Вечный бунтарь, представитель богемы, анархист, блестящий рассказчик, авантюрист, герой анекдотов, «красный» комиссар, двоеженец, полиглот, публицист, фигурант уголовных дел, мастер мистификаций, журналист, завсегдатай кофеен и кабаков, любитель публичных выходок Ярослав Гашек никогда не даст соскучиться своим биографам
«Карлов мост они миновали в полном молчании. Но на Карловой улице маленький толстяк опять заговорил со Швейком:
— Ты не знаешь, зачем мы ведём тебя к фельдкурату?
— На исповедь, — небрежно ответил Швейк. — Завтра меня повесят. Так всегда делается. Это, как говорится, для успокоения души.
— А за что тебя будут… того? — осторожно спросил верзила, между тем как толстяк с соболезнованием посмотрел на Швейка.
Оба конвоира были ремесленники из деревни, отцы семейств.
— Не знаю, — ответил Швейк, добродушно улыбаясь. — Я ничего не знаю. Видно, судьба.
— Стало быть, ты родился под несчастливой звездой, — тоном знатока с сочувствием заметил маленький. — У нас в селе Ясенной, около Йозефова, ещё во время прусской войны тоже вот так повесили одного. Пришли за ним, ничего не сказали и в Йозефе повесили.
— Я думаю, — скептически заметил долговязый, — что так, ни за что ни про что, человека не вешают. Должна быть какая-нибудь причина. Такие вещи просто так не делаются.
— В мирное время, — заметил Швейк, — может, оно и так, а во время войны один человек во внимание не принимается. Он должен пасть на поле брани или быть повешен дома! Что в лоб, что по лбу.
— Послушай, а ты не политический? — спросил верзила. По тону его было заметно, что он начинает сочувствовать Швейку.
— Политический, даже очень, — улыбнулся Швейк.
— Может, ты национальный социалист?
Но тут уж маленький, в свою очередь, стал осторожным и вмешался в разговор.
— Нам-то что, — сказал он. — Смотри-ка, кругом пропасть народу, и все на нас глазеют. Если бы мы могли где-нибудь в воротах снять штыки, чтобы это… не так бросалось в глаза. Ты не удерёшь? А то, знаешь, нам влетит. Верно, Тоник? — обратился он к верзиле.
Тот тихо отозвался:
— Штыки-то мы могли бы снять. Всё-таки это наш человек. — Он перестал быть скептиком, и душа его наполнилась состраданием к Швейку.
Они вместе высмотрели подходящее место за воротами, сняли там штыки, и толстяк разрешил Швейку пойти рядом.
— Небось курить хочется? Да? — спросил он. — Кто знает…
Он хотел сказать: «Кто знает, дадут ли тебе закурить, перед тем как повесят», — но не докончил фразы, поняв, что это было бы бестактно.
Все закурили, и конвоиры стали рассказывать Швейку о своих семьях, живущих в районе Краловеградца, о жёнах, о детях, о клочке землицы, о единственной корове…
— Пить хочется, — заметил Швейк.
Долговязый и маленький переглянулись.
— По одной кружке и мы бы пропустили, — сказал маленький, почувствовав, что верзила тоже согласен, — но там, где бы на нас не очень глазели.
— Идёмте в «Куклик», — предложил Швейк, — ружья вы оставите там на кухне. Хозяин в «Куклике» — Серабона, сокол,{59} его нечего бояться. Там играют на скрипке и на гармонике, бывают уличные девки и другие приличные люди, которых не пускают в «репрезентяк».
Верзила и толстяк снова переглянулись, и верзила решил:
— Ну что ж, зайдём, до Карлина ещё далеко.
По дороге Швейк рассказывал разные анекдоты, и они в чудесном настроении пришли в «Куклик» и поступили так, как советовал Швейк. Ружья спрятали на кухне и пошли в общий зал, где скрипка с гармошкой наполняли всё помещение звуками излюбленной песни «На Панкраце, на холме, есть чудесная аллея».
Какая-то барышня сидела на коленях у юноши потасканного вида, с безукоризненным пробором, и пела сиплым голосом:
Обзавёлся я девчонкой, А гуляет с ней другой.
За одним столом спал пьяный сардинщик. Время от времени он просыпался, ударял кулаком по столу, бормотал: «Не выйдет!» — и снова засыпал. За бильярдом под зеркалом сидели три девицы и хором кричали железнодорожному кондуктору:
— Молодой человек, угостите нас вермутом!»
