Бёлль зарекомендовал себя вечным и непримиримым борцом
«…Если Мария, встретив меня в таком виде, сможет выводить утюгом пятна от воска на мальтийском одеянии Цюпфнера, значит, она умерла, и мы с ней разведены. Тогда я могу печалиться на её могиле. Надеюсь, у них у всех окажется в кармане мелочь, когда они будут проходить мимо меня, может, Лео наскребёт и больше десяти пфеннигов, и Эдгар Винекен, вернувшийся из Таиланда, бросит мне старую золотую монету, ну, а дедушка, отдохнувший в Искье, уж пусть выпишет чек. За это время я научился превращать чеки в наличные деньги. Мать, наверное, сочтёт, что наиболее правильным будет пожертвовать от двух до пяти пфеннигов. Моника Зильвс, быть может, нагнётся и поцелует меня, зато Зоммервильд, Кинкель и Фредебейль, возмущённые всей этой безвкусицей, не бросят в мою шляпу ничего, даже сигарету. В перерыве, когда с южного направления не приходят поезда, я отправлюсь на велосипеде к Сабине Эмондс, съем свою тарелочку супа.
Может быть, Зоммервильд позвонит Цюпфнеру в Рим и посоветует ему сойти с поезда, не доезжая Бонна, в Годесберге. Тогда я поеду на велосипеде, сяду перед их садом, разбитым на склоне, и спою свою песенку – пусть она придёт, пусть посмотрит на меня, и я пойму: живая она или мёртвая. Жалел я одного только отца, очень хорошо, что он спас тех женщин от расстрела, и хорошо, что он положил мне руку на плечо, а сейчас – я увидел это в зеркале – в гриме я был не просто похож на него, наше сходство было поразительным, и я понял, как тяжело ему далось обращение Лео в католичество. Сам Лео не вызывал во мне сочувствия, ведь у него есть его вера.
Когда я спускался в лифте, ещё не было даже половины десятого. Я вспомнил доброго христианина Костерта, который зажулил у меня бутылку водки и разницу между билетом в мягком и в жёстком. Надо отправить ему доплатное письмо и воззвать к его совести. И потом он ещё должен переслать мне квитанцию от багажа. Я был рад, что не встретил свою красивую соседку, госпожу Гребсель. Пришлось бы ей всё объяснять. А если она увидит меня на ступеньках вокзала, тогда уже объяснять ничего не надо.
Жаль, что у меня не было угольного брикета – визитной карточки.
На улице стало прохладно – типичный мартовский вечер; я поднял воротник пиджака, нахлобучил шляпу и нащупал в кармане последнюю сигарету. Наверное, следовало захватить коньячную бутылку; она очень живописна, но может помешать делу благотворительности, коньяк – дорогой, и по бутылке это видно. Зажав под левой рукой подушку, а под правой – гитару, я опять шёл на вокзал. Только сейчас я увидел приметы времени, времени, которое прозвали у нас "шутовским". Пьяный паренек, загримированный под Фиделя Кастро, пристал ко мне, но я благополучно ускользнул. На вокзальной лестнице кучка людей – матадоров и испанских сеньорит – поджидала такси. Я совсем забыл, что в городе карнавал. Для меня это как нельзя более кстати. Профессиональный актёр надежнее всего скрыт в толпе любителей. Я устроил подушку на третьей ступеньке снизу, сел, снял шляпу и положил на донышко сигарету – не на самую середину и в то же время не совсем сбоку, а так, чтобы казалось, будто её бросили сверху; потом я начал петь: "Неохота слушать ХДС", никто не замечал меня; да это было и не нужно – пройдёт час, два, три, и они обратят на меня внимание. Когда на вокзале раздался голос диктора, я перестал петь. Он объявил о прибытии поезда из Гамбурга, и я запел снова. И вдруг я вздрогнул: в шляпу упала первая монетка – десять пфеннигов; монетка ударилась о сигарету и немного сдвинула её. Я положил сигарету на место и снова запел».
