старался вовсю. За пять лет без мужика хозяйство Дарьи расшаталось: и телега, и плуг, и грабли, и забор – всё нуждалось в хозяйских заботливых руках. А француз оказался из тех мужиков, что любят своим рукам работу давать. Его раны вскоре зажили, силы прибавились и… после суровой зимы придёт, наконец, весна, а там лето.
* * *
Вечер. Симон чинит хомут. Дети спят на печи. Он отложил готовый хомут и стал стелить себе на лавке около печи. Дарья возится с посудой. Потом она быстрым движением сняла сарафан, задула лучину, подошла к лавке, взяла его за руку и потянула наверх к себе на печь. Он замешкался – только на мгновение – потом послушно последовал за ней на полати.
А по деревне ходили сплетни. Как же любят бабы почесать языком. Не умолкали ни у колодца, ни у калиток. Везде, где только встречались две – тут же один разговор про бессовестную Дарью и её француза…
Клавка с коромыслом на плечах скороговоркой орала: “Сучка! Приворожила она француза. Он бы в мою дверь постучался, моя изба прямо у дороги. Да эта…” – тут она сказала слово, написать которое не поднимается мое перо, – “перехватила его, к себе завлекла!”. Верка Зипуниха свояченице: “Посчастливилось дуре! Смотри, какой хозяин этот француз! Как он её хозяйство поправил. И красавец к тому же! Ну и что же, что чужой!”.
Однажды пришёл поп и мягко, вкрадчивым голосом увещевал: “Послушай-ка, Дарьюшка. Не следует христианину так-то жить. Надобно соблюсти правила церкви. Научи его по-нашему креститься и приходите в церковь – я вас повенчаю да благословлю. Принес`шь мне курочку-несушку или что ещё, и да благословит Вас Господь!”
* * *
Что было дальше? Симон показал себя настоящим хозяином и работящим крестьянином. Дарья помогала ему в этом. Родила она ему друг за другом трёх черноголовых здоровых сыновей, один лучше и крепче другого. Их чёрные глаза горели огнём! А смех зажигал весельем окружающих. Родители жили дружно, за что бы ни брались – всё им удавалось, всё ладилось! Два старших сына стали уважаемыми в деревне людьми. Они-то и построили тот большой дом на обочине дороги с двумя отдельными входами. Младший красавец-сын пошёл в армию, какая-то покровительница помогла ему поступить в военное училище. Отличился храбростью в боях за Севастополь и получил высокое офицерское звание.
Все они носили фамилию Симонихин – так поп при венчании записал их отца в церковной книге. Но в деревне их звали французами. Не дразня и не надсмехаясь, и потомки Симона на это не обижались.
А кто записал всё это на листки, которые нашёл на чердаке того большого дома Митроха – то нам неизвестно».
(Доминик Гольман, «Чужой»)
«Среди писателей популярен тезис: “Писатель может писать о чем угодно, он только не имеет права писать плохо”. К нам, советским писателям-немцам, это не относится. Целый ряд тем, которые доступны всем, для нас под запретом. В первую очередь, как это ни парадоксально, это тема Родины. Если лишить Расула Гамзатова его гор, он перестанет быть великим поэтом; если бы изгнать его из его родного Дагестана лет двадцать назад, вряд ли он стал бы тем, что он есть сейчас. Кажется, достаточно яркий пример, чтобы понять нас, насильственно изгнанных из родных мест. От того, что мы лишены своей Родины вот уже 25 лет, чувство любви к ней стало ещё острей, тоска по ней ещё больнее. Лучшие мои стихи посвящены родной Волге, однако на них безоговорочное “табу”.
Есть одна большая тема – Отечественная война. Я брался на неё, но осекся на первом же рассказе. Нельзя обойти в таких произведениях ту душевную травму, которая была нанесена нашим бойцам-немцам, честно сражавшимся на фронтах Отечественной войны, которым было отказано в доверии, и они были демобилизованы и отправлены на тыловые работы. Героически трудились и умирали советские немцы – мужчины и женщины – в лагерях для заключенных, в так называемых трудбатальонах. Им тогда говорили: “Вы трудитесь в тылу для фронта”. Сейчас эта тема для нас (только для нас!) под запретом.
