Мне по вкусу спелые яблоки его прекрасной поэзии… Я очень хочу, чтобы они и дальше наливались ароматной зрелостью, хрустели на зубах, и живительным соком, освежали, кажется, самую душу
«Мне нравится имя моё – Василий.
Меня так по дяде назвать решили.
Он пал на войне за Москву и Россию,
За то, чтоб меня называли Василий.
Он был, говорят, невысокий и сильный,
Отцу моему приходился он вровень.
Глаза его были неистово синими,
И чуб разметался по самые брови.
Он был, говорят, озорник и девчатник,
И пуля не первой его целовала…
И плакала бабушка после ночами
И самым хорошим его называла.
И тут появился мальчишка крикливый,
Глаза его были немножко синими,
И щёки сияли, как ранние сливы…
И звать порешили мальчишку Василием,
А вот я и вырос,
Не слабеньким плаксой,
Порою душа неуюта просила,
Мне нравится имя моё, как ласка.
Мне нравится имя моё, как сила.
Я имя такое запачкать не смею,
Которое кровью война оросила,
Я имя такое по жизни сумею
Нести незапятнанным,
Славным
И синим.
И я не один на великой России
Горжусь, что меня называют Василий».
(Василий Макеев, «Имя»).
А вот он и вырос! А и не запятнал.
В 2023 году, 29 марта, своё 75-летие отмечает поэт Донского края, волгоградец Василий Степанович Макеев, Почетный гражданин Волгоградской области, лауреат Всероссийской литературной премии им. В. К. Тредиаковского (1998), Литературной премии «Сталинград» (1999), Премии им. М. К. Луконина (2001) и обладатель многих других наград и титулов – только, вот честное слово, он не из тех, для кого лишняя грамота или медалька является непременным, архижеланным атрибутом признания заслуг. Не любит он ходить гоголем, «пинком» распахивать «нужные» двери…
Нет, конечно, и не из тех Василий Степанович, кто всю жизнь в дворниках проходил, и кичливую гордость собственной нищетой превратил в полновесную монету, да он и не бедствовал никогда, как сам в том признавался в одном из не столь древних интервью. В определённой степени, В. Макеев – баловень судьбы, его поэтическая карьера (ну, а почему так не сказать) развивалась стремительно, и талант его оказался востребованным и «монетизировался», да ну, о чём вообще мы?!?
Да, вот кстати, о «мы». Много лет я избегаю писать от первого лица – так уж сложилось. Но сегодня – случай особый. Дело в том, что я не просто лично знаком с Василием Степановичем, но и не без гордости называю его своим «крёстным», что ли: в литературе. Его участие в моей творческой судьбе велико и основано на крепком фундаменте доброжелательности, проявленной им к моей скромной персоне.
Вот, право, сегодня не скажу точно, с какого из двух эпизодов началось моё личное знакомство с Василием Степановичем. Вероятно, они оба имели место быть приблизительно в одно время.
То были годы – 1989–1990-е. В Волгоградской ОУНБ им. М. Горького я, студент филфака ВолГУ, только что вернувшийся со срочной армейской службы, просиживал вечера и выходные за подшивками ежедневной областной газеты – тема моих курсовых и дипломной работ звучала так: «Литературная история “Волгоградской правды” 1975–1985 годов». Постранично штудируя газетные полосы (тогда я и думать не мог, что позже отдам «Волгоградке» 13 лет своей жизни, в том числе, и в основном, работе ответсеком), я, в силу своих скромных способностей, «оценивал» каждую строчку «художественного слова» – от нечастых выступлений столичных мэтров Юрия Бондарева и Владимира Богомолова до еженедельного, часто безымянного четверостишья в рубрике «Фенология». В зону моего внимания попадали редкие фельетоны (этот изначально газетный жанр уже отмирал), сезонные поэтические репортажи волгоградского маститого поэта Александра Ананко и других, посвящённые битвам за урожай и её героям, поэтические же приветствия к праздникам Первомая, Октябрьской революции и Дню Победы Александра Красильникова, Льва Кривошеенко и других и, разумеется, довольно редкие литературные подборки произведений местных авторов, не привязанные к конкретным событиям. В одной из таких подборок я прочитал строки Василия Макеева:
«Выходит осень прямо на дорогу
Заманивать, одаривать и красть,
И вот уже начальная тревога
По саду паутиной расплелась.
Пока ещё не хвастая нарядом,
Не доверяясь взбалмошным ветрам,
Пустила расторопные бригады
Скворцов прошелестеть по хуторам.
Разъехались скрипучие подводы,
Свезли они садовые дары.
Но скорые сулят нам непогоды
Речные зазвеневшие талы.