(Генрих Бёлль, «Глазами клоуна»)
«Писать и быть профессиональным писателем – это, конечно же, совершенно разные вещи. Писать я начал рано – стихи, короткие рассказы... Но профессиональным писателем я стал только после войны», – признавался Генрих Бёлль. А на войне пехотинец Бёлль воевал против русских, будучи солдатом вермахта. Сначала в Польше и Франции воевал, потом и на Восточном фронте. То, что участник бо`в на территории советской Украины Бёлль остался жив – его большая солдатская удача. Он четырежды был ранен. И несколько раз симулировал болезнь – войну он ненавидел, а ещё больше ненавидел гитлеровский режим, и плен у американцев в 1945 году воспринял как наивысшее счастье, поскольку ассоциировал его с избавлением Германии от нацизма.
В этом году, 21 декабря, исполняется 105 лет со дня рождения лауреата Нобелевской премии по литературе (1972) Генриха Теодора Бёлля – самого популярного среди западных авторов в Советском Союзе. Несмотря на ярко проглядывавший «антисоветизм», и одного из самых авторитетных немецких писателей второй половины XX века. Его «титул» «Совесть нации» был прочным даже не смотря на нередкую критику родной страны, допускаемую писателем – а жёсткости Бёллю было не занимать.
Довоенная биография Бёлля, если коротко, выглядит так: родился в Кёльне и стал шестым ребенком в семье Виктора и Марии Бёлль. Глава семейства, потомок корабельных плотников, эмигрировавших несколько столетий назад из Англии по религиозным причинам – после того, как Генрих Восьмой объявил себя главой церкви, – работал краснодеревщиком. Все члены семьи были прилежными католиками.
В 1924–1928 годах будущий писатель учился в Народной школе в Кёльне, затем, там же – в Государственной классической гимназии имени Кайзера Вильгельма.
После занятия Гитлером кресла рейхсканцлера, в доме Бёллей часто и много говорили о грядущей войне. В их квартире проходили нелегальные встречи членов католических молодёжных групп. Однако сам Генрих, в отличие от большинства своих одноклассников, отказался вступить в «гитлерюгенд» и ушёл из Католического молодёжного клуба.
В 1937 году Бёлль сдал экзамен на аттестат зрелости и начал постигать профессию книготорговца, однако вскоре бросил это занятие. К этому времени Генрих уже вовсю пробовал свои силы в творчестве.
В 1938 году Бёлля привлекли к исполнению военизированной трудовой повинности – рыть траншеи, осушать болота, заготавливать древесину. Летом 1939 года он поступил в Кёльнский университет, но осенью его облачили в военную форму, и с 1939 года он – участник Второй Мировой Войны.
Перед тем, как попасть в мясорубку, устроенную бойцами Красной армии для захватчиков во второй половине 1943 года, Бёлль успел в 1942 году жениться на Аннемари Цех, своей довоенной подруге.
…Американцы недолго держали Генриха в плену на Юге Франции – в 1945 году он вернулся в Кёльн, лежащий в развалинах, к чему «руку приложили», главным образом, асы-бомбардиры Британских Королевских ВВС. Во время одного из авианалётов на город в 1944 году скончалась и мать Бёлля – сердце не выдержало. Но отец был жив и даже держал мастерскую – в ней стал работать и фронтовик Генрих, восстановившийся в Университете и прилежно постигавший премудрости филологии. С 1947 года Бёлль начал печататься.
В 1947–1949 годах в литературных журналах появились первые рассказы, среди которых наиболее известны «Из доисторического времени», «Весть», «Человек с ножами», «Белые вороны», повесть «Поезд пришёл вовремя». В 1950–1952 году вышли сборники рассказов «Путник, придёшь когда в Спа …» и «Не только к Рождеству». В 1952 году увидел свет роман «Где ты был, Адам?» и первая радиопьеса Бёлля «Мост у Берцабы». Впоследствии Бёлль много занимался радиотеатром: его драматургическое наследие – это не менее 8 пьес. Все они переведены на русский язык.
В то время Бёлль был типичным представителем «Литературы руин»: «Мы писали о войне, о возвращении, о том, что мы видели на войне и что застали, вернувшись, – о руинах», – вспоминал сам Бёлль. В 1951 году писателя пригласили на собрание «Группы 47», ставившей своей целью борьбу с нацизмом: сообщество вручило автору награду за рассказ «Белые вороны». Бёлль вошёл в состав группы, и в 1952 году в программной статье «Признание литературы руин», своеобразном манифесте этого литературного объединения, призвал к созданию «нового» немецкого языка – простого, правдивого, отрицающего имперскую напыщенность, пафос и фальшь языка гитлеровского рейха. Сам он следовал именно этим языковым принципам.
