«Я окончил роман, - писал автор в письме Варламу Шаламову, - исполнил долг, завещанный от Бога»
«Солнце греет до седьмого пота,
И бушует, одурев, овраг.
Как у дюжей скотницы работа,
Дело у весны кипит в руках.
Чахнет снег и болен малокровьем
В веточках бессильно синих жил.
Но дымится жизнь в хлеву коровьем,
И здоровьем пышут зубья вил.
Эти ночи, эти дни и ночи!
Дробь капелей к середине дня,
Кровельных сосулек худосочье,
Ручейков бессонных болтовня!
Настежь всё, конюшня и коровник.
Голуби в снегу клюют овес,
И всего живитель и виновник —
Пахнет свежим воздухом навоз».
(Борис Пастернак, «Март», 1947)
…На календаре – еще пока март. А в апреле - 1954 года, - в четвёртом номере литературного журнала «Знамя», - «у руля» издания стоял тогда уже Вадим Кожевников, - была опубликована подборка стихотворений под общим названием: «Стихи из романа в прозе " Доктор Живаго " ».
В публикацию вошли 10 из 25 стихотворений, включённых в роман: «Весенняя распутица», «Белая ночь», «Март», «Лето в городе», «Ветер», «Хмель», «Бабье лето», «Разлука», «Свиданье», «Свадьба».
Вступительная заметка извещала: «Роман предположительно будет дописан летом. Он охватывает время от 1903 до 1929 года, с эпилогом, относящимся к Великой Отечественной войне. Герой - Юрий Андреевич Живаго, врач, мыслящий, с поисками, творческой и художественной складки, умирает в 1929 году. После него остаются записки и среди других бумаг, написанные в молодые годы, отделанные стихи, часть которых здесь предлагается и которые во всей совокупности составляют последнюю, заключительную главу романа. Автор».
«…Я всегда стремился от поэзии к прозе, к повествованию и описанию взаимоотношений с окружающей действительностью, потому что такая проза мне представляется следствием и осуществлением того, что значит для меня поэзия.
В соответствии с этим я могу сказать: стихи — это необработанная, неосуществленная проза…», - в 1949 году писал Борис Пастернак.
«Доктор Живаго», как известно, принес Борису Пастернаку Нобелевскую премию. Не меньше известно и о том, что и роман, отвергнутый советскими журналами, но охотно опубликованный за рубежом, и премия обернулись для Бориса Леонидовича исключением из Союза писателей СССР и всеобщей травлей (при этом поэт оставался членом Литфонда, проживал в комфортном Переделкино и не переставал печататься до своей кончины в мае 1960 года). А позже, со второй половины 1960-хгодов – и забвением: до пресловутой «Перестройки» о Пастернаке официально предпочитали не упоминать. И уж школьники его стихов точно не «проходили».
«…Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели...
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье...
Он не мылил петли в Елабуге
И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские письмэнники
На поминки его поспели.
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!..
И не то чтобы с чем-то за сорок —
Ровно семьдесят, возраст смертный.
И не просто какой-то пасынок —
Член Литфонда, усопший сметный!
Ах, осыпались лапы елочьи,
Отзвенели его метели...
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!…»
(Александр Галич, «Памяти Б. Л. Пастернака»)
Избранных после смерти ожидает бессмертие. Пастернак шагнул в него именно в статусе избранного – возможно, и не людьми. Как исполнивший «долг, завещанный от Бога». Именно так он выразился в письме Варламу Шаламову, сообщая о завершении работы над романом.
А люди… что же люди: склонны к крайностям. После того, как в 1988 году в журнале «Новый мир», с первого номера по четвертый, с января по апрель, был издан роман «Доктор Живаго», а в 6-м номере того же издания и того же года заместитель главного редактора Вадим Михайлович Борисов (в узких кругах известный как Дима Борисов –историк и литературовед) напечатал работу об истории написания «Доктора Живаго», имя Бориса Пастернака было поднято высоко на знамя.
Даем себе отчет в том, что можем навлечь на себя негодование многих, когда скажем, что с конца 1980-х годов за короткое время из Б. Пастернака сделали модного идола. Но будет честны: известно, что в период наибольшей травли поэта сама жизнь породила анекдот-поговорку: «Не читал, но осуждаю». Сейчас это назвали бы «мемом». Ну, а в 1990-е вполне уместен был бы «мемчик» «Не читал, но одобряю»: прочтение «Доктора Живаго» стало делом имиджа, а с учетом того, что роман это наисложнейший и к беллетристике отношения не имеет, вполне уместно, полагаем, допустить, что иные «поклонники» Б. Пастернака ограничивались перелистыванием книги.
Все это говорим сейчас к тому, что не станем давать многостраничную «расшифровку» «стихов мыслящего врача Юрия Живаго», ставших частью романа Бориса Пастернака – их давно «разложили по полочкам», буквально до буквы многочисленные исследователи романа, среди которых немало серьезных литературоведов и хватает «поймавших конъюнктуру» «скорокритиков». Да и цель наша куда проще: вот некоторые из этих стихов, прочитайте их!
«Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить — не поле перейти».
(Борис Пастернак, «Гамлет»)
«Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.
Те же люди и заботы те же,
И пожар заката не остыл,
Как его тогда к стене Манежа
Вечер смерти наспех пригвоздил.
Женщины в дешевом затрапезе
Так же ночью топчут башмаки.
Их потом на кровельном железе
Так же распинают чердаки.
Вот одна походкою усталой
Медленно выходит на порог
И, поднявшись из полуподвала,
Переходит двор наискосок.
Я опять готовлю отговорки,
И опять все безразлично мне.
И соседка, обогнув задворки,
Оставляет нас наедине.
Не плачь, не морщь опухших губ,
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки.
Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.
Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство.
А я пред чудом женских рук,
Спины, и плеч, и шеи
И так с привязанностью слуг
Весь век благоговею.
Но как ни сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым,
Сильней на свете тяга прочь
И манит страсть к разрывам».
(Борис Пастернак, «Объяснение»)
«Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела».
(Борис Пастернак, «Зимняя ночь»)
…И, да. В 2025 году, 10 февраля, исполнилось 130 лет со дня рождения Бориса Леонидовича Пастернака. И 30 мая 2025 года исполнится 65 лет со дня смерти Бориса Леонидовича Пастернака.
