«Счастливый билет» Бориса Васильева
«Только в конце ноября в 9 “Б” ворвался красавец Юра из 10 “А”. Ворвался, оставив распахнутой дверь и не обратив внимания на доброго Семена Исааковича, обвёл расширенными глазами изумленный класс и отчаянно выкрикнул:
– Леонид Сергеевич вернулся домой!..
Все молчали. Искра медленно начала вставать, когда закричал Жорка Ландыс. Он кричал дико, громко, на одной ноте и изо всех сил бил кулаками по парте. Артём хватал его за руки, за плечи, а Жорка вырывался и кричал; Все повскакали с мест, о чём-то кричали, расспрашивали Юрку, плакали, и никто уже не обращал внимания на старого учителя. А математик сидел за столом, качал лысой головой, вытирал слёзы большим носовым платком и горестно шептал:
– Боже мой! Боже мой! Боже мой!
Ландыса кое-как успокоили. Он сидел за партой, стуча зубами, и машинально растирал разбитые в кровь кулаки. Лена что-то говорила ему, а Пашка стоял рядом, держа обеими руками железную кружку с водой. С ручки свисала цепочка. Пашка оторвал кружку от бачка в коридоре.
– Тихо! – вдруг крикнул Артём, хотя шум уже стих, только плакали да шептались. – Пошли. Мы должны быть настоящими. Настоящими, слышите?
– Куда? – шёпотом спросила Зина, прекрасно понимая, о чём сказал Артем: просто ей стало очень страшно.
– К нему. К Леониду Сергеевичу Люберецкому. Сколько раз они приближались к этому дому с замершими навеки шторами! Сколько раз им приходилось собирать всю свою волю для последнего шага, сколько раз они беспомощно топтались перед дверью, бессознательно уступая первенство Искре! Но сегодня первым шёл Артём, а перед дверью остановилась Искра.
– Стойте! Нам нельзя идти. Мы даже не знаем, где тётя Вики. Что мы скажем, если он спросит?
– Вот это и скажем, – обронил Артем и нажал кнопку звонка.
– Ну, Артём, ты железный, – вздохнул Пашка. Никто не открыл дверь, никто не отозвался, и Артём не стал ещё раз звонить. Вошёл в дом, и все пошли следом. Шторы были опущены, и поэтому они не сразу заметили Люберецкого. Он сидел в столовой, ссутулившись, положив перед собой крепко сцепленные руки. Когда они вразнобой поздоровались с ним, он поднял голову, обвёл их напряженным, припоминающим взглядом, задержался на Искре, кивнул. И опять уставился мимо них, в пространство.
– Мы друзья Вики, – тихо сказала Искра, с трудом выговорив имя.
Он коротко кивнул, но, кажется, не расслышал или не понял. Искра с отчаянием посмотрела на ребят.
– Мы хотели рассказать. Мы до последнего дня были вместе. А в воскресенье ездили в Сосновку.
Нет, он их не слышал. Он слушал себя, родные голоса, звучащие в нём, свои воспоминания, какие-то отрывочные фразы, отдельные слова, которые теперь помнил только он один. И ребята совсем не мешали ему: наоборот, он испытывал тёплое чувство оттого, что они не забыли его Вику, что пришли, что готовы что-то рассказать. Но сегодня ему не нужны были их рассказы: ему пока хватало той Вики, которую он знал.
А ребятам стало не по себе, словно они проявили какую-то чудовищную бестактность и теперь хозяин лишь из вежливости терпит их присутствие. Им хотелось уйти, но уйти вот так, вдруг, ничего не рассказав и ничего не услышав, было невозможно, и они только растерянно переглядывались.
– Вы были на кладбище? – спросил Артем. Он спросил резко, и Искру покоробило от его несдержанности. Но именно этот тон вывел Леонида Сергеевича из странной прострации.
– Да. Ограда голубая. Цветы. Куст хороший. Птицы склюют.
– Склюют, – подтвердил Жорка и снова принялся тереть свои распухшие кулаки.
Голос у Люберецкого был сдавленным и бесцветным, говорил он отрывисто и, сказав, вновь тяжело замолчал.
– Уходить надо, – шепнул Валька. – Мешаем. Артём зло глянул на него, глубоко вздохнул и решительно шагнул к Люберецкому. Положил руку ему на плечо, встряхнул:
– Послушайте, это… нельзя так! Нельзя! Вика вас другим любила. И это… мы тоже. Нельзя так.
– Что? – Люберецкий медленно огляделся. – Да, все не так. Все не так.
