Когда отдельные судьбы становятся достоянием многих…
«…Хорошо, сноровисто шла лодка, долбленная из ствола могучего тополя. Надежно держалась она и на прямой и на боковой волне, легко повинуясь рулю.
Посасывая всё ту же уже угасшую трубку, старик Орган испытывал удовольствие от прочного хода лодки и в душе чувствовал себя так, точно бы он сам был лодкой, идущей по студёному морю в полборта осадки на воде; будто то сам он плыл по раздолью морскому, под ровный скрип уключин и мерные взмахи вёсел; будто то он сам двигался, прорезая килем, как собственной грудью, упругость встречных волн, слегка покачиваясь от ударов и толчков воды. Это ощущение полной слитности с движением лодки вызывало в нём странное раздумье. Доволен он был лодкой, очень даже, ведь сам стругал и долбил; тополь свалили сообща, одному да и четверым такое не под силу, а работал сам – три лета сушил и рубил и уже тогда знал: выйдет лучший каяк из всех сработанных им на его веку. Но, думая об этом, огорчался невольно: а что, если это последний в его жизни? Ещё бы пожить. Ещё походить бы за добычей по морю, ещё пару каяков состругать бы, пока зрение есть, пока чутье не утратил.
И, думая так, он разговаривал мысленно с лодкой. “Я люблю тебя и верю тебе, брат мой каяк, – говорил он лодке. – Ты знаешь язык моря, ты знаешь повадки волн, в том твоя сила. Ты достойный каяк, лучший среди всех, соструганных мною. Ты большой каяк – два лахтака и ещё нерпа вмещаются в тебя. Ты приносишь удачу нам. Поэтому я уважаю тебя. Мы все тебя любим, когда тебе тяжко от добычи нашей, когда возвращаешься ты к берегу, проседая до краев и даже зачерпывая воду. Вот тогда все выбегают, к берегу встречать тебя, брат мой каяк!
Если я умру, ходи долго, ходи далеко по богатым добычей местам. Если я умру, плавай по морю с молодыми и сильными охотниками. Если я умру, служи им, как служишь мне. И дождись, брат мой каяк, чтобы и этот отпрыск наш, что вон сидит на носу, головой крутит, едва терпит, – была бы не вода, а твердь, побежал бы он сейчас на большую охоту, сам один управляться с делами, так ему кажется, – дождись, брат мой каяк, чтобы и этот подрос, чтобы и он плавал с тобой далеко и близко. А сегодня он с нами впервые в море. Так надо. Пусть привыкает. Мы уйдём, а ему ещё оставаться долгие годы. Удастся в отца, в Эмрайина, значит, будет толковый человек. Не пустобрёх какой-нибудь. Эмрайин, пожалуй, лучший охотник среди нынешних. Крепкий парень, дельный. Когда-то и я был таким. В самой силе. Женщины меня любили тогда. А я-то думал – век нескончаем. Только поздно узнаешь, что это не так. А молодые знать не хотят. Вот Эмрайин и Мылгун наверняка ещё не думают. Ну да ладно. Узнают ещё. А гребут они хорошо, ухватисто. Мылгун под стать Эмрайину. Надёжная, выносливая пара. Лодка вроде сама по себе играючи плывёт. Но это так кажется. По морю ведь на руках ходишь. А впереди – грести и грести! Сегодня, почитай, до самой темноты плыть, пока доберёшься до Третьего сосца. И завтра весь день в обратный путь. С утра и весь день. Подменять буду то одного, то другого, однако тяжелое это дело – переболтать вёслами целое море. А вернемся с добычей, праздник устроим.
Ты слышишь, ты понимаешь меня, брат мой каяк? Ты доставишь нас на острова, к Трём сосцам, к месту большой охоты. Для того и плывём. Там, на лежбищах, на берегу, встретим нерпу. Скоро окот, нерпа в стада собирается на островах.
Ты меня понимаешь, брат мой каяк? Ты-то меня понимаешь. Я с тобой начал говорить, когда ты ещё не знал моря, когда ты ещё жил во чреве великого тополя в лесу. Я освободил тебя из чрева дерева, и теперь мы плывём.
А когда не станет меня, не забывай обо мне, брат мой каяк. Помни, когда будешь плавать по морю…”»
(Чингиз Айтматов, «Пегий пёс, бегущий краем моря»)
…Чингиз Айтматов стал третьим. Дышит в затылок Льву Толстому, пристроившемуся за спиной Уильяма Шекспира. Оговоримся: так выглядит ТОП-3 среди литераторов всех времён и народов по числу переводов на иностранные языки по версии «Российской газеты». По данным ЮНЕСКО, возможно, уже устаревшим, в десятке наиболее переводимых авторов несколько другие имена.
Но не суть важно: произведения Чингиза Айтматова переведены уже в 157 странах. Если кто скажет, что этого мало, тот лукавит.
В 2023 году, 12 декабря, исполняется 95 лет со дня рождения писателя Чингиза Торекуловича Айтматова.