(Ярослав Гащек, «Похождения бравого солдата Швейка»)
…Согласно рейтингам, в мире чешское пиво знают больше, чем чешский хоккей. Таковы уж современные нравы, что личности уходят в тень брендов – третьим элементом национальной составляющей у чехов числится Ярослав Гашек, а может, даже не он сам, а порожденный им солдата Швейк. Впрочем, в самой стране найдется немало желающих с этим поспорить, особенно сегодня, когда многое переворачивается с ног на голову, и местные власти посчитали возможным снять с пьедестала памятник освободившему Прагу от немцев маршалу Советского Союза Ивану Коневу на площади Интербригады.
Одно безусловно: Ярослав Матей Франтишек Гашек является самый известным чехом на планете Земля.
Короткая жизнь этого человека, - он не отметил даже своего 40-летия, - перенасыщена событиями и странствиями. Вкупе с огромной любовью самого Гашека к мистификациям, вся биография писателя представляет собой причудливый сплав порой причудливых фактов и устойчивых мифов, берущих начало, опять же, от фактов. А поскольку и созданный писателем Швейк «позаимствовал» у родителя множество черт и автобиографических сведений, то у исследователей-«гашековедов» дефицита работы не предвидится. Вечный бунтарь, представитель богемы, анархист, блестящий рассказчик, авантюрист, герой анекдотов, «красный» комиссар, двоеженец, полиглот, публицист, фигурант уголовных дел, мастер мистификаций, журналист, завсегдатай кофеен и кабаков, любитель публичных выходок; при жизни собравший коллекцию сообщений о собственной смерти Ярослав Гашек никогда не даст соскучиться своим биографам.
В 2023 году, 30 апреля, исполняется 140 лет со дня рождения Ярослава Матея Франтишека Гашека.
Главная заслуга писателя, бесспорно, - это создание персонажа, зажившего, как говорится, собственной жизнью. «Литературный душеприказчик» Франца Кафки, писатель и критик Макс Брод, посмотрев театральную инсценировку «Похождений», заметил: «Человек неистребим». По Броду, Швейк своей пассивностью и глубокой мудростью воплощает христианское страдание и национальный дух славянства. Книга о похождениях Швейка остается самым знаменитым антимилитаристским литературным произведением – и это несмотря на то, что персонаж, после смерти своего создателя, неоднократно «примерялся» на иные исторические отрезки, и по воле новых авторов отправлялся ими на передовую, даже на Сталинградский фронт. И, да: Гашек и его Швейк из той «оперы», когда, кажется, так писать способен каждый и сколько угодно. Вот только неизменно оказывается, что продукт «под Гашека» - ни на йоту не сравним с самим Гашеком…
Ниже – некоторые факты о жизни и творчестве Ярослава Гашека. Что из этого твердый факт, а что обросший фактографичностью миф, на наш взгляд, в данном случае уже не принципиально – это все яркие сполохи одного грандиозного фейерверка…
- Активного участника антинемецкой демонстрации, одной из тех, что регулярно проходили в Праге в конце ХIХ века, 14-летнего Ярослава арестовала полиция – в его карманах обнаружили камни. Комиссар полиции посчитал их приготовленными в качестве оружия и разбития витрин немецких магазинов и, желая запугать подростка, пригрозил Гашеку, что наутро тот будет расстрелян. «Дорогая мамочка! Завтра меня к обеду не ждите, поскольку я буду расстрелян… Когда придёт мой товарищ, то скажи ему, что меня вели 24 конных полицейских. Когда будут мои похороны, ещё неизвестно», - написал юный арестант в записке родным. В ходе нудного длинного расследования удалось доказать, что злосчастные камни в кармане Ярослава – минералы, купленные для школьной коллекции. Вскоре, в феврале 1898 года будущий писатель с согласия овдовевшей матери бросил школу.
- Полный желания помочь семье материально вчерашний школьник неоднократно начинал работать – сначала в аптеке, потом, после учебы в Торговой академии - в банке, однако строптивый характер и недостаток прилежания не позволяли Ярославу долго сидеть на одном месте. С 1899 по 1903 год он неоднократно покидал Прагу и месяцами бродяжничал, побывав во многих городах Чехии, Словакии, Моравии, Венгрии, и, вероятно, других стран. В 1903 году, осенью, он вернулся в Прагу с твердым намерением стать писателем и зарабатывать исключительно литературой – решимости ему придавал уже вышедший сборник стихов «Майские выкрики», написанный совместно с Ладиславом Гаеком, и ранее получаемые гонорары за свои заметки, которые он писал в ходе своих путешествий.