Мне (и не только мне) такое положение больно и обидно, и я прошу Вас, уважаемый товарищ секретарь Центрального Комитета КПСС, воспринять моё письмо как исповедь души советского писателя и коммуниста, которому дороги судьбы советской культуры и литературы в целом, а потому и каждой национальной культуры и литературы в отдельности, в том числе и моей родной советско-немецкой культуры и литературы».
(Из письма писателя Доминика Гольмана секретарю ЦК КПСС Михаилу Суслову, 1966).
В 2024 году, 12 августа, исполняется 125 лет со дня рождения советского писателя Доминика Иосифовича Гольмана.
Доминик Гольман родился в городе Камышин Саратовской губернии (ныне Волгоградской области), в семье поволжских немцев, исповедовавшей католицизм. Об отце будущего писателя сведения отсутствуют, мать трудилась прачкой.
В Камышине же окончил двухгодичные учительские курсы. С 1916 года преподавал в немецких колониях Поволжья: Ротгамель (Памятное), Мариенфельд (Шпац, Новая Авилова, Новая Николаевка) и других, расположенных в то время в Камышинском уезде Саратовской губернии.
В трудовой биографии Доминика Гольмана – с 1929 года работал кассиром на железнодорожной станции Авилово (Каменский кантон Автономной Советской Социалистической Республики немцев Поволжья (АССР НП)). Позднее он вновь учительствовал в близлежащем селе Эрленбах (Ременное).
Заочно учился в Московском университете, в 1932–1935 годах – в Немецком педагогическом институте в городе Энгельс (до 1931 года – Покровск). Окончив этот вуз, там же преподавал.
Доминик Гольман занимался литературной работой, много переводил на немецкий язык для Немецкого государственного издательства в Энгельсе произведений русской классической и современной литературы. Постоянно изучавший историю немецкого языка, грамматику, фонетику, он стал автором учебника немецкой грамматики для средней школы.
С 1940 года (по другим данным, годом ранее) Доминик Гольман стал членом Союза советских писателей. Писал эссе и стихи на немецком языке, публиковал их в немецкоязычной периодической печати.
Как известно, с началом Великой Отечественной войны советские немцы в большинстве своём подверглись особым репрессиям: 25 августа 1941 года нарком НКВД СССР Л. П. Берия направил в ЦК ВКП(б) проект постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) о порядке переселения из Республики Немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей. После издания Указа Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» от 28 августа 1941 года была ликвидирована Автономная Республика немцев Поволжья и произведена тотальная депортация немцев из АССР. Немцам было отдано распоряжение в течение 24 часов подготовиться к переселению и с ограниченным количеством своего имущества прибыть в пункты сбора. Немецкие жители республики были вывезены в отдалённые районы Сибири, Казахстана и Средней Азии.
В последующие месяцы депортация коснулась почти всего немецкого населения, проживающего на территории Европейской России и Закавказья, не занятых вермахтом.
С начала 1942 года немецкие мужчины в возрасте от 15 до 55 лет и женщины от 16 до 45 лет, у которых дети старше трёх лет, были мобилизованы в так называемые «рабочие колонны», позже получившие название «трудармии».
В сентябре 1941 года Д. Гольман был депортирован в Сибирь. Его жена, три сына и две дочери также были депортированы. В 1942–1944 годах в рядах «трудармии» (Вятлаг) работал лесорубом, рыбаком, бухгалтером в колхозе. Позже был «актирован» (списан по акту) и «отпущен на поправку к семье», которая к этому времени была мобилизована на рыбный промысел и находилась на северном Енисее в станке Искуп, в поселке Верхнеимбатск Туруханского района Красноярского края.
«Уж день августовский синея,
Над гулкой рекой угасал.
У самой волны Енисея
Волжанин сидел и страдал.