Пять лет назад в Москве открыли памятник Чингизу Айтматову, монумент установлен в сквере, носящем его имя. В память о писателе в городах Кыргызстана, России и других стран названы улицы, парки, учреждения культуры. По сути, абсолютно «советский продукт», сформировавшийся как писатель во времена СССР, писавший в русле «социалистического реализма», – если только есть на самом деле такой художественный метод, – Ч. Айтматов высоко-высоко приподнялся над существовавшими шаблонами, что сделало его одним из самых востребованных писателей не только в нашей стране, но и за рубежом. Ставший классиком ещё при жизни, Чингиз Айтматов не только избежал обычных по тем временам «перестроечных» «развенчаний и низвержений», но, напротив, переоценка его творчества движется только в сторону увеличения «цены». «Бронза» Ч. Айтматова, ещё не успевшая покрыться благородной зеленью, «рискует» на поверку оказаться настоящим «золотом».
Очень любопытно было ознакомится с книгой друга писателя Осмонакуна Ибрагимова с исчерпывающим названием «Последний писатель империи» – о жизни и творчестве Чингиза Айтматова. Её издали в Астане в 2018 году, издательство «Гылым» («Наука»).
Автор представляет писателя, как человека, чья личная судьба и литературное творчество, даже политические взгляды и социальные воззрения оказались тесно связанными с прошлым ХХ веком, с историей огромной державы Советским Союзом. Действительно, насыщенная самыми разными событиями жизнь и непростая личная судьба этого выдающегося человека так наглядно отражают все драматические перипетии истории и Советского Союза, и Кыргызстана.
«Нынешние поколения не всегда точно представляют, что за обществом был Советский Союз и какими мыслями и чувствами жили граждане этой страны. Между тем, лучшие вещи Айтматова посвящены именно этому», – отмечает Ибраимов.
Чингиз Айтматов – из тех, про которых говорят «человек-эпоха». Книги писателя «Первый учитель», «Джамиля», «Материнское поле», «Белый пароход», «И дольше века длится день» (он же «Буранный полустанок»), «Плаха», «Когда падают горы» – это не просто литературные произведения, сделавшие их автора знаменитым и уважаемым человеком; это вечный поиск гармонии, путей примирения прошлого и будущего, державного и национального. Эта гармония и это примирение необходимы, чтобы не превратиться в манкуртов.
Творчество Чингиза Айтматова, по его собственному признанию, всегда опиралось на национальные предания, легенды притчи. Именно эта «фантастика» питала реализм произведений писателя, и недаром страшный образ и термин «манкурт» – бездушный слеповерящий хозяину раб без памяти о прошлом – получил широкую известность по всему миру.
Для самого Чингиза Айтматова Советский Союз был Родиной. Его личная драма состояла в том, что эта его, несомненно, любимая Родина, давшая ему столь много, в своё время отняла у него отца: Торекул Айтматов, партработник, в 1937 году был арестован, а в 1938 году расстрелян.
Чингиз Торекулович не стал диссидентом, и если Ч. Айтматов и находился в оппозиции, то это была оппозиция самого к себе, как и подобает крупному мастеру. А непримиримая «нелюбовь» к автократии проявилась у писателя в аллюзиях и иносказаниях.
Но будет большой ошибкой специально выискивать в произведениях Ч. Айтматова крупицы этого неприятия: оно не «закодировано» в тексте, оно плоть от плоти текста. Советские литературоведы не вводили в заблуждение читателей, когда утверждали, что писатель с самых первых своих произведений «поднимал сложные проблемы бытия», «изображал непростые, ситуации, в которых оказываются люди». Эти люди – герои Ч. Айтматова, – сильные, чистые и честные, но на их пути вставали сильные противники – «блюстители старых нравов», самодуры-деспоты, «свинцовые бюрократы». Писатель вёл своих героев вперёд и сам шёл вместе с ними. Проблемы героев росли и ширились, а сам Ч. Айтматов вырос до писателя планетарного масштаба, чьи гражданские интересы не ограничивались даже Землёй…
Ч. Айтматов писал на русском и киргизском языках. Печататься он начал с 1952 года. Мировое признание пришло к Ч. Айтматову в 1958 году, после выхода в свет повести «Джамиля». Произведение впервые перевели на немецкий и французский языки, хотя поначалу историю о любви и свободе выбора на родине хотели запретить – «Как это так, вы что проповедуете? При живом муже, который на фронте, она бросает его и уходит с пришлым. Такого не может быть». Ч. Айтматова отстояли его коллеги – писатели Мухтар Ауэзов, Александр Твардовский, Луи Арагон. «Вопрос же стоял запретить писать Айтматову вообще», – рассказал режиссёр фильма «Шамбала» по повести Чингиза Айтматова «Белый Пароход» Артыкбай Суюндуков.
Одно из последних произведений – роман «Когда падают горы (Вечная невеста)», был издан в Москве в 2006 году. Произведения Ч. Айтматова экранизированы в разных странах – существует не один десяток фильмов, а также театральных постановок.
Писатель скончался 10 июня 2008 года в баварском Нюрнберге, где проходил реабилитацию после тяжелой формы воспаления легких. Похоронен на мемориальном кладбище «Ата-Беит» в селе Чон-Таш в окрестностях Бишкека.