- Двадцатилетний Гашек в короткий срок стал в Праге знаменитостью: не вылезая из пивных и кофеен, общаясь с сотнями приятелей и знакомых, он умудрился наводнить местные газеты и журналы своими юморесками и фельетонами, публикуемые под десятками вымышленных имен. Он то и дело попадал в скандальные истории, позволял себе многочисленные пьяные хулиганские выходки, не вылезал из полицейских участков и при каждом удобном случае во всеуслышание объявлял, что занят литературным трудом не потому, что мнит себя великим писателем, а только ради хлеба насущного. Одно время он отрастил длинные волосы, расхаживал в папахе и называл себя анархистом. Скажи ему в то время кто-нибудь, что через десять лет он собственноручно будет подавлять восстание анархистов в России, писатель не поверил бы. Однажды месяц отсидел в тюрьме за то, что стукнул полицейского палкой на одном из митингов. Он вместе с друзьями создал «Партию умеренного прогресса в рамках закона», партийные мероприятия проводились в местном ресторанчике «Кравин» («Хлев») под пиво и крепкое. Гашек неизменно призывал сограждан голосовать «только за Партию умеренного прогресса в рамках закона, которая вам гарантирует все, что хотите: пиво, водку, сосиски и хлеб!». В программе партии значились такие пункты, как введение рабства, инквизиции, алкоголизма и реабилитация животных.
- Во время ухаживания за девушкой Ярмилой, ставшей впоследствии первой женой писателя, Гашек по рекомендации друга занял кресло редактора академического журнала «Мир животных». Стабильный заработок успокоил родителей невесты, брак был заключен. Но редактором солидного издания Ярослав пробыл недолго. Он сочинял невероятные истории о неведомых доселе науке существах – так, однажды его сообщение о «доисторической блохе» привело к скандалу в научной журналистике. Разумеется, солидному научному изданию подобные фокусы по душе не пришлись. Кроме того, Гашек учредил «Кинологический институт» - под этой солидной вывеской, Ярослав занялся торговлей перекрашенными дворнягами с сочиненными им же «родословными». Обвиненный в мошенничестве, он вскоре оказался на скамье подсудимых, да не один, а вместе с женой, поскольку «фирма» была записан на нее. Суд не нашел достаточных доказательств вины супругов, но Ярмила, не выдержав позора, подала на развод. К тому же, отцом Гашек был, вероятно, «никаким» - однажды во время очередного своего «турне» по пивным, в одной из них он вспомнил об оставленном в другом кафе малолетнем сыне Рихарде. Оставленный женой Гашек попал в сумасшедший дом, поскольку его, приготовившегося прыгать в реку, сняли с Карлова моста. Возобновить отношения с Ярмилой писатель пытался до конца своих дней. После его смерти Ярмила призналась, что простила супругу все обиды, и что у Гашека была чистая душа и горячее сердце, а если он кому-то и причинял боль, то лишь нечаянно.
- В начале Первой мировой войны Гашек, к своему неудовольствию, получил повестку. Сражаться за нелюбимую империю ему «не улыбалось», и он как мог нарушал армейские порядки в школе вольноопределяющихся, надеясь, что военные устанут и захотят от него избавиться. Но не тут то было: Ярослав все-таки поехал на фронт – сразу после суда за неудачную симуляцию ревматизма, с условием отбывания наказания после окончания войны. Его зачислили в 91-й Богемский пехотный полк австро-венгерской армии. Многое из того, что происходило с ним в этом полку, описано в «Швейке». Имена некоторых героев Гашек даже не поменял: поручика Лукаша, писаря Ванека и других. Несмотря на свои антимилитаристские проказы, Гашек умудрился даже получить медаль «За храбрость» – он взял в плен нескольких русских солдат. То были дезертиры, условившиеся с говорившим по-русски Гашеком о добровольной сдаче, которую потом обставили как подвиг. Сам Гашек заявлял, что награду получил за то, что помог командиру своего батальона вывести вшей при помощи ртутной мази.
- Ярослав Гашек добровольно сдался в плен русским, вместе с денщиком поручика Лукаша Франтишеком Страшлипкой – по одной из версий, прототипом бравого солдата Швейка. В лагере под Оренбургом Ярослав чуть было не умер от тифа. Поправившись, вместе с другими пленными соотечественниками вступил в Чехословацкий корпус, объединявший желающих воевать на стороне России и ее союзников. В 1917 году в Киеве вышла повесть «Бравый солдат Швейк в плену» — своего рода пролог к будущему роману. К тому времени писатель служил в Киеве в патриотической газете «Чехослован». Австрийцы объявили его изменником, а чешские националисты однажды устроили в редакции газеты погром. Летом 1917 года Гашек принял участие в Зборовском сражении, за что получил от России Георгиевский крест 4-й степени.
- После заключения Брестского мира Гашек решил остаться в России, поехал в Москву и вступил в ВКП(б). В Красной армии писатель обуздал, вероятно, свой непростой характер, поскольку стал пользоваться репутацией весьма организованного, исполнительного, дисциплинированного человека. Сам Гашек считал свою деятельность в Советской России очередным этапом борьбы за вожделенную свободу Чехии. В Бугульме он несколько месяцев пробыл комендантом города, а в Уфе его назначили редактором газеты «Наш путь», в этом же городе он познакомился с Александрой Львовой, которая стала его второй женой. Далее был Новосибирск, где Гашека вторично уложил в койку свирепый тиф, а конечным пунктом пребывания в России для Гашека стал Иркутск – он вернулся в Чехию, как бы на помощь местным коммунистам.