Могуча река, беспокойна,
Величествен вид грозных скал.
А тихие заводи Волги
Волжанин, вздохнув, вспоминал…
Не бурей весенних невзгодий
Заброшен в Сибирский он край,
А злой преднамеренной волей.
Прошу тебя, не забывай!»
(1948, Искуп, Туруханский р-он, Красноярский край)
В 1953–1956 годах Доминик Гольман работал учителем немецкого языка в 7-летней школе Канского района Красноярского края. В конце 1955 года в СССР вступил в силу Указ «О снятии ограничений в правовом положении немцев и членов их семей, находящихся на спецпоселении». С этого времени на руководящие посты и в контролирующие органы в населённых пунктах компактного проживания переселённых немцев стали назначать граждан СССР немецкой национальности. Вскоре Доминик Гольман стал доцентом, старшим преподавателем в Сибирском технологическом институте (ныне – Сибирский государственный технологический университет).
В 1957 году писатель направил первое письмо советскому правительству, в котором заявил о бесправном положении немцев в СССР. Таких писем впоследствии он написал не менее двух десятков. До конца жизни он боролся за реабилитацию российских немцев, за преподавание немецкого языка как родного, участвовал в 1-й и 2-й делегациях советских немцев (1965), активно поддерживал деятельность общества «Видергебурт» («Возрождение»). Именно Д. Гольман стал инициатором проведения в Красноярске первого в послевоенное время семинара российских немецких писателей (1962). Награждён Орденом Дружбы народов (1970).
Д. Гольман – автор книг: «Kern des Lebens» («Суть жизни», М., 1973), «Menschenschicksale» («Судьбы людские», Алма-Ата, 1974), «Stürmisch war die Nacht» (Рассказы, Алма-Ата, 1981) и др. Им написано около 600 стихотворений; некоторые из них положены на музыку (в т. ч. «Wiegenlied einer sowjetdeutschen Mutter», музыка Д. Франца; «Olga von der Wolga», музыка Ф. Дортмана), семь повестей и романов, более 200 рассказов, более 100 публицистических и литературно-критических статей и портретов российско-немецких литераторов. В совершенстве владея литературным немецким языком, Д. Гольман хорошо знал и диалектную речь, употреблял её как стилистический приёем в своих рассказах. Его очерки, стихи, одноактные пьесы, скетчи, шванки и статьи в 1955–1990 годах публиковались на страницах немецкоязычной периодики в СССР (в т. ч. в газете «Нойес Лебен»), в литературных сборниках (на немецком языке, а также в русском переводе). В 1988 году в Алма-Ате издан сборник «Lesebuch», в который вошли его лучшие прозаические и поэтические произведения, в т. ч. отрывок из романа «Gesprengte Fesseln» («Разорванные путы») о судьбе немецкого крестьянского парня, пришедшего к большевикам. Согласно данным «Энциклопедии немцев России», неопубликованные стихи Д. Гольмана изданы его дочерью И. Бендер и внуком Р. Бендером (живут в Германии): «Ich schenk dir, Heimat, meine Lieder. Gedichte» (Камышин, 1998). Ими же издана проза в двух томах (Ausgewählte Prosa, Kamyschin, 1999, Bd. I; Kamyschin, 2001, Bd. II).
…В 1978 году 80-летний писатель вернулся на родину, в Камышин, где и умер в 1990 году. В 1980-е годы при его непосредственном участии в Камышине был создан клуб «Нойес Лебен» («Neues Leben» – «Новая жизнь»).
В Краеведческом музее Камышина существует постоянно действующая экспозиция «Доминик Гольман – немецкий сын России». Здешняя «изюминка – личный секретер писателя, старинный предмет мебели с особой дверцей, в горизонтальном положении служившей письменным столом.
На территории природного парка «Щербаковский» в селе Нижняя Добринка Камышинского района несколько лет назад открылся музей «Традиции и быт поселений немцев Поволжья», где экспозиция, посвященная Д. Гольману, занимает одно из центральных мест.
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
