«Лорка – поэт универсальный: гений не для избранных, а для всех».
«Гармония ночи глубокой
разрушена грубо
луной ледяной и сонной,
взошедшей угрюмо.
О жабах — ночей муэдзинах —
ни слуху ни духу.
Ручей, в камыши облаченный,
ворчит что-то глухо.
В таверне молчат музыканты.
Не слышно ни звука.
Играет звезда под сурдинку
над зеленью луга.
Уселся рассерженный ветер
горе на уступы,
и Пифагор, здешний тополь,
столетнюю руку
занес над виновной луною,
чтоб дать оплеуху».
(Гарсиа Лорка, «Прерванный концерт»)
Луис Бунюэль. Сальвадор Дали. Гарсиа Лорка. Культовые фигуры, чьи жизни были полны противоречий, а смерти – окутаны тайной. Но, самое главное, оставленное этими творцами наследие обогатило не только культуру родной Испании, а вошло в золотой фонд мировой сокровищницы произведений искусства.
Кстати, и кинорежиссер, арагонец Луис Бунюэль Портолес, и живописец из Каталонии Сальвадор Доменек Фелип Жасинт Дали-и-Доменек, маркиз де Дали де Пуболь, очень высоко отзывались о творчестве поэта и драматурга, андалузца Федерико Гарсии Лорки. Заметим, Бунюэль, Дали и Лорка являлись членами группы «Поколение 27 года» (она же – «поколение 25 года», «поколение диктатуры», «поколение Республики», «поколение Лорки–Гильена» – группа испанских писателей, художников, музыкантов, «проповедовавших» соединение учёной и народной традиции испанской лирики с европейским авангардизмом), в которой именно поэт Божьей милостью стал ключевой фигурой.
В 2023 году со дня рождения Федерико Гарсии Лорки 5 июня исполняется 125 лет.
«На узенькой тропинке
маленький старый ящер
(родственник крокодила!)
сидел и думал.
В своем сюртуке зеленом,
похожий одновременно
на дьявола и на аббата,
подтянут, весьма корректен,
в воротничке крахмальном,
глядел он солидно и важно,
словно старый профессор.
Эти глаза артиста
с неудавшеюся карьерой,
как печально они провожали
умирающий вечер!
Вы только в сумерки, друг мой,
совершаете ваши прогулки?
Вы ходите разве без трости,
дон Ящер? Ведь вы стары,
и дети в деревне могут
напугать вас или обидеть.
Что ищете вы на тропинке,
близорукий философ?
Взгляните, разорвано небо
призрачными тенями
августовской вечерней прохлады!
Вы просите подаянья
у тускнеющего небосвода?
Осколок звезды иль каплю
лазури?
Вы, может, читали
стихи Ламартина, хотите
насладиться серебряной трелью
певчих птичек?
(Ты смотришь на пламя заката,
и глаза твои заблестели —
о грозный дракон лягушек! —
человеческими огоньками,
И плавают челны-мысли,
без руля и ветрил, качаясь
в подернутых тенью водах
твоих зрачков потемневших.)
Пришли вы, быть может, в надежде
красавицу ящерку встретить,
зеленую, словно колос
в мае,
гибкую, словно былинка
над тихой заводью сонной?
Она вас отвергла, я знаю,
и покинула ваше поле…
О, где ты счастливая младость,
любовь в камышах душистых?!
Но к черту! Не унывайте!
Вы мне симпатичны, право.
Девиз: «Я противопоставляю
себя змее», — недаром
начертан на вашем солидном
епископском подбородке»...
(Гарсиа Лорка, «Старый ящер»)
Как рассказать о поэте-юбиляре? Есть несколько путей, и все они уже проторенные. Например, можно поговорить о некоторых предпочтениях талантливого юноши, и, вслед за определенного сорта «исследователями» типа «шокировать» читателей «откровениями».
Можно рассказать о «революционности» поэта, придерживавшегося социалистических взглядов, и о его мученической смерти от рук фашиствующих франкистов. Или, как вариант, об альтернативных версиях гибели, а то и, напротив, чудесного спасения 37-летнего поэта.
Но лично нам хочется говорить именно о Лорке-поэте. Не о Лорке-гомосексуалисте и не о Лорке-социалисте, не о Лорке-масоне и даже не о Лорке- художнике, драматурге и музыканте…
«…– Все эти новые песни, –
ворчала одна лягушка, –
поверь, ни гроша не стоят!