- В Праге Гашека обвиняли в массовом убийстве чехов и словаков, а одно издание даже поведало, что «красный комиссар» питался в Сибири мясом убитых китайцев. Это было в духе самого писателя, и он не опровергал слухов. Также он поддерживал слухи, что русская жена – ни что иное, как «трофей», взятый после того, как он собственноручно умертвил отца невесты, «князя Львова», и вообще вырезав всю ее семью. А поскольку официальный брак с Ярмилой расторгнут не был, к дурной репутации Гашика прибавились и обвинения его в двоеженстве.
- На родине Ярослав Гашек значительно остыл к коммунистической идеологии. Он вновь всецело отдался литературной работе и, заодно, к кутежам. Хотя кутить особенно было не на что – далеко не все издания желали иметь дело с писателем-большевиком. Весной 1921 года Гашек после очередной попойки, с больной головой объявил жене, что созрел для большого дела – эпопеи о солдате Швейке, - и даже набросал план книги. Выяснилось, что Александра выбросила «план» в мусорное ведро, обнаружив в кармане пиджака пьяного супруга мятую грязную бумажку, на которой было написано нетвердой рукой: «Идиот на службе. Добровольно пошел на медосвидетельствование, чтобы доказать, что годен к строевой».
- Первоначально новая рукопись Гашека была отвергнута всеми издательствами – редакторы единогласно объявляли, что не собираются печатать грязный пасквиль на добропорядочных чехов. Тогда Ярослав стал выпускать ее за свой счет в виде периодических брошюр, придумав рекламный ход: утверждалось, что впервые в истории чешский роман выходит одновременно во Франции, Великобритании и США. Летом 1921 года Гашек переехал из Праги в небольшой городок Липнице-над-Сазавоу, где и провел последние полтора года своей 39-летней жизни. Здесь «Швейка» выкупил солидный издатель, щедро плативший автору. На радостях Гашек раздавал деньги всем желающим, стал попечителем местной школы, купил дом. Но, как нередко это случается, материальный достаток пришел поздно – когда здоровье уже не позволяло пользоваться теми выгодами, что дают нестесненные средства. В последние месяцы писатель уже надиктовывал текст секретарю, так как обварил правую руку кипятком и вообще был слаб. Несмотря на хвори и пьянство, Гашек сохранял трезвый и ясный ум, но дописать книгу целиком не успел: 3 января 1923 года Гашек скончался, сказав незадолго до ухода: «Швейк тяжело умирает».
- По свидетельству видного чешского писателя и публициста Ивана Ольбрахта, Гашек собирался написать, что после Октябрьской революции Швейк «переходит на сторону народа и с народом участвует в освободительных боях в Китае». Продолжение романа — «Приключения бравого солдата Швейка в русском плену» — написал чешский журналист Карел Ванек (1923; первое русское издание — 1928). В разных странах Европы появлялись новые похождения Швейка. На 16-й день после начала Великой Отечественной войны в газете Черноморского флота капитан-лейтенант А. В. Баковиков начал публиковать главы «Новых похождений Швейка». Всего было опубликовано 13 глав, причём уже в первой из них Швейк заявил: «Этот идиот Гитлер объявил Советам войну. Не иначе как он решил покончить самоубийством. Живым он из этой войны не выйдет». Главы Баковикова читались по московскому радио бойцам и офицерам Красной Армии в программе «Слушай, фронт!». Вскоре после этих передач появляются в газетах рассказы о Швейке от писателя Л. И. Раковского, а М. Р. Слободской за три года создал около 90 глав повести «Новые похождения Швейка», которые распространялись Прессбюро агитации и пропаганды Главпура Красной Армии для перепечатки во фронтовых и армейских газетах, а позднее даже издавались отдельными изданиями. Была создана и комедия-памфлет, которую поставил Театр сатиры в Москве и труппа Эстонского художественного ансамбля на Урале. А в 1943 году вышел фильм «Новые похождения Швейка» по сценарию Е. Помещикова и Н. Рожкова. В 1944 году в Москве вышло два сборника юмористических рассказов под названием «Швейк 20 лет спустя», написанные на чешском языке. Рассказы транслировались на территорию оккупированной Чехословакии радиостанцией «За национальное освобождение». Современный чешский писатель Мартин Петишка написал роман «Приключения бравого солдата Швейка после Второй мировой войны» (1993, под псевдонимом Йозеф Ярослав Марек — автор якобы внук вольноопределяющегося Марека). За переосмысление образа Швейка взялся в свое время и выдающийся Бертольт Брехт в пьесе «Швейк во Второй мировой войне» (1943, поставлена в 1958).