Во встречах литературно-политического объединения «Группа 47» в разное время участвуют Гюнтер Грасс, Пауль Целан, Мартин Вальзер, Гюнтер Айх, Ингеборг Бахман, Генрих Бёлль и ещё несколько десятков писателей, определивших интеллектуальный ландшафт Германии, Австрии и Швейцарии в послевоенное время.
У писателя регулярно выходили новые книги, упрочившие его положение на литературной арене: «И не сказал ни единого слова» (1953), «Дом без хозяина» (1954), «Бильярд в половине десятого» (1959), «Глазами клоуна» (1963); повести «Хлеб ранних лет» (1955), «Самовольная отлучка» (1964), «Конец одной командировки» (1966) и другие В 1978 году в ФРГ вышло «Собрание сочинений» Белля в десяти томах. Его произведения переведены на 48 языков мира.
Вершиной международного признания стало избрание Бёлля в 1971 году президентом Международного ПЕН-клуба и присуждение Нобелевской премии по литературе в 1972 году. В Столькгоме он, стоящий на сцене во фраке, сказал: «Да, это был долгий путь – для меня, того, кто, подобно миллионам, вернулся с войны, не имея при себе ничего, кроме двух рук, засунутых в карманы, и отличался от этих миллионов лишь страстью писать и писать, снова и снова. Эта моя страсть и привела меня сюда. Да будет мне дозволено не поверить, что я стою здесь, если перед этим я оглянусь на некоего молодого человека, который после того, как его надолго изгоняли и долго гоняли с места на место, вернулся на свою подвергнувшуюся изгнанию родину, избегнув не только смерти, но и смертной тоски, вернулся освобождённый и выживший».
Писатель всегда испытывал большой страх перед новой войной, перед гонкой вооружений на Востоке и Западе. Как пацифист, Бёлль был противником любых войн. В известном «Письме сыновьям», написанном незадолго до смерти и посвящённом сыновьям Раймунду и Кристофу, есть крайне принципиальные для каждого немца слова: «Вы всегда сможете различать немцев по тому, как они называют 8 мая: днём поражения или днём освобождения».
«Я изменяю мир уже тем, что пишу. Написанное сохраняется, и неважно, сколько людей его прочтут – пять человек или 18 тысяч. Я просто не знаю, каким переменам я способствую. Однако совершенно бесспорно то, что каким-то переменам – внутренним и внешним – я способствую», – заявлял Бёлль.
Ещё с середины 1950-х годов Бёлль выступал с громкими политическими высказываниями, протестуя не только против нацизма – его волнуют недемократические методы работы немецкого правительства, репрессии инакомыслящих в Польше и Советском Союзе, происходящие негативные процессы в католической церкви.
Бёлль бывал с визитами в СССР в статусе «прогрессивного» немецкого писателя, его книги в Советском Союзе издавались регулярно (существует несколько не вполне правдоподобное мнение, что их переводили «проверенные» люди, незаметно «направлявшие» в нужном русле посылы автора) и их читали запоем. При этом Бёлль открыто поддерживал высланного Солженицына, дружил со Львом Копелевым, резко выступил в ряде статей и заявлений против ввода советских танков в Чехословакию и допускал прочие, с точки зрения советских руководителей, «вольности».
Бёлль приезжал в СССР в 1962, 1965, 1966, 1970, 1972, 1975, 1979 годах, отдыхал в Прибалтике, в побывал не только в Москве, но и в Тбилиси, и в Ленинграде. Ленинград писатель посетил дважды, в 1968 году он работал в «северной столице» в архивах и музеях, собирая материалы для сценария фильма о Достоевском. А в 1969 году на телевидении состоялась премьера документального фильма «Писатель и его город: Достоевский и Петербург», снятого Генрихом Бёллем. В 1971 году вышел ещё больше прославивший писателя роман «Групповой портрет с дамой», написанный в форме репортажа из интервью и документов о жизни сорокавосьмилетней немки. Она в годы войны полюбила советского военнопленного, который вместе с немецкими работниками плёл венки на кладбище.