На последнем году жизни писателя турецкое правительство инициировало вопрос о присуждении Ч. Айтматову Нобелевской премии, как «крупнейшему тюркоязычному писателю современности». Лауреат высших премий времён СССР и престижнейших премий постсоветского времени, в том числе, международных, Ч. Айтматов «нобелевку» получить не успел. Но его заслуг этот факт не уменьшил ни на йоту.
Вот только несколько фраз из тех россыпей, которые Чингиз Торекулович Айтматов оставил в наследство людям Земли:
«Дед говорит, что если люди не будут помнить отцов, то они испортятся. Дед говорит, что тогда никто не будет стыдиться плохих дел, потому что дети и дети детей о них не будут помнить. И никто не будет делать хорошие дела, потому что всё равно дети об этом не будут знать…» («Белый пароход», 1970)
«Бывают отдельные случаи, отдельные судьбы людей, которые становятся достоянием многих, ибо цена того урока настолько высока, так много вмещает в себя та история, что то, что было пережито одним человеком, как бы распространяется на всех, живших в то время, и даже на тех, кто придёт следом много позже…» («И дольше века длится день», 1980)
«Родину невозможно унести, можно унести только тоску, если бы родину можно было перетаскивать с собой, как мешок, то цена ей была бы грош…» («Плаха», 1986)
Какой, чей: киргизский или российский писатель больше Чингиз Торекулович Айтматов – вопрос не просто праздный, но и несколько нелепый. Ч. Айтматов, владевший в общепринятом понимании всего двумя языками – киргизским и русским (по его словам, на каждом из них он свободно мог не только писать, но и думать), если уж на то пошло, в какой-то степени понимал языки не только людей всего мира, но и язык животных... Ведь конь Гульсары, верблюд Каранар, безымянная лисица, бегущая по рельсам, волчица Акбара, – полноценные герои его повестей и романов. Национальная принадлежность писателя важна для энциклопедий, а точку в этом вопросе можно поставить таким фактом: в 1960-е годы в Европе родители называли дочерей Джамилями, сыновей – Даниярами: повесть «Джамиля» Ч. Айтматов опубликовал в 1958 году…
«Универсализм его писательского языка, знаменитый “панмонголизм” – одно из самых ярких свойств его литературного дара. Как русскоязычный писатель, он был близок всем, кто на этом языке читал и писал, а как тюркоязычный – являлся общей гордостью десятков народов этого культурно-языкового ареала, – писал Осмонакун Ибрагимов в книге «Чингиз Айтматов», вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей». – А потом наступила новая эпоха – эпоха постсоветская, и всё стало круто меняться. Естественно, задели эти перемены и Чингиза Айтматова, прежде всего Айтматова-художника. Или, вернее сказать, изменилось его положение в читательской аудитории, кумиром для которой он оставался долгие десятилетия. Автор “Джамили”, “Белого парохода”, романов “И дольше века длится день|, “Плаха” и иных книг, издававшихся миллионными тиражами на самых разных языках мира, начал терять своих бесчисленных читателей. Теперь их разделяли границы, блокпосты, которые писатель искренне ненавидел и открыто презирал.
Иллюзий у Айтматова не было – он остро видел язвы системы, потому и стал не только приверженцем, но и деятельным участником горбачёвских реформ. Но крушения страны под названием Советский Союз не предполагал и уж точно к тому не призывал. И когда она на его глазах развалилась, он, похоже, на какое-то время растерялся, замолчал как художник. Да и как человеку, не отделявшему свои надежды и искания от надежд общества – а именно таким он был с молодых лет – ему приходилось нелегко. Он буквально метался между новыми независимыми странами-государствами. Киргизский дипломат, представляющий свою маленькую республику в Европе, он жил в Брюсселе, но часто наезжал в Москву, бывал в Алма-Ате и Астане, в Стамбуле и Баку. И всё же волей-неволей ему приходилось осознавать то, что его Союза, его большой страны больше нет. Нет и той огромной читательской аудитории, какая у него была раньше. И стало быть, гражданин мира, художник, принадлежащий всем, кто его знал, читал, перечитывал и преклонялся перед его талантом – тоже уходящая натура?..».
«Кыргызстан, его “малая” родина, оторвался от державы, которую он считал своей, родной, отделился от Союза одним из первых, а Россия, другие тринадцать республик с их многомиллионными преданными читателями стали для Айтматова уже “зарубежьем”, пусть и “близким”. Таким образом, новые реалии жизни и истории оказались для него совершенно неумолимыми. Пришлось всё-таки примириться с произошедшим и, в конце концов, пришвартовываться к берегу родному. А писателю имперскому, каким справедливо охарактеризовал Айтматова один русский критик, Кыргызстан действительно был слишком малой площадкой, слишком узкой и тесной аудиторией. …Так закончил свой путь последний писатель Империи, истинный патриот кыргызской земли, философ и гуманист, певец и самый глубокий печальник ушедшей эпохи…»
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