– Не так?
Артём в сумраке столовой прошёл к зашторенным окнам, нашёл шнуры, потянул. Шторы разъехались, свет рванулся в комнату, а Артём оглянулся на Люберецкого.
– Идите сюда, Леонид Сергеевич. Люберецкий не шевельнулся.
– Идите, говорю! Пашка, помоги ему.
Но Люберецкий встал сам. Шаркая, прошёл к окну.
– Смотрите. Все бы здесь и не уместились. За окном под тяжёлым мокрым снегом стоял 9 “Б”. Стоял неподвижно, весь белый от хлопьев, и только Вовик Храмов топтался на месте: видно, ноги мёрзли. У него всегда были дырявые ботинки, у этого тихого отличника. А чуть в стороне, подле занесённой снегом скамьи, стояли два представителя 10 “А”, и Серёга почему-то держал в руках свою модную кепку-шестиклинку.
– Милые вы мои, – дрогнувшим, совсем иным голосом сказал Люберецкий. – Милые мои ребятки… – Он глянул на Искру остро, как прежде. – Они же замерзли! Позовите их, Искра.
Искра радостно бросилась к дверям.
– Я чай поставлю! – крикнула Зина. – Можно?
– Поставьте, Зиночка.
Он, не отрываясь, смотрел, как тщательно отряхивают друг друга ребята, как один за другим входят в квартиру. В глазах его были слёзы.
До чая Искра и Ландыс увели Леонида Сергеевича в комнату Вики, о чём-то долго говорили с ним. А Лена собрала все ребячьи деньги в кепку-шестиклинку, и они с Пашкой сбегали в кондитерскую. И когда Зина позвала всех к чаю, на столе стояли знакомые пирожные: Лена старательно резала каждое на три части.
За чаем вспоминали о Вике. Вспоминали живую – с первого класса – и говорили, перебивая друг друга, дополняя и досказывая. Люберецкий молчал, но слушал жадно, ловя каждое слово. И вздохнул:
– Какой тяжёлый год!
Все примолкли. А Зиночка сказала, как всегда, невпопад:
– Знаете почему? Потому что високосный. Следующий будет счастливым, вот увидите!
Следующим был тысяча девятьсот сорок первый».
(Борис Васильев, «Завтра была война…»)
«...Мне и вправду выпал счастливый билет. Я не умер от тифа в 34-м, не погиб в окружении в 41-м, парашют мой раскрылся на всех моих семи десантных прыжках, а в последнем – боевом, под Вязьмой, в марте 43-го – я нарвался на минную растяжку, но на теле не оказалось даже царапины», – написал в автобиографичной книге «Век необычайный» писатель Борис Васильев.
В 2024 году, 21 мая, исполняется 100 лет со дня рождения Бориса Львовича Васильева.
…«Счастливый билет» Б. Васильева, возможно, ещё счастливее, чем он тогда написал. Отец будущего писателя – кадровый офицер с красивым, но «неблагонадежным» именем, служивший ещё в Русской императорской армии, с дворянскими корнями и женой дворянских же кровей, – не попал под бесконечные «чистки», «пригодился» и в Красной армии.
Позже Б. Васильев напишет в книге «Век необычайный»: «Отцу суждено было прожить на свете 76 лет и два месяца: в отличие от большинства сверстников ему повезло. Каскад из трёх войн унёс из России такое количество душ, что их вполне хватило бы для освоения небольшой планеты в соседней Галактике, а ведь кроме войн были и мирные периоды, во время которых с душами обращались избирательно, следуя правилу: “Пуля дура, да расстрел молодец”. Целеустремлённое проведение в жизнь второй половины этого правила в дни мира, а первой – в дни войны практически ликвидировало последние остатки русского потомственного офицерства, и после заключительного каскада – Великой Отечественной войны – отец представлялся мне экспонатом Красной книги с горестной пометкой: “Встречаются отдельные экземпляры”».
Сам Борис Васильев, ушедший добровольцем на фронт в составе истребительного комсомольского батальона сразу после выпускной школьной ночи («Завтра была война» – в значительной степени автобиографичная книга), уже 3 июля того же 1941 года попал в окружение под Смоленском. «Счастливый билет» выручил: самостоятельно вышел к своим. И вновь счастье: из лагеря для перемещённых лиц был отправлен не на Колыму, что по тем временам было делом обычным, а, по его же личной просьбе, сперва в кавалерийскую, а затем в пулемётную полковую школу.