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
— Ты не знаешь, зачем мы ведём тебя к фельдкурату?
— На исповедь, — небрежно ответил Швейк. — Завтра меня повесят. Так всегда делается. Это, как говорится, для успокоения души.
— А за что тебя будут… того? — осторожно спросил верзила, между тем как толстяк с соболезнованием посмотрел на Швейка.
Оба конвоира были ремесленники из деревни, отцы семейств.
— Не знаю, — ответил Швейк, добродушно улыбаясь. — Я ничего не знаю. Видно, судьба.
— Стало быть, ты родился под несчастливой звездой, — тоном знатока с сочувствием заметил маленький. — У нас в селе Ясенной, около Йозефова, ещё во время прусской войны тоже вот так повесили одного. Пришли за ним, ничего не сказали и в Йозефе повесили.
— Я думаю, — скептически заметил долговязый, — что так, ни за что ни про что, человека не вешают. Должна быть какая-нибудь причина. Такие вещи просто так не делаются.
— В мирное время, — заметил Швейк, — может, оно и так, а во время войны один человек во внимание не принимается. Он должен пасть на поле брани или быть повешен дома! Что в лоб, что по лбу.
— Послушай, а ты не политический? — спросил верзила. По тону его было заметно, что он начинает сочувствовать Швейку.
— Политический, даже очень, — улыбнулся Швейк.
— Может, ты национальный социалист?
Но тут уж маленький, в свою очередь, стал осторожным и вмешался в разговор.
— Нам-то что, — сказал он. — Смотри-ка, кругом пропасть народу, и все на нас глазеют. Если бы мы могли где-нибудь в воротах снять штыки, чтобы это… не так бросалось в глаза. Ты не удерёшь? А то, знаешь, нам влетит. Верно, Тоник? — обратился он к верзиле.
Тот тихо отозвался:
— Штыки-то мы могли бы снять. Всё-таки это наш человек. — Он перестал быть скептиком, и душа его наполнилась состраданием к Швейку.
Они вместе высмотрели подходящее место за воротами, сняли там штыки, и толстяк разрешил Швейку пойти рядом.
— Небось курить хочется? Да? — спросил он. — Кто знает…
Он хотел сказать: «Кто знает, дадут ли тебе закурить, перед тем как повесят», — но не докончил фразы, поняв, что это было бы бестактно.
Все закурили, и конвоиры стали рассказывать Швейку о своих семьях, живущих в районе Краловеградца, о жёнах, о детях, о клочке землицы, о единственной корове…
— Пить хочется, — заметил Швейк.
Долговязый и маленький переглянулись.
— По одной кружке и мы бы пропустили, — сказал маленький, почувствовав, что верзила тоже согласен, — но там, где бы на нас не очень глазели.
— Идёмте в «Куклик», — предложил Швейк, — ружья вы оставите там на кухне. Хозяин в «Куклике» — Серабона, сокол,{59} его нечего бояться. Там играют на скрипке и на гармонике, бывают уличные девки и другие приличные люди, которых не пускают в «репрезентяк».
Верзила и толстяк снова переглянулись, и верзила решил:
— Ну что ж, зайдём, до Карлина ещё далеко.
По дороге Швейк рассказывал разные анекдоты, и они в чудесном настроении пришли в «Куклик» и поступили так, как советовал Швейк. Ружья спрятали на кухне и пошли в общий зал, где скрипка с гармошкой наполняли всё помещение звуками излюбленной песни «На Панкраце, на холме, есть чудесная аллея».
Какая-то барышня сидела на коленях у юноши потасканного вида, с безукоризненным пробором, и пела сиплым голосом:
Обзавёлся я девчонкой, А гуляет с ней другой.
За одним столом спал пьяный сардинщик. Время от времени он просыпался, ударял кулаком по столу, бормотал: «Не выйдет!» — и снова засыпал. За бильярдом под зеркалом сидели три девицы и хором кричали железнодорожному кондуктору:
— Молодой человек, угостите нас вермутом!»
(Ярослав Гащек, «Похождения бравого солдата Швейка»)
…Согласно рейтингам, в мире чешское пиво знают больше, чем чешский хоккей. Таковы уж современные нравы, что личности уходят в тень брендов – третьим элементом национальной составляющей у чехов числится Ярослав Гашек, а может, даже не он сам, а порожденный им солдата Швейк. Впрочем, в самой стране найдется немало желающих с этим поспорить, особенно сегодня, когда многое переворачивается с ног на голову, и местные власти посчитали возможным снять с пьедестала памятник освободившему Прагу от немцев маршалу Советского Союза Ивану Коневу на площади Интербригады.