– Подруга, – ей отвечала
другая лягушка, слепая
и сильно помятая с виду, –
когда я была девчонкой,
я верила: бог услышит
когда-нибудь нашу песню
и сжалится он над нами.
С тех пор прожила я долго
и уж ни во что не верю
и петь совсем перестала...
Так жаловались лягушки
и милостыню просили
у резвого лягушонка,
который с нахальной миной
прыгал рядом по травке.
И вот перед тёмным лесом
улитка остановилась.
Хочет кричать. Не может.
Лягушки к ней подскочили.
– Бабочка это, что ли? –
спросила слепая лягушка.
– Ты разве не видишь рожки? –
подруга ей отвечала. –
Это улитка. Скажи нам,
улитка, ты издалёка?
– Живу я не очень близко
и хочу домой поскорее.
– Улитки очень трусливы, –
сказала слепая лягушка.
– Умеешь ты петь? – Не умею, –
улитка в ответ. – А молиться?
– Меня не учили, нет.
– А в вечную жизнь ты веришь?
– А что это?
– Это значит
жить вечно в реке прозрачной
с цветущими берегами,
где много прекрасной пищи.
– Да что вы? А мне говорила
покойная бабушка в детстве,
что я после смерти буду
ползать по нежным листьям
самых высоких деревьев.
– Еретичка была твоя бабка!
Мы говорим тебе правду,
а не веришь – заставим верить! –
разбушевались лягушки...»
(Гарсиа Лорка, «Как улитка отправилась путешествовать и кого она встретила в пути»)
Но вот ведь штука... О поэзии Г. Лорки, являющейся «веществом в чистом виде», нужно, пожалуй, не говорить, ею нужно просто наслаждаться. Как сказала российская писательница и переводчица с каталонского языка Надежда Беленькая:
«Лорка – поэт универсальный: гений не для избранных, а для всех. И для детей тоже. Всеми, безусловно любимый и при жизни, и после смерти. Когда Лорку в шутку спросили, зачем он пишет стихи, он ответил: “Чтобы меня любили”. Чтение вслух в компании друзей, подарок знакомцу в виде стихотворения на листочке бумаги – сколько этих листочков пропало бесследно! – он предпочитал официальному признанию, чествованию, изданию сборников.
Трудно представить себе человека, который бы не любил Лорку. Наверное, таких нет. И не было».
«…Над берегом чёрные луны,
и море в агатовом свете.
Вдогонку мне плачут
мои нерождённые дети.
Отец, не бросай нас, останься!
У младшего сложены руки...
Зрачки мои льются.
Поют петухи по округе.
А море вдали каменеет
под маской волнистого смеха.
Отец, не бросай нас!..
И розой рассыпалось эхо».
(Гарсиа Лорка, «Чёрные луны»)
Г. Лорка – печальный поэт, воспринимавший жизнь фатально. В его стихах отчетливы мотивы, близкие по настроению «канте хондо» (буквально на андалусийском диалекте – «глубокое пение», класс музыки и поэзии фламенко). Это атмосфера небытия, сумерек и ночи. Г. Лорка писал: «Цыганская сигирийя начинается жутким криком, который делит мир на два идеальных полушария, это крик ушедших поколений, острая тоска по исчезнувшим эпохам, страстное воспоминание о любви под другой луной и другим ветром…»
«В этой книге всю душу
я хотел бы оставить.
Эта книга со мною
на пейзажи смотрела
и святые часы прожила.
Как больно за книги!
Нам дают они в руки
и розы, и звёзды,
и медленно сами уходят.
Как томительно видеть
те страданья и муки,
которыми сердце
свой алтарь украшает!
Видеть призраки жизней,
что проходят – и тают,
обнажённое сердце
на бескрылом Пегасе;
видеть жизнь, видеть смерть,
видеть синтез вселенной:
встречаясь в пространстве,
сливаются вместе они.
Стихотворная книга –
это мёртвая осень;
стихи – это чёрные листья
на белой земле,
а читающий голос –
дуновение ветра:
он стихи погружает
в грудь людей, как в пространство.
Поэт – это дерево
с плодами печали:
оно плачет над тем, что любит,
а листья увяли.
Поэт – это медиум
природы и жизни, –
их величие он раскрывает
при помощи слов.