В целом Бёлль зарекомендовал себя вечным борцом – его непримиримость простиралась во многие сферы общественно-политической жизни как родной Германии, так и других стран. «Власть саму по себе я не признаю. Я считаю, что вся наша система власти слишком случайна. Я признаю необходимость наличия власти: ведь власть – часть порядка. И именно люди, которым не чуждо некоторое анархистское мироощущение, жаждут порядка. Но я должен иметь возможность контролировать власть. Власть должна себя оправдывать, то есть она должна действовать в интересах тех, над кем она стоит, а не ради себя самой. В демократическом обществе (и я говорю это без иронии) власть должна следить за соблюдением законов. Причём соблюдать их должны все. И тут-то у меня возникают сомнения относительно того, что именно этим власть и занимается. Пред законом все должны быть равны, не зависимо от личности или сословия. А у нас существует слишком много скандальных привилегий».
Он не был бессеребренником, и вслух говорил о том, что «конечно, я рад, что зарабатываю деньги, поскольку в мире, в котором мы живём, деньги означают свободу. Я пытаюсь переиначить эту ужасную поговорку "время – деньги". Я говорю: "Деньги – это время". Может быть, это звучит странно, но роскошь, которую я себе могу позволить, заключается не в том, что я могу есть и пить, что хочу, не в развлечениях, которые мне становятся доступными, а в том, что деньги я превращаю во время. У меня много времени. Я категорически возражаю против утверждений, будто я – скромный. Я считаю это утверждение оскорбительным. У меня много времени, и мне не приходится себя ни в чём ограничивать».
В 1981 году вышел роман Бёлля «Что станется с мальчиком, или Какое-нибудь дело по книжной части», который впитал в себя воспоминания о ранней юности писателя в Кёльне.
В 1980 году Бёлль заболел настолько серьёзно, что врачам пришлось ампутировать ему часть правой ноги. Однако спустя год Бёлль сумел поправиться и вернуться к плодотворной жизни.
В 1982 году на Международном конгрессе писателей в Кёльне Бёлль выступил с речью «Образы врагов», в которой предупреждал об опасности реваншизма и тоталитаризма. И почти сразу после этой речи был подожжён дом писателя, сгорела часть его архива. В 1983 году Совет города Кёльна присвоил Бёллю звание Почётного гражданина, подарил ему новый дом, а так же приобрёл Архив писателя.
В 1985 году в возрасте 67 лет, находясь под Бонном, в гостях у одного из своих сыновей, Генрих Бёлль скончался.
Чингиз Айтматов: «Генрих Бёлль выражал в своём творчестве духовный мир послевоенной немецкой интеллигенции, познавшей через потрясения горечь, боль и ответственность за прошлое. Это дается ценой огромной трагедии. Это судьба. Генрих Бёлль был художником судьбы, принадлежащей только Германии. Бёлль – это ответственность перед самим собой, Бёлль – это исповедь».
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
Может быть, Зоммервильд позвонит Цюпфнеру в Рим и посоветует ему сойти с поезда, не доезжая Бонна, в Годесберге. Тогда я поеду на велосипеде, сяду перед их садом, разбитым на склоне, и спою свою песенку – пусть она придёт, пусть посмотрит на меня, и я пойму: живая она или мёртвая. Жалел я одного только отца, очень хорошо, что он спас тех женщин от расстрела, и хорошо, что он положил мне руку на плечо, а сейчас – я увидел это в зеркале – в гриме я был не просто похож на него, наше сходство было поразительным, и я понял, как тяжело ему далось обращение Лео в католичество. Сам Лео не вызывал во мне сочувствия, ведь у него есть его вера.
Когда я спускался в лифте, ещё не было даже половины десятого. Я вспомнил доброго христианина Костерта, который зажулил у меня бутылку водки и разницу между билетом в мягком и в жёстком. Надо отправить ему доплатное письмо и воззвать к его совести. И потом он ещё должен переслать мне квитанцию от багажа. Я был рад, что не встретил свою красивую соседку, госпожу Гребсель. Пришлось бы ей всё объяснять. А если она увидит меня на ступеньках вокзала, тогда уже объяснять ничего не надо.
Жаль, что у меня не было угольного брикета – визитной карточки.