Одно безусловно: Ярослав Матей Франтишек Гашек является самый известным чехом на планете Земля.
Короткая жизнь этого человека, - он не отметил даже своего 40-летия, - перенасыщена событиями и странствиями. Вкупе с огромной любовью самого Гашека к мистификациям, вся биография писателя представляет собой причудливый сплав порой причудливых фактов и устойчивых мифов, берущих начало, опять же, от фактов. А поскольку и созданный писателем Швейк «позаимствовал» у родителя множество черт и автобиографических сведений, то у исследователей-«гашековедов» дефицита работы не предвидится. Вечный бунтарь, представитель богемы, анархист, блестящий рассказчик, авантюрист, герой анекдотов, «красный» комиссар, двоеженец, полиглот, публицист, фигурант уголовных дел, мастер мистификаций, журналист, завсегдатай кофеен и кабаков, любитель публичных выходок; при жизни собравший коллекцию сообщений о собственной смерти Ярослав Гашек никогда не даст соскучиться своим биографам.
В 2023 году, 30 апреля, исполняется 140 лет со дня рождения Ярослава Матея Франтишека Гашека.
Главная заслуга писателя, бесспорно, - это создание персонажа, зажившего, как говорится, собственной жизнью. «Литературный душеприказчик» Франца Кафки, писатель и критик Макс Брод, посмотрев театральную инсценировку «Похождений», заметил: «Человек неистребим». По Броду, Швейк своей пассивностью и глубокой мудростью воплощает христианское страдание и национальный дух славянства. Книга о похождениях Швейка остается самым знаменитым антимилитаристским литературным произведением – и это несмотря на то, что персонаж, после смерти своего создателя, неоднократно «примерялся» на иные исторические отрезки, и по воле новых авторов отправлялся ими на передовую, даже на Сталинградский фронт. И, да: Гашек и его Швейк из той «оперы», когда, кажется, так писать способен каждый и сколько угодно. Вот только неизменно оказывается, что продукт «под Гашека» - ни на йоту не сравним с самим Гашеком…
Ниже – некоторые факты о жизни и творчестве Ярослава Гашека. Что из этого твердый факт, а что обросший фактографичностью миф, на наш взгляд, в данном случае уже не принципиально – это все яркие сполохи одного грандиозного фейерверка…
- Активного участника антинемецкой демонстрации, одной из тех, что регулярно проходили в Праге в конце ХIХ века, 14-летнего Ярослава арестовала полиция – в его карманах обнаружили камни. Комиссар полиции посчитал их приготовленными в качестве оружия и разбития витрин немецких магазинов и, желая запугать подростка, пригрозил Гашеку, что наутро тот будет расстрелян. «Дорогая мамочка! Завтра меня к обеду не ждите, поскольку я буду расстрелян… Когда придёт мой товарищ, то скажи ему, что меня вели 24 конных полицейских. Когда будут мои похороны, ещё неизвестно», - написал юный арестант в записке родным. В ходе нудного длинного расследования удалось доказать, что злосчастные камни в кармане Ярослава – минералы, купленные для школьной коллекции. Вскоре, в феврале 1898 года будущий писатель с согласия овдовевшей матери бросил школу.
- Полный желания помочь семье материально вчерашний школьник неоднократно начинал работать – сначала в аптеке, потом, после учебы в Торговой академии - в банке, однако строптивый характер и недостаток прилежания не позволяли Ярославу долго сидеть на одном месте. С 1899 по 1903 год он неоднократно покидал Прагу и месяцами бродяжничал, побывав во многих городах Чехии, Словакии, Моравии, Венгрии, и, вероятно, других стран. В 1903 году, осенью, он вернулся в Прагу с твердым намерением стать писателем и зарабатывать исключительно литературой – решимости ему придавал уже вышедший сборник стихов «Майские выкрики», написанный совместно с Ладиславом Гаеком, и ранее получаемые гонорары за свои заметки, которые он писал в ходе своих путешествий.
- Двадцатилетний Гашек в короткий срок стал в Праге знаменитостью: не вылезая из пивных и кофеен, общаясь с сотнями приятелей и знакомых, он умудрился наводнить местные газеты и журналы своими юморесками и фельетонами, публикуемые под десятками вымышленных имен. Он то и дело попадал в скандальные истории, позволял себе многочисленные пьяные хулиганские выходки, не вылезал из полицейских участков и при каждом удобном случае во всеуслышание объявлял, что занят литературным трудом не потому, что мнит себя великим писателем, а только ради хлеба насущного. Одно время он отрастил длинные волосы, расхаживал в папахе и называл себя анархистом. Скажи ему в то время кто-нибудь, что через десять лет он собственноручно будет подавлять восстание анархистов в России, писатель не поверил бы. Однажды месяц отсидел в тюрьме за то, что стукнул полицейского палкой на одном из митингов. Он вместе с друзьями создал «Партию умеренного прогресса в рамках закона», партийные мероприятия проводились в местном ресторанчике «Кравин» («Хлев») под пиво и крепкое. Гашек неизменно призывал сограждан голосовать «только за Партию умеренного прогресса в рамках закона, которая вам гарантирует все, что хотите: пиво, водку, сосиски и хлеб!». В программе партии значились такие пункты, как введение рабства, инквизиции, алкоголизма и реабилитация животных.