Поэт понимает
всё, что непонятно,
и ненависть противоречий
называет он дружбой.
Он знает: все тропы
равно невозможны,
и поэтому ночью по ним
он спокойно идёт.
По книгам стихов,
среди роз кровавых,
печально проходят
извечные караваны;
они родили поэта,
и он вечерами плачет,
окружённый созданьями
собственных вымыслов.
Поэзия – горечь,
мёд небесный, – он брызжет
из невидимых ульев,
где трудятся души.
Она – невозможность,
что внезапно возможна.
Это арфа, но струны –
пламена и сердца.
Она – жизнь, по которой
мы проходим с тоскою,
надеясь, что кормчий
без руля проведёт наш корабль.
Стихотворные книги –
это звёзды, что в строгой
тишине проплывают
по стране пустоты
и пишут на небе
серебром свои строки.
О глубокое горе –
и навек, без исхода!
О страдальческий голос
поющих поэтов!
Я хотел бы оставить
в этой книге всю душу...».
(Гарсиа Лорка, «Это – пролог»)
Стихи Г. Лорки на русский язык переводили многие. Так, Марина Ивановна Цветаева занялась переводом поэта незадолго до своего самоубийства в 1941 году, но эвакуация прервала её работу. Поэзия Г. Лорки читателям нашей страны известна по блестящим переводам Николая Николаевич Асеева, Юнны Петровна (Пинхусовны) Мориц, Анатолия Михайловича Гелескула, Натальи Родионовны Малиновской и многих других талантливых филологов-испанистов и переводчиков.
«Если умру я –
не закрывайте балкона.
Дети едят апельсины.
(Я это вижу с балкона.)
Жницы сжинают пшеницу.
(Я это слышу с балкона.)
Если умру я –
не закрывайте балкона…».
(Гарсиа Лорка, «Прощанье. Если умру я…»)
Сам образ Г. Лорки печален и мистичен. Считается, что поэт предчувствовал и Гражданскую войну, и собственную гибель и даже неизвестность места своего захоронения.
«Эмилио,
Энрике
и Лоренсо.
Все трое леденели:
Энрике – от безвыходной постели,
Эмилио – от взглядов и падений,
Лоренсо – от ярма трущобных академий.
Эмилио,
Энрике
и Лоренсо.
Втроем они сгорали:
Лоренсо – от огней в игорном зале,
Эмилио – от крови и от игольной стали,
Энрике – от поминок и фотографий
в стареньком журнале.
И всех похоронили:
Лоренсо – в лоне Флоры,
Эмилио – в недопитом стакане,
Энрике – в море, в пустоглазой птице,
в засохшем таракане.
Один,
Второй
и третий.
Из рук моих уплывшие виденья –
китайские фарфоровые горы,
три белоконных тени,
три снежных дали в окнах голубятен,
где топчет кочет стайку лунных пятен.
Эмилио,
Энрике
и Лоренсо.
Три мумии
с мощами мух осенних,
с чернильницей, запакощенной псами,
и ветром ледяным, который стелет
снега над материнскими сердцами, –
втроем у голубых развалин рая,
где пьют бродяги, смертью заедая.
Я видел, как вы плакали и пели
и как исчезли следом,
развеялись
в яичной скорлупе,
в ночи с её прокуренным скелетом,
в моей тоске среди осколков лунной кости,
в моём веселье, с пыткой схожем,
в моей душе, заворожённой голубями,
в моей безлюдной смерти
с единственным запнувшимся прохожим.
Пять лун я заколол над заводью арены –
и пили веера волну рукоплесканий.
Теплело молоко у рожениц – и розы
их белую тоску вбирали лепестками,
Эмилио,
Энрике
и Лоренсо.
Безжалостна Диана,
но груди у неё воздушны и высоки.
То кровь оленья поит белый камень,
то вдруг оленьи сны проглянут в конском оке.
Но хрустнули обломками жемчужин
скорлупки чистой формы –
и я понял,
что я приговорен и безоружен.
Обшарили все церкви, все кладбища и клубы,
искали в бочках, рыскали в подвале,
разбили три скелета, чтоб выковырять золотые зубы.
Меня не отыскали.
Не отыскали?
Нет. Не отыскали.
Но помнят, как последняя луна
вверх по реке покочевала льдиной
и море – в тот же миг – по именам
припомнило все жертвы до единой».