На улице стало прохладно – типичный мартовский вечер; я поднял воротник пиджака, нахлобучил шляпу и нащупал в кармане последнюю сигарету. Наверное, следовало захватить коньячную бутылку; она очень живописна, но может помешать делу благотворительности, коньяк – дорогой, и по бутылке это видно. Зажав под левой рукой подушку, а под правой – гитару, я опять шёл на вокзал. Только сейчас я увидел приметы времени, времени, которое прозвали у нас "шутовским". Пьяный паренек, загримированный под Фиделя Кастро, пристал ко мне, но я благополучно ускользнул. На вокзальной лестнице кучка людей – матадоров и испанских сеньорит – поджидала такси. Я совсем забыл, что в городе карнавал. Для меня это как нельзя более кстати. Профессиональный актёр надежнее всего скрыт в толпе любителей. Я устроил подушку на третьей ступеньке снизу, сел, снял шляпу и положил на донышко сигарету – не на самую середину и в то же время не совсем сбоку, а так, чтобы казалось, будто её бросили сверху; потом я начал петь: "Неохота слушать ХДС", никто не замечал меня; да это было и не нужно – пройдёт час, два, три, и они обратят на меня внимание. Когда на вокзале раздался голос диктора, я перестал петь. Он объявил о прибытии поезда из Гамбурга, и я запел снова. И вдруг я вздрогнул: в шляпу упала первая монетка – десять пфеннигов; монетка ударилась о сигарету и немного сдвинула её. Я положил сигарету на место и снова запел».
(Генрих Бёлль, «Глазами клоуна»)
«Писать и быть профессиональным писателем – это, конечно же, совершенно разные вещи. Писать я начал рано – стихи, короткие рассказы... Но профессиональным писателем я стал только после войны», – признавался Генрих Бёлль. А на войне пехотинец Бёлль воевал против русских, будучи солдатом вермахта. Сначала в Польше и Франции воевал, потом и на Восточном фронте. То, что участник бо`в на территории советской Украины Бёлль остался жив – его большая солдатская удача. Он четырежды был ранен. И несколько раз симулировал болезнь – войну он ненавидел, а ещё больше ненавидел гитлеровский режим, и плен у американцев в 1945 году воспринял как наивысшее счастье, поскольку ассоциировал его с избавлением Германии от нацизма.
В этом году, 21 декабря, исполняется 105 лет со дня рождения лауреата Нобелевской премии по литературе (1972) Генриха Теодора Бёлля – самого популярного среди западных авторов в Советском Союзе. Несмотря на ярко проглядывавший «антисоветизм», и одного из самых авторитетных немецких писателей второй половины XX века. Его «титул» «Совесть нации» был прочным даже не смотря на нередкую критику родной страны, допускаемую писателем – а жёсткости Бёллю было не занимать.
Довоенная биография Бёлля, если коротко, выглядит так: родился в Кёльне и стал шестым ребенком в семье Виктора и Марии Бёлль. Глава семейства, потомок корабельных плотников, эмигрировавших несколько столетий назад из Англии по религиозным причинам – после того, как Генрих Восьмой объявил себя главой церкви, – работал краснодеревщиком. Все члены семьи были прилежными католиками.
В 1924–1928 годах будущий писатель учился в Народной школе в Кёльне, затем, там же – в Государственной классической гимназии имени Кайзера Вильгельма.
После занятия Гитлером кресла рейхсканцлера, в доме Бёллей часто и много говорили о грядущей войне. В их квартире проходили нелегальные встречи членов католических молодёжных групп. Однако сам Генрих, в отличие от большинства своих одноклассников, отказался вступить в «гитлерюгенд» и ушёл из Католического молодёжного клуба.
В 1937 году Бёлль сдал экзамен на аттестат зрелости и начал постигать профессию книготорговца, однако вскоре бросил это занятие. К этому времени Генрих уже вовсю пробовал свои силы в творчестве.
В 1938 году Бёлля привлекли к исполнению военизированной трудовой повинности – рыть траншеи, осушать болота, заготавливать древесину. Летом 1939 года он поступил в Кёльнский университет, но осенью его облачили в военную форму, и с 1939 года он – участник Второй Мировой Войны.
Перед тем, как попасть в мясорубку, устроенную бойцами Красной армии для захватчиков во второй половине 1943 года, Бёлль успел в 1942 году жениться на Аннемари Цех, своей довоенной подруге.