Закатится дремотное светило,
И на сердце оскомина и ржа.
И слышно, как под яблоней уныло
Гуляют напоследок сторожа.
Средь них отец мой, ласковый молчальник,
Он всё, что выпил, знает за собой.
Страшась упреков матери печальной,
Последним возвращается домой.
Бредёт он неустойчиво и поздно
В осеннем стекленеющем дыму,
И яблоки падучие, как звёзды,
Под ноги попадаются ему».
Вот тогда я, нередко в «литературных разговорах» с ровесниками глупо бравировавший фразой «стихи я не очень люблю, моё – это проза», что называется, «проникся». Это не выдумка, это не «авторский домысел» – так было, честно. Именно стихотворение В. Макеева «Выходит осень прямо на дорогу…» я, в те времена условный поклонник разве что футуристических опытов В. Хлебникова и В. Маяковского, тогда отметил в своей общей тетради, – будущей курсовой, – особо…
И что ему, писавшему стихи с 6 лет, а 16-летним увидевшим свой первый авторский сборник напечатанным, долгое время удерживавшему «пальму первенства» как самый молодой член Союза писателей СССР, безусловному мэтру – это моё признание? «Прониклись» люди и поискушеннее… Но оно точно важно для меня.
Найдутся, надеюсь, в эти дни те, кто спишет с интернет-сайтов про то, как рос Вася Макеев на «жёлто-зелёных берегах Паники», просторах Фетисова плеса, близ Чуриковых Талов, близ Хопра, Дона, Бузулука, на материнском хуторе Клейменовский Новоаннинского района. Как в одиннадцатом классе он послал на поэтический конкурс блокнотик собственных стихов, и как они произвели впечатление на знаменитых Юрия Окунева, Маргариту Агашину, Федора Сухова. Как учился Василий в Литературном институте им. М. Горького в Москве, тосковал по донским степям, как вернулся в родные места, и что было потом.
А я расскажу как меня, «прозаика», за руку отвёл в литобъединение Ворошиловского района восторженный однокурсник. Студию вёл поэт Александр Пчелинцев, гордящийся личным знакомством с Иосифом Бродским. Страшно мандражируя, я ознакомил присутствовавших с парой своих рассказиков – вероятно, на армейскую тему. Пчелинцев за руку отвёл меня в «главную» Литературную студию – на Краснознаменскую, 8, дав понять, что эта ступенька – по мне. Спасибо ему. Вёл Литературную студию Василий Макеев. Какие прекрасные то были времена! Эти занятия по четвергам, дважды в месяц, заслуживают отдельного рассказа, и он был бы (возможно, будет) восторженным. Мне «сказочно» повезло – я был редким «прозаиком» среди многочисленных молодых витий, и большой поэт В. Макеев проявил ко мне особое внимание. И участие. Удивительно, но он, впитавший в себя чистый, широкий, в большей степени солнечный дух есенинской поэзии, не слишком корил меня за излишний мрачный натурализм, претенциозные юношеские сентенции и самолюбования. Когда он готовил коллективный сборник «студийцев» «Восхождение», в который вошли и мои произведения, то сказал: «Моя бы воля, я бы твою рукопись опубликовал целиком и без правки, даже самый бред – в нём что-то есть».
Потом… потом этот «бред» действительно вышел отдельной книжкой. Потом по рекомендациям Василия Макеева и его жены Татьяны Брыксиной меня приняли в Союз писателей. Потом мне приходилось рецензировать на страницах «Волгоградки» книги Татьяны Брыксиной и готовить стихотворные подборки. Потом, не без хлопот моих добрых «крёстных», в октябре 2011 года в Переделкино я принял участие в работе Первого Международного совещания молодых писателей.
...С Василием Степановичем сегодня, увы, мы видимся не часто. Тому много причин. Зато каждая редкая встреча приносит мне подлинное волнение, и это правда. Наши отношения нельзя назвать дружескими, но я горжусь, когда он протягивает мне руку для приветствия. Я восхищаюсь его умением говорить людям в глаза то, что он думает. Мне глубоко симпатично его немножко нарочитое использование устаревших русских слов, когда он, например, может прикрикнуть на расшумевшегося – «Нишкни!».
И да, яблоки… Мне по вкусу спелые яблоки его прекрасной поэзии… Я очень хочу, чтобы они и дальше наливались ароматной зрелостью, хрустели на зубах, и живительным соком, освежали, кажется, самую душу.
«Отпахли яблоки нектаром,
В саду шмели не точат ляс,
А во дворе совсем недаром
Затеял дождик перепляс.
Искрились молнии в розетках,
Валили травы наповал…
А после обруч разноцветный
Весь вечер в небе буксовал».