(Гарсиа Лорка, «История и круговорот трёх друзей»)
«…Поэт в химически чистом виде», – сказала о Георгии Иванове Зинаида Гиппиус (Мережковская). «Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой “печали полей”, любви ко всему живому в мире и милосердия, которое – более всего иного – заслужено человеком», – сказал о Сергее Есенине Максим Горький.
Подобные слова уместно сказать о Г. Лорке.
Но о Г. Лорке и так сказано и написано предостаточно. Знаменито стихотворение Иосифа Бродского «Определение поэта» памяти Федерико Гарсии Лорки:
«Существует своего рода легенда,
что перед расстрелом он увидел,
как над головами солдат поднимается
солнце. И тогда он произнес:
"А все-таки восходит солнце..."
Возможно, это было началом стихотворения…»
«Почему ж ты, Испания,
в небо смотрела,
когда Гарсиа Лорку
увели для расстрела?
Андалузия знала
и Валенсия знала, –
Что ж земля
под ногами убийц не стонала?!
Что ж вы руки скрестили
и губы вы сжали,
когда песню родную
на смерть провожали?!.», – вопрошает Николай Асеев.
«Когда убили Лорку, –
а ведь его убили! –
жандарм дразнил молодку, красуясь на кобыле.
Когда убили Лорку, –
а ведь его убили! –
сограждане ни ложку,
ни миску не забыли.
Поубиваясь малость,
Кармен в наряде модном
с живыми обнималась –
ведь спать не ляжешь с мёртвым.
Знакомая гадалка
слонялась по халупам.
Ей Лорку было жалко,
но не гадают трупам…», – написал Евгений Евтушенко.
Стихи в память о Г. Лорке написаны Львом Вершинином и Евгением Долматовским, Александром Розембаумом, Александром Градским, Давидом Гарбаром и многими другими.
Не только поэты – жизнь и смерть Г. Лорки вдохновляют прозаиков и дают верный кусок хлеба исследователям-литературоведам.
Рекомендуем роман Льва Самойловича Осповата «Гарсиа Лорка», вышедший в серии ЖЗЛ в 1965 году.
Широко известна книга «Гранада 1936 г. Убийство Федерико Гарсиа Лорки», издательства «Прогресс» (1986), автор ирландец из Мадрида Ян Гибсон. Я. Гибсон – автор и других трудов о Г. Лорке, но, к сожалению, на русский язык они не переводились.
Сборник «Гарсиа Лорка в воспоминаниях современников» вышел в издательстве «ТЕРРА» в 1997 году.
В издательстве «Эксмо» в 2003 году выпущены воспоминания Аны Марии Дали. Книга содержит письма её знаменитого брата Сальвадора Дали своему другу и отличный иллюстративный материал.
Особо упомянем о работах кандидата филологических наук, доцента Натальи Родионовны Малиновской, являющейся автором статьи «Федерико Гарсиа Лорка» в пособии «Зарубежная литература XX века» (1996). Она же – автор статьи «Самая печальная радость», предваряющий двухтомное издание Г. Лорки «Избранные произведения», а также автор и многих других статей, предисловий и комментариев, касаемых творчества знаменитого андалузца.
Нельзя не упомянуть о книге Альбера Бенсуссана «Гарсиа Лорка», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в 2014 году в серии «Жизнь замечательных людей».
Несколько особняком стоит роман современного испанского писателя Фернандо Мариаса «Волшебный свет», по сюжету которого Федерико Гарсия Лорка не погиб в 1936 году. Рассматривать этот роман как реальную биографию поэта мы бы не стали. Издан роман в 2004 году издательством «Махаон», по нему снят фильм.
К слову, фильмов, в которых, так или иначе, фигурирует персонаж Гарсиа Лорка, – тоже предостаточно.
Но это – о Г. Лорке. Главное же – стихи Г. Лорки самого.
«Прощаюсь
У края дороги.
Угадывая родное,
спешил я на плач далёкий –
а плакали надо мною.
Прощаюсь
у края дороги.
Иною, нездешней дорогой
уйду с перепутья
будить невесёлую память
о чёрной минуте.
Не стану я влажною дрожью
звезды на восходе.
Вернулся я в белую рощу
беззвучных мелодий».
(Гарсиа Лорка, «Прощанье. Прощаюсь у края дороги…»)
Александр Рувинский
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