Служил в 8-м гвардейском воздушно-десантном полку 3-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, а та злополучная минная растяжка под Вязьмой, хоть и не оставила «царапины» на теле, контузила Б. Васильева так, что после госпиталя десантник был демобилизован из действующей армии, и осенью 1943 года направлен на учёбу в Военную академию бронетанковых и механизированных войск им. И. В. Сталина.
Академия дала будущему писателю не только профессию. В академии возникла и «бронетанковая» любовь Б. Васильева и учившейся здесь же Зори Поляк. Зоря Альбертовна Поляк, ставшая прототипом Сони Гурвич в знаменитой книги Бориса Васильева «А зори здесь тихие…», и Искры Поляковой в не менее знаменитой повести «Завтра была война», стала и супругой писателя. Они прожили вместе долгих и счастливых 70 лет.
До 1954 года Б. Васильев работал по специальности, испытывал военную технику на Урале, и демобилизовался из армии в звании инженер-капитана по причине, указанной в рапорте – желание заниматься литературой.
Первая пьеса Б. Васильева «Танкисты» воплотилась в спектакль «Офицер» на сцене Центрального театра Советской армии, однако увидели его только узкий круг «избранных» на двух общественных просмотрах, а до премьеры дело не дошло: Главное политическое управление армии наложило веское «табу». Вслед за запретом спектакля был «рассыпан» типографский набор «Офицера» в журнале «Театр».
В 1955 году Б. Васильев написал вторую пьесу «Стучите и откроется». Театры Черноморского флота и Группы войск в Германии эту пьесу приняли.
Сценарист и драматург Николай Фёдорович Погодин (настоящая фамилия – Стукалов) обратил внимание на начинающего литератора и принял, как говорится, участие в судьбе Б. Васильева, которого и пригласил посещать сценарную студию при Главкино. Так Б. Васильев стал сценаристом: первые его работы на этом поприще – кинофильмы «Очередной рейс» (1958), «Длинный день» (1960). Больших денег эта работа не принесла, и ради заработка Б. Васильев писал сценарии для телепередачи «Клуб весёлых и находчивых», сочинял подтекстовки к киножурналам «Новости дня»…
Первое прозаическое произведение Бориса Васильева «Иванов катер» незамедлительно было принято в 1967 году журналом «Новый мир», однако в редакционном «портфеле» пролежало несколько лет, и свет увидело только в 1970 году. К этому времени в журнале «Юность» в 1969 году уже была напечатана повесть Б. Васильева «А зори здесь тихие...», сделавшая автора знаменитым и популярным у читателей.
Тему войны и судьбы поколения, для которого война стала главным событием в жизни, Б. Васильев продолжил в повестях «В списках не значился» (1974); «Великолепная шестерка» (1980), «Вы чьё, старичье?» (1982), «Неопалимая купина» (1986), «Завтра была война…» (1986) и других.
Борис Львович Васильев, «открестившийся» от многих традиций «лейтенантской прозы», как правило, исследовал судьбы тех, кто должен был рассчитывать на войне только на собственные силы. При отсутствии, как говорится, надёжных тылов. Проза Б. Васильева, не только военная, пронзительна. Исследователи усматривают в ней высокую степень романтического начала, кое-кто «упрекает» Б. Васильева даже в мелодраматичности, но – пусть их! «Сентиментальность» Б. Васильева – это неповторимый почерк писателя-интеллигента в лучшем понимании этого слова. Но он не сглаживает углов, он не способен на сделку между ложью и истиной. И служит лишь одной идее – будить совесть человеческую.
По сценариям и книгам Б. Васильева снято полтора десятка кинофильмов, в том числе ставшие уже культовыми «Офицеры» (1971), «А зори здесь тихие» (1970, 1972, 2015), «Завтра была война» (1987), «Аты-баты, шли солдаты…» (1976), «Не стреляйте в белых лебедей» (1980). При его непосредственном участии в 2005 году, по мотивам его повести «А зори здесь тихие…», Центральным телевидением КНР был даже снят двадцатисерийный художественный фильм к 60-й годовщине Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Он – автор нескольких десятков романов, в том числе исторических, «Романы о Древней Руси» и «История рода Олексиных».
В разных театрах спектакли по мотивам трёх основных «военных» книг Бориса Васильева «В списках не значился», «А зори здесь тихие», «Завтра была война», занимают в афишах неизменное и почётное место…
Умер Борис Васильев в Москве весной 2013 года. До своего юбилейного 90-го дня рождения писатель не дожил всего год. Он скоропостижно скончался через два месяца после того, как умерла его жена Зоря Поляк.
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