…Американцы недолго держали Генриха в плену на Юге Франции – в 1945 году он вернулся в Кёльн, лежащий в развалинах, к чему «руку приложили», главным образом, асы-бомбардиры Британских Королевских ВВС. Во время одного из авианалётов на город в 1944 году скончалась и мать Бёлля – сердце не выдержало. Но отец был жив и даже держал мастерскую – в ней стал работать и фронтовик Генрих, восстановившийся в Университете и прилежно постигавший премудрости филологии. С 1947 года Бёлль начал печататься.
В 1947–1949 годах в литературных журналах появились первые рассказы, среди которых наиболее известны «Из доисторического времени», «Весть», «Человек с ножами», «Белые вороны», повесть «Поезд пришёл вовремя». В 1950–1952 году вышли сборники рассказов «Путник, придёшь когда в Спа …» и «Не только к Рождеству». В 1952 году увидел свет роман «Где ты был, Адам?» и первая радиопьеса Бёлля «Мост у Берцабы». Впоследствии Бёлль много занимался радиотеатром: его драматургическое наследие – это не менее 8 пьес. Все они переведены на русский язык.
В то время Бёлль был типичным представителем «Литературы руин»: «Мы писали о войне, о возвращении, о том, что мы видели на войне и что застали, вернувшись, – о руинах», – вспоминал сам Бёлль. В 1951 году писателя пригласили на собрание «Группы 47», ставившей своей целью борьбу с нацизмом: сообщество вручило автору награду за рассказ «Белые вороны». Бёлль вошёл в состав группы, и в 1952 году в программной статье «Признание литературы руин», своеобразном манифесте этого литературного объединения, призвал к созданию «нового» немецкого языка – простого, правдивого, отрицающего имперскую напыщенность, пафос и фальшь языка гитлеровского рейха. Сам он следовал именно этим языковым принципам.
Во встречах литературно-политического объединения «Группа 47» в разное время участвуют Гюнтер Грасс, Пауль Целан, Мартин Вальзер, Гюнтер Айх, Ингеборг Бахман, Генрих Бёлль и ещё несколько десятков писателей, определивших интеллектуальный ландшафт Германии, Австрии и Швейцарии в послевоенное время.
У писателя регулярно выходили новые книги, упрочившие его положение на литературной арене: «И не сказал ни единого слова» (1953), «Дом без хозяина» (1954), «Бильярд в половине десятого» (1959), «Глазами клоуна» (1963); повести «Хлеб ранних лет» (1955), «Самовольная отлучка» (1964), «Конец одной командировки» (1966) и другие В 1978 году в ФРГ вышло «Собрание сочинений» Белля в десяти томах. Его произведения переведены на 48 языков мира.
Вершиной международного признания стало избрание Бёлля в 1971 году президентом Международного ПЕН-клуба и присуждение Нобелевской премии по литературе в 1972 году. В Столькгоме он, стоящий на сцене во фраке, сказал: «Да, это был долгий путь – для меня, того, кто, подобно миллионам, вернулся с войны, не имея при себе ничего, кроме двух рук, засунутых в карманы, и отличался от этих миллионов лишь страстью писать и писать, снова и снова. Эта моя страсть и привела меня сюда. Да будет мне дозволено не поверить, что я стою здесь, если перед этим я оглянусь на некоего молодого человека, который после того, как его надолго изгоняли и долго гоняли с места на место, вернулся на свою подвергнувшуюся изгнанию родину, избегнув не только смерти, но и смертной тоски, вернулся освобождённый и выживший».
Писатель всегда испытывал большой страх перед новой войной, перед гонкой вооружений на Востоке и Западе. Как пацифист, Бёлль был противником любых войн. В известном «Письме сыновьям», написанном незадолго до смерти и посвящённом сыновьям Раймунду и Кристофу, есть крайне принципиальные для каждого немца слова: «Вы всегда сможете различать немцев по тому, как они называют 8 мая: днём поражения или днём освобождения».
«Я изменяю мир уже тем, что пишу. Написанное сохраняется, и неважно, сколько людей его прочтут – пять человек или 18 тысяч. Я просто не знаю, каким переменам я способствую. Однако совершенно бесспорно то, что каким-то переменам – внутренним и внешним – я способствую», – заявлял Бёлль.
Ещё с середины 1950-х годов Бёлль выступал с громкими политическими высказываниями, протестуя не только против нацизма – его волнуют недемократические методы работы немецкого правительства, репрессии инакомыслящих в Польше и Советском Союзе, происходящие негативные процессы в католической церкви.