- Во время ухаживания за девушкой Ярмилой, ставшей впоследствии первой женой писателя, Гашек по рекомендации друга занял кресло редактора академического журнала «Мир животных». Стабильный заработок успокоил родителей невесты, брак был заключен. Но редактором солидного издания Ярослав пробыл недолго. Он сочинял невероятные истории о неведомых доселе науке существах – так, однажды его сообщение о «доисторической блохе» привело к скандалу в научной журналистике. Разумеется, солидному научному изданию подобные фокусы по душе не пришлись. Кроме того, Гашек учредил «Кинологический институт» - под этой солидной вывеской, Ярослав занялся торговлей перекрашенными дворнягами с сочиненными им же «родословными». Обвиненный в мошенничестве, он вскоре оказался на скамье подсудимых, да не один, а вместе с женой, поскольку «фирма» была записан на нее. Суд не нашел достаточных доказательств вины супругов, но Ярмила, не выдержав позора, подала на развод. К тому же, отцом Гашек был, вероятно, «никаким» - однажды во время очередного своего «турне» по пивным, в одной из них он вспомнил об оставленном в другом кафе малолетнем сыне Рихарде. Оставленный женой Гашек попал в сумасшедший дом, поскольку его, приготовившегося прыгать в реку, сняли с Карлова моста. Возобновить отношения с Ярмилой писатель пытался до конца своих дней. После его смерти Ярмила призналась, что простила супругу все обиды, и что у Гашека была чистая душа и горячее сердце, а если он кому-то и причинял боль, то лишь нечаянно.
- В начале Первой мировой войны Гашек, к своему неудовольствию, получил повестку. Сражаться за нелюбимую империю ему «не улыбалось», и он как мог нарушал армейские порядки в школе вольноопределяющихся, надеясь, что военные устанут и захотят от него избавиться. Но не тут то было: Ярослав все-таки поехал на фронт – сразу после суда за неудачную симуляцию ревматизма, с условием отбывания наказания после окончания войны. Его зачислили в 91-й Богемский пехотный полк австро-венгерской армии. Многое из того, что происходило с ним в этом полку, описано в «Швейке». Имена некоторых героев Гашек даже не поменял: поручика Лукаша, писаря Ванека и других. Несмотря на свои антимилитаристские проказы, Гашек умудрился даже получить медаль «За храбрость» – он взял в плен нескольких русских солдат. То были дезертиры, условившиеся с говорившим по-русски Гашеком о добровольной сдаче, которую потом обставили как подвиг. Сам Гашек заявлял, что награду получил за то, что помог командиру своего батальона вывести вшей при помощи ртутной мази.
- Ярослав Гашек добровольно сдался в плен русским, вместе с денщиком поручика Лукаша Франтишеком Страшлипкой – по одной из версий, прототипом бравого солдата Швейка. В лагере под Оренбургом Ярослав чуть было не умер от тифа. Поправившись, вместе с другими пленными соотечественниками вступил в Чехословацкий корпус, объединявший желающих воевать на стороне России и ее союзников. В 1917 году в Киеве вышла повесть «Бравый солдат Швейк в плену» — своего рода пролог к будущему роману. К тому времени писатель служил в Киеве в патриотической газете «Чехослован». Австрийцы объявили его изменником, а чешские националисты однажды устроили в редакции газеты погром. Летом 1917 года Гашек принял участие в Зборовском сражении, за что получил от России Георгиевский крест 4-й степени.
- После заключения Брестского мира Гашек решил остаться в России, поехал в Москву и вступил в ВКП(б). В Красной армии писатель обуздал, вероятно, свой непростой характер, поскольку стал пользоваться репутацией весьма организованного, исполнительного, дисциплинированного человека. Сам Гашек считал свою деятельность в Советской России очередным этапом борьбы за вожделенную свободу Чехии. В Бугульме он несколько месяцев пробыл комендантом города, а в Уфе его назначили редактором газеты «Наш путь», в этом же городе он познакомился с Александрой Львовой, которая стала его второй женой. Далее был Новосибирск, где Гашека вторично уложил в койку свирепый тиф, а конечным пунктом пребывания в России для Гашека стал Иркутск – он вернулся в Чехию, как бы на помощь местным коммунистам.
