article image

«Ведь эти стихи мои лишь для тех, Кто сердцем способен любить и верить!..»

«…С минуту в дверях стоял он, уставя

в пространство взгляд.

Не выслушал объяснений,

Не стал выяснять отношений,

Не взял ни рубля, ни рубахи,

а молча шагнул назад...

С неделю кухня гудела:

“Скажите, какой Отелло!

Ну целовалась, ошиблась...

немного взыграла кровь!

А он не простил”. – “Слыхали?” –

Мещане! Они и не знали,

Что, может, такой и бывает истинная любовь!»

Чьё стихотворение, ну, с трёх попыток? Лет эдак сорок–сорок пять тому назад, любой читатель в СССР, прочитавший эти строки, твердо и безошибочно назвал бы автора: «Асадов, Эдуард».

Популярность этого поэта в 1960-е годы просто зашкаливала. Книги Э. Асадова выходили 100-тысячными тиражами, а на прилавках книжных магазинов их нужно было ещё поискать. Аншлагами сопровождались многочисленные литературные вечера поэта. Лучшие концертные залы «под завязку» наполняли слушатели, когда артистка Москонцерта мастер художественного слова и супруга Эдуарда Асадова Галина Разумовская читала стихи мужа – советского «Певца любви». Девочки, начиная со средних классов, переписывали его стихи в специальные тетрадки, украшенные виньетками и аппликациями из художественных открыток. Мальчики, желавшие проявить внимание к девочке, учили асадовские стихи наизусть и цитировали их в записках, сложенных конвертиками.

«Серьёзные» литературные критики, говорят, не разделяли всеобщей любви. Однако история не очень-то и сохранила их злопыхательства. Просто известно, что высоколобые упрекали Э. Асадова в примитивизме. Говорят, в школах учителя отбирали у девочек тетрадки и блокнотики с переписанными строфами «Стихов о рыжей дворняге»:

«Не ведал хозяин, что где-то

По шпалам, из сил выбиваясь,

За красным мелькающим светом

Собака бежит задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,

В кровь лапы о камни разбиты,

Что выпрыгнуть сердце готово

Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы

Вдруг разом оставили тело,

И, стукнувшись лбом о перила,

Собака под мост полетела...

Труп волны снесли под коряги...

Старик! Ты не знаешь природы:

Ведь может быть тело дворняги,

А сердце – чистейшей породы!» – приговаривая при этом: «Это не поэзия, надо приучать себя к хорошему, почитайте лучше Евтушенко…»

Сам Э. Асадов ответил всей критике разом стихотворением «Литературным недругам моим»:

«Мне просто жаль вас, недруги мои.

Ведь сколько лет, здоровья не жалея,

Ведёте вы с поэзией моею

Почти осатанелые бои.

Что ж, я вам верю: ревность – штука злая,

Когда она терзает и грызёт,

Ни тёмной ночью спать вам не даёт,

Ни днём работать, душу иссушая.

И вы шипите зло и раздражённо,

И в каждой фразе ненависти груз.

– Проклятье, как и по каким законам

Его стихи читают миллионы

И сколько тысяч знает наизусть!

И в ресторане, хлопнув по второй,

Друг друга вы щекочете спесиво!

– Асадов – чушь. Тут всё несправедливо!

А кто талант – так это мы с тобой!..

Его успех на год, ну пусть на три,

А мода схлынет – мир его забудет.

Да, года три всего, и посмотри,

Такого даже имени не будет!

А чтобы те пророчества сбылись,

И тщетность их отлично понимая,

Вы за меня отчаянно взялись

И кучей дружно в одного впились,

Перевести дыханья не давая.

Орут, бранят, перемывают кости,

И часто непонятно, хоть убей,

Откуда столько зависти и злости

Порой бывает в душах у людей!

Но мчат года: уже не три, не пять,

А песни рвутся в бой и не сгибаются,

Смелей считайте: двадцать, двадцать пять.

А крылья – ввысь, и вам их не сломать,

А молодость живёт и продолжается!

Нескромно? Нет, простите, весь свой век

Я был скромней апрельского рассвета,

Но если бьют порою как кастетом,

Бьют, не стесняясь и зимой и летом,

Так может же взорваться человек!

Взорваться и сказать вам: посмотрите,

Ведь в залы же, как прежде, не попасть,

А в залах негде яблоку упасть.

Хотите вы того иль не хотите –

Не мне, а вам от ярости пропасть!