Бёлль бывал с визитами в СССР в статусе «прогрессивного» немецкого писателя, его книги в Советском Союзе издавались регулярно (существует несколько не вполне правдоподобное мнение, что их переводили «проверенные» люди, незаметно «направлявшие» в нужном русле посылы автора) и их читали запоем. При этом Бёлль открыто поддерживал высланного Солженицына, дружил со Львом Копелевым, резко выступил в ряде статей и заявлений против ввода советских танков в Чехословакию и допускал прочие, с точки зрения советских руководителей, «вольности».
Бёлль приезжал в СССР в 1962, 1965, 1966, 1970, 1972, 1975, 1979 годах, отдыхал в Прибалтике, в побывал не только в Москве, но и в Тбилиси, и в Ленинграде. Ленинград писатель посетил дважды, в 1968 году он работал в «северной столице» в архивах и музеях, собирая материалы для сценария фильма о Достоевском. А в 1969 году на телевидении состоялась премьера документального фильма «Писатель и его город: Достоевский и Петербург», снятого Генрихом Бёллем. В 1971 году вышел ещё больше прославивший писателя роман «Групповой портрет с дамой», написанный в форме репортажа из интервью и документов о жизни сорокавосьмилетней немки. Она в годы войны полюбила советского военнопленного, который вместе с немецкими работниками плёл венки на кладбище.
В целом Бёлль зарекомендовал себя вечным борцом – его непримиримость простиралась во многие сферы общественно-политической жизни как родной Германии, так и других стран. «Власть саму по себе я не признаю. Я считаю, что вся наша система власти слишком случайна. Я признаю необходимость наличия власти: ведь власть – часть порядка. И именно люди, которым не чуждо некоторое анархистское мироощущение, жаждут порядка. Но я должен иметь возможность контролировать власть. Власть должна себя оправдывать, то есть она должна действовать в интересах тех, над кем она стоит, а не ради себя самой. В демократическом обществе (и я говорю это без иронии) власть должна следить за соблюдением законов. Причём соблюдать их должны все. И тут-то у меня возникают сомнения относительно того, что именно этим власть и занимается. Пред законом все должны быть равны, не зависимо от личности или сословия. А у нас существует слишком много скандальных привилегий».
Он не был бессеребренником, и вслух говорил о том, что «конечно, я рад, что зарабатываю деньги, поскольку в мире, в котором мы живём, деньги означают свободу. Я пытаюсь переиначить эту ужасную поговорку "время – деньги". Я говорю: "Деньги – это время". Может быть, это звучит странно, но роскошь, которую я себе могу позволить, заключается не в том, что я могу есть и пить, что хочу, не в развлечениях, которые мне становятся доступными, а в том, что деньги я превращаю во время. У меня много времени. Я категорически возражаю против утверждений, будто я – скромный. Я считаю это утверждение оскорбительным. У меня много времени, и мне не приходится себя ни в чём ограничивать».
В 1981 году вышел роман Бёлля «Что станется с мальчиком, или Какое-нибудь дело по книжной части», который впитал в себя воспоминания о ранней юности писателя в Кёльне.
В 1980 году Бёлль заболел настолько серьёзно, что врачам пришлось ампутировать ему часть правой ноги. Однако спустя год Бёлль сумел поправиться и вернуться к плодотворной жизни.
В 1982 году на Международном конгрессе писателей в Кёльне Бёлль выступил с речью «Образы врагов», в которой предупреждал об опасности реваншизма и тоталитаризма. И почти сразу после этой речи был подожжён дом писателя, сгорела часть его архива. В 1983 году Совет города Кёльна присвоил Бёллю звание Почётного гражданина, подарил ему новый дом, а так же приобрёл Архив писателя.
В 1985 году в возрасте 67 лет, находясь под Бонном, в гостях у одного из своих сыновей, Генрих Бёлль скончался.
Чингиз Айтматов: «Генрих Бёлль выражал в своём творчестве духовный мир послевоенной немецкой интеллигенции, познавшей через потрясения горечь, боль и ответственность за прошлое. Это дается ценой огромной трагедии. Это судьба. Генрих Бёлль был художником судьбы, принадлежащей только Германии. Бёлль – это ответственность перед самим собой, Бёлль – это исповедь».
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
Генрих Белль, Избранное