- В Праге Гашека обвиняли в массовом убийстве чехов и словаков, а одно издание даже поведало, что «красный комиссар» питался в Сибири мясом убитых китайцев. Это было в духе самого писателя, и он не опровергал слухов. Также он поддерживал слухи, что русская жена – ни что иное, как «трофей», взятый после того, как он собственноручно умертвил отца невесты, «князя Львова», и вообще вырезав всю ее семью. А поскольку официальный брак с Ярмилой расторгнут не был, к дурной репутации Гашика прибавились и обвинения его в двоеженстве.
- На родине Ярослав Гашек значительно остыл к коммунистической идеологии. Он вновь всецело отдался литературной работе и, заодно, к кутежам. Хотя кутить особенно было не на что – далеко не все издания желали иметь дело с писателем-большевиком. Весной 1921 года Гашек после очередной попойки, с больной головой объявил жене, что созрел для большого дела – эпопеи о солдате Швейке, - и даже набросал план книги. Выяснилось, что Александра выбросила «план» в мусорное ведро, обнаружив в кармане пиджака пьяного супруга мятую грязную бумажку, на которой было написано нетвердой рукой: «Идиот на службе. Добровольно пошел на медосвидетельствование, чтобы доказать, что годен к строевой».
- Первоначально новая рукопись Гашека была отвергнута всеми издательствами – редакторы единогласно объявляли, что не собираются печатать грязный пасквиль на добропорядочных чехов. Тогда Ярослав стал выпускать ее за свой счет в виде периодических брошюр, придумав рекламный ход: утверждалось, что впервые в истории чешский роман выходит одновременно во Франции, Великобритании и США. Летом 1921 года Гашек переехал из Праги в небольшой городок Липнице-над-Сазавоу, где и провел последние полтора года своей 39-летней жизни. Здесь «Швейка» выкупил солидный издатель, щедро плативший автору. На радостях Гашек раздавал деньги всем желающим, стал попечителем местной школы, купил дом. Но, как нередко это случается, материальный достаток пришел поздно – когда здоровье уже не позволяло пользоваться теми выгодами, что дают нестесненные средства. В последние месяцы писатель уже надиктовывал текст секретарю, так как обварил правую руку кипятком и вообще был слаб. Несмотря на хвори и пьянство, Гашек сохранял трезвый и ясный ум, но дописать книгу целиком не успел: 3 января 1923 года Гашек скончался, сказав незадолго до ухода: «Швейк тяжело умирает».
- По свидетельству видного чешского писателя и публициста Ивана Ольбрахта, Гашек собирался написать, что после Октябрьской революции Швейк «переходит на сторону народа и с народом участвует в освободительных боях в Китае». Продолжение романа — «Приключения бравого солдата Швейка в русском плену» — написал чешский журналист Карел Ванек (1923; первое русское издание — 1928). В разных странах Европы появлялись новые похождения Швейка. На 16-й день после начала Великой Отечественной войны в газете Черноморского флота капитан-лейтенант А. В. Баковиков начал публиковать главы «Новых похождений Швейка». Всего было опубликовано 13 глав, причём уже в первой из них Швейк заявил: «Этот идиот Гитлер объявил Советам войну. Не иначе как он решил покончить самоубийством. Живым он из этой войны не выйдет». Главы Баковикова читались по московскому радио бойцам и офицерам Красной Армии в программе «Слушай, фронт!». Вскоре после этих передач появляются в газетах рассказы о Швейке от писателя Л. И. Раковского, а М. Р. Слободской за три года создал около 90 глав повести «Новые похождения Швейка», которые распространялись Прессбюро агитации и пропаганды Главпура Красной Армии для перепечатки во фронтовых и армейских газетах, а позднее даже издавались отдельными изданиями. Была создана и комедия-памфлет, которую поставил Театр сатиры в Москве и труппа Эстонского художественного ансамбля на Урале. А в 1943 году вышел фильм «Новые похождения Швейка» по сценарию Е. Помещикова и Н. Рожкова. В 1944 году в Москве вышло два сборника юмористических рассказов под названием «Швейк 20 лет спустя», написанные на чешском языке. Рассказы транслировались на территорию оккупированной Чехословакии радиостанцией «За национальное освобождение». Современный чешский писатель Мартин Петишка написал роман «Приключения бравого солдата Швейка после Второй мировой войны» (1993, под псевдонимом Йозеф Ярослав Марек — автор якобы внук вольноопределяющегося Марека). За переосмысление образа Швейка взялся в свое время и выдающийся Бертольт Брехт в пьесе «Швейк во Второй мировой войне» (1943, поставлена в 1958).
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