Но я живу не ради славы, нет,

А чтобы сделать жизнь ещё красивей,

Кому-то сил придать в минуты бед,

Влить в чьё-то сердце доброту и свет

Кого-то сделать чуточку счастливей!

А если вдруг мой голос оборвётся,

О, как вы страстно кинетесь тогда

Со мной ещё отчаянней бороться,

Да вот торжествовать-то не придётся,

Читатель ведь на ложь не поддаётся,

А то и адресует кой-куда...

Со всех концов, и это не секрет,

Как стаи птиц, ко мне несутся строки.

Сто тысяч писем – вот вам мой ответ!

Сто тысяч писем светлых и высоких!

Не нравится? Вы морщитесь, кося?

Но ведь не я, а вы меня грызёте!

А правду, ничего, переживёте!

Вы – крепкие. И речь ещё не вся.

А сколько в мире быть моим стихам,

Кому судить поэта и солдата?

Пускай не мне, зато уж и не вам!

Есть выше суд и чувствам и словам.

Тот суд – народ. И заявляю вам,

Что вот в него-то я и верю свято!

Ещё я верю (а ведь так и станется!),

Что честной песни вам не погасить.

Когда от зла и дыма не останется,

Той песне, ей-же-богу, не состариться,

А только крепнуть, молодеть и жить!»

Михаил Веллер – злоязыкий, циничный Михаил Веллер, зачастую не признающий авторитетов, – написал в «Детях победителей»: «Нам было по пятнадцать, мы были юны, стройны, красивы, полны сил и веры: острая брага юности запенилась в нас, детях победителей, когда Хрущев матерился с трибун и учил писателей писать – но никого не сажали, и казалось, что никогда уже не будут сажать, никогда не будет страха: анекдоты о Хрущеве рассказывали везде, издевались над кукурузой: мы выросли без страха в крови, культ личности был историей, Твардовский редактировал и публиковал “Один день Ивана Денисовича” Солженицына, Некрасов печатал в “Новом мире” “По обе стороны океана”, “Коллеги” Аксёнова были знаменитейшей из книг и ”Звездный билет” тоже, критики громили Асадова – мы его читали: суки, человек потерял глаза на войне, прекрасные стихи, читали Евтушенко, читали Вознесенского, переписывали “Пилигримов” Бродского: мало знали, ещё меньше понимали, но верить умели, это тоже было у нас в крови, – нет, сомневались, издевались, но – верили. Что было, то было – верили».

…Зрение Э. Асадов потерял на фронте, под Севастополем, в мае 1944 года.

…Артиллерийская батарея была полностью уничтожена прицельным огнем противника. Орудия были разбиты, зато оставались запасы снарядов, в которых очень нуждались на соседнем рубеже. С наступлением рассвета 4 мая 1944 года боеприпасы загрузили в машину, которую Э. Асадов взялся доставить к батарее, обеспечивающей наступление.

Местность была открытой, равниной, и простреливалась вражеской артиллерией и авиацией. Но именно эти, вовремя доставленные снаряды дали возможность подавить огневые точки противника.

…Снаряд взорвался в двух шагах от машины, Э. Асадову, сидевшему за рулем, снесло часть черепа, лицо его превратилось в кровавое месиво. Это мистика, это чудо – с этим тяжелейшим ранением он продолжил путь, и боеприпасы были доставлены.

Медики не верили: с таким ранением люди не живут больше нескольких минут. Э. Асадов довёл машину до соседней батареи, находясь практически без сознания, и только после этого отключился. Не приходил в сознание он около месяца.

…Он был награждён орденом Красной Звезды только в 1945 году. После войны получил два ордена «Знак Почёта», медаль «За оборону Ленинграда», медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» В 1985 году – орден Отечественной войны I степени. В 1998 году, в канун своего 75-летия, Э. Асадов был удостоен звания Героя Советского Союза. Этой награды много лет добивался его бывший военный командир.

…Тогда, летом 1944 года, юноша очнулся в темноте. Э. Асадов навсегда лишился зрения.