(Василий Макеев, «Отпахли яблоки нектаром»)
Александр РУВИНСКИЙ
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
Меня так по дяде назвать решили.
Он пал на войне за Москву и Россию,
За то, чтоб меня называли Василий.
Он был, говорят, невысокий и сильный,
Отцу моему приходился он вровень.
Глаза его были неистово синими,
И чуб разметался по самые брови.
Он был, говорят, озорник и девчатник,
И пуля не первой его целовала…
И плакала бабушка после ночами
И самым хорошим его называла.
И тут появился мальчишка крикливый,
Глаза его были немножко синими,
И щёки сияли, как ранние сливы…
И звать порешили мальчишку Василием,
А вот я и вырос,
Не слабеньким плаксой,
Порою душа неуюта просила,
Мне нравится имя моё, как ласка.
Мне нравится имя моё, как сила.
Я имя такое запачкать не смею,
Которое кровью война оросила,
Я имя такое по жизни сумею
Нести незапятнанным,
Славным
И синим.
И я не один на великой России
Горжусь, что меня называют Василий».
(Василий Макеев, «Имя»).
А вот он и вырос! А и не запятнал.
В 2023 году, 29 марта, своё 75-летие отмечает поэт Донского края, волгоградец Василий Степанович Макеев, Почетный гражданин Волгоградской области, лауреат Всероссийской литературной премии им. В. К. Тредиаковского (1998), Литературной премии «Сталинград» (1999), Премии им. М. К. Луконина (2001) и обладатель многих других наград и титулов – только, вот честное слово, он не из тех, для кого лишняя грамота или медалька является непременным, архижеланным атрибутом признания заслуг. Не любит он ходить гоголем, «пинком» распахивать «нужные» двери…
Нет, конечно, и не из тех Василий Степанович, кто всю жизнь в дворниках проходил, и кичливую гордость собственной нищетой превратил в полновесную монету, да он и не бедствовал никогда, как сам в том признавался в одном из не столь древних интервью. В определённой степени, В. Макеев – баловень судьбы, его поэтическая карьера (ну, а почему так не сказать) развивалась стремительно, и талант его оказался востребованным и «монетизировался», да ну, о чём вообще мы?!?
Да, вот кстати, о «мы». Много лет я избегаю писать от первого лица – так уж сложилось. Но сегодня – случай особый. Дело в том, что я не просто лично знаком с Василием Степановичем, но и не без гордости называю его своим «крёстным», что ли: в литературе. Его участие в моей творческой судьбе велико и основано на крепком фундаменте доброжелательности, проявленной им к моей скромной персоне.
Вот, право, сегодня не скажу точно, с какого из двух эпизодов началось моё личное знакомство с Василием Степановичем. Вероятно, они оба имели место быть приблизительно в одно время.
То были годы – 1989–1990-е. В Волгоградской ОУНБ им. М. Горького я, студент филфака ВолГУ, только что вернувшийся со срочной армейской службы, просиживал вечера и выходные за подшивками ежедневной областной газеты – тема моих курсовых и дипломной работ звучала так: «Литературная история “Волгоградской правды” 1975–1985 годов». Постранично штудируя газетные полосы (тогда я и думать не мог, что позже отдам «Волгоградке» 13 лет своей жизни, в том числе, и в основном, работе ответсеком), я, в силу своих скромных способностей, «оценивал» каждую строчку «художественного слова» – от нечастых выступлений столичных мэтров Юрия Бондарева и Владимира Богомолова до еженедельного, часто безымянного четверостишья в рубрике «Фенология». В зону моего внимания попадали редкие фельетоны (этот изначально газетный жанр уже отмирал), сезонные поэтические репортажи волгоградского маститого поэта Александра Ананко и других, посвящённые битвам за урожай и её героям, поэтические же приветствия к праздникам Первомая, Октябрьской революции и Дню Победы Александра Красильникова, Льва Кривошеенко и других и, разумеется, довольно редкие литературные подборки произведений местных авторов, не привязанные к конкретным событиям. В одной из таких подборок я прочитал строки Василия Макеева:
«Выходит осень прямо на дорогу
Заманивать, одаривать и красть,
И вот уже начальная тревога
По саду паутиной расплелась.
Пока ещё не хвастая нарядом,
Не доверяясь взбалмошным ветрам,
Пустила расторопные бригады
Скворцов прошелестеть по хуторам.
Разъехались скрипучие подводы,
Свезли они садовые дары.
Но скорые сулят нам непогоды
Речные зазвеневшие талы.
Закатится дремотное светило,
И на сердце оскомина и ржа.
И слышно, как под яблоней уныло
Гуляют напоследок сторожа.
Средь них отец мой, ласковый молчальник,
Он всё, что выпил, знает за собой.
Страшась упреков матери печальной,
Последним возвращается домой.
Бредёт он неустойчиво и поздно
В осеннем стекленеющем дыму,
И яблоки падучие, как звёзды,
Под ноги попадаются ему».
Вот тогда я, нередко в «литературных разговорах» с ровесниками глупо бравировавший фразой «стихи я не очень люблю, моё – это проза», что называется, «проникся». Это не выдумка, это не «авторский домысел» – так было, честно. Именно стихотворение В. Макеева «Выходит осень прямо на дорогу…» я, в те времена условный поклонник разве что футуристических опытов В. Хлебникова и В. Маяковского, тогда отметил в своей общей тетради, – будущей курсовой, – особо…
И что ему, писавшему стихи с 6 лет, а 16-летним увидевшим свой первый авторский сборник напечатанным, долгое время удерживавшему «пальму первенства» как самый молодой член Союза писателей СССР, безусловному мэтру – это моё признание? «Прониклись» люди и поискушеннее… Но оно точно важно для меня.
Найдутся, надеюсь, в эти дни те, кто спишет с интернет-сайтов про то, как рос Вася Макеев на «жёлто-зелёных берегах Паники», просторах Фетисова плеса, близ Чуриковых Талов, близ Хопра, Дона, Бузулука, на материнском хуторе Клейменовский Новоаннинского района. Как в одиннадцатом классе он послал на поэтический конкурс блокнотик собственных стихов, и как они произвели впечатление на знаменитых Юрия Окунева, Маргариту Агашину, Федора Сухова. Как учился Василий в Литературном институте им. М. Горького в Москве, тосковал по донским степям, как вернулся в родные места, и что было потом.
А я расскажу как меня, «прозаика», за руку отвёл в литобъединение Ворошиловского района восторженный однокурсник. Студию вёл поэт Александр Пчелинцев, гордящийся личным знакомством с Иосифом Бродским. Страшно мандражируя, я ознакомил присутствовавших с парой своих рассказиков – вероятно, на армейскую тему. Пчелинцев за руку отвёл меня в «главную» Литературную студию – на Краснознаменскую, 8, дав понять, что эта ступенька – по мне. Спасибо ему. Вёл Литературную студию Василий Макеев. Какие прекрасные то были времена! Эти занятия по четвергам, дважды в месяц, заслуживают отдельного рассказа, и он был бы (возможно, будет) восторженным. Мне «сказочно» повезло – я был редким «прозаиком» среди многочисленных молодых витий, и большой поэт В. Макеев проявил ко мне особое внимание. И участие. Удивительно, но он, впитавший в себя чистый, широкий, в большей степени солнечный дух есенинской поэзии, не слишком корил меня за излишний мрачный натурализм, претенциозные юношеские сентенции и самолюбования. Когда он готовил коллективный сборник «студийцев» «Восхождение», в который вошли и мои произведения, то сказал: «Моя бы воля, я бы твою рукопись опубликовал целиком и без правки, даже самый бред – в нём что-то есть».
Потом… потом этот «бред» действительно вышел отдельной книжкой. Потом по рекомендациям Василия Макеева и его жены Татьяны Брыксиной меня приняли в Союз писателей. Потом мне приходилось рецензировать на страницах «Волгоградки» книги Татьяны Брыксиной и готовить стихотворные подборки. Потом, не без хлопот моих добрых «крёстных», в октябре 2011 года в Переделкино я принял участие в работе Первого Международного совещания молодых писателей.
...С Василием Степановичем сегодня, увы, мы видимся не часто. Тому много причин. Зато каждая редкая встреча приносит мне подлинное волнение, и это правда. Наши отношения нельзя назвать дружескими, но я горжусь, когда он протягивает мне руку для приветствия. Я восхищаюсь его умением говорить людям в глаза то, что он думает. Мне глубоко симпатично его немножко нарочитое использование устаревших русских слов, когда он, например, может прикрикнуть на расшумевшегося – «Нишкни!».
И да, яблоки… Мне по вкусу спелые яблоки его прекрасной поэзии… Я очень хочу, чтобы они и дальше наливались ароматной зрелостью, хрустели на зубах, и живительным соком, освежали, кажется, самую душу.
«Отпахли яблоки нектаром,
В саду шмели не точат ляс,
А во дворе совсем недаром
Затеял дождик перепляс.
Искрились молнии в розетках,
Валили травы наповал…
А после обруч разноцветный
Весь вечер в небе буксовал».
(Василий Макеев, «Отпахли яблоки нектаром»)
Александр РУВИНСКИЙ
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