 «Что было потом? А потом был госпиталь и двадцать шесть суток борьбы между жизнью и смертью. «Быть или не быть?» – в самом буквальном смысле этого слова. Когда сознание приходило – диктовал по два-три слова открытку маме, стараясь избежать тревожных слов. Когда уходило сознание, бредил. Было плохо, но молодость и жизнь всё-таки победили. Впрочем, госпиталь был у меня не один, а целая обойма. Из Мамашаев меня перевезли в Саки, затем в Симферополь, потом в Кисловодск в госпиталь имени Десятилетия Октября (теперь там санаторий), ну, а оттуда – в Москву. Переезды, скальпели хирургов, перевязки. И вот самое трудное – приговор врачей: «Впереди будет всё. Всё, кроме света». Это-то мне предстояло принять, выдержать и осмыслить, уже самому решать вопрос: «Быть или не быть?». А после многих бессонных ночей, взвесив всё и ответив: «Да!» – поставить перед собой самую большую и самую важную для себя цель и идти к ней, уже не сдаваясь», – вспоминал поэт.

А 7 сентября 2023 года исполняется 100 лет со дня рождения Эдуарда Аркадьевича (Арташесовича) Асадова.

...Он, карабахский армянин, мечтал о литературной карьере с детства, но сразу после школьного выпускного ушёл добровольцем на фронт. Впервые его стихи опубликовали в журнале «Огонёк» с подачи Корнея Чуковского, которому отправил Э. Асадов свои творения ещё из госпиталя. Автор «Тараканища» и «Бармалея» был очень тонким опытным и одарённым литератором, уцелевшим и в годы сталинских «зачисток»; «виртуозным акробатом пера» и в годы «оттепели», когда задумал пересказать Библию для советских детей. Настоящий боец, обладающим большим литературным вкусом. Вирши Э. Асадова привели К. Чуковского в ужас, он исчеркал присланную рукопись красным редакторским карандашом, в письменном ответе разнёс Э. Асадова в пух и в прах, но в конце сделал решающий вывод: «...Вы – истинный поэт. Ибо у Вас есть то подлинное поэтическое дыхание, которое присуще только поэту!»

Другой, может быть, посчитал бы это дружеское напутствие банальной «отмазкой» воспитанного мэтра от настырного графомана, но Э. Асадов на госпитальной койке, слепой и беспомощный, разглядел в послании благословение, и не ошибся.

Он принялся сочинять стихи. Простые, но о любви, дружбе, верности. И это было то, что оказалось нужным людям самой читающей в мире стране. Простые и надрывные стихи Э. Асадова полюбились школьникам и кадровым военным, домохозяйкам и молодым ИТР (так в 1960-е годы звали «инженерно-технических работников»).

...Э. Асадов был дважды женат, первый брак был недолгим. Позже Э. Асадов признался, что стихи «Они студентами были…», с которых мы начали это повествования, в значительной степени автобиографичны. С женой Э. Асадов познакомился в госпитале, после которого в 1946 году поступил в Литературный институт им. А. М. Горького. Окончил институт в 1951 году, опубликовал первый сборник стихов «Светлая дорога», был принят в члены КПСС и в Союз писателей. Жизнь шла в гору и только с женой «не срослось».

Со второй супругой, Галиной Разумовской, Э. Асадов счастливо прожил до конца её дней в 1997 году – поэт пережил жену на семь лет. Сочинял стихи до последних дней. Не ради славы или денег – по-другому жизни не представлял.

…И сегодня нет-нет, а всплывают строфы асадовских стихов на интернет-страничках нынешних тинейджеров. И сегодня люди, слышащие фамилию «Асадов», бывало, морщатся недовольно и снобистски: «Ну, какой он поэт… Плохой он поэт. Просто раскручен был, фронтовик, герой…»

Не был Э. Асадов «раскручен». Сам он «раскрутился» – что поделать, не оставляли равнодушными людей такие примитивные строчки:

«– Мы расстаемся... совсем... окончательно...

Так нужно, так лучше... И надо решить,

Ты не пугайся. Слушай внимательно:

С мамой иль с папой будешь ты жить?

Смотрит мальчишка на них встревоженно.

Оба взволнованны... Шутят иль нет?

Палец в рот положил настороженно.

– И с мамой и с папой, – сказал он в ответ…»

Или:

«…Теперь он Бомбой её не звал,

Не корчил, как в детстве, рожи,

А тётей Химией величал,

И тётей Колбою тоже.

Она же, гневом своим полна,

Привычкам не изменяла:

И так же сердилась: – У, Сатана! –

И так же его презирала…»

...Так подростки, осваивающие «три аккорда» на гитаре, поют особенные, «дворовые» песни, а не Булата Окуджаву…

Творчество Эдуарда Асадова – это феномен, кто бы чего не говорил. Его слава сравнима со славой поэтов «первого эшелона», его статус «народного» дан народом. «Его любили домашние хозяйки, домашние работницы, вдовы и даже одна женщина – зубной техник», - эта фраза из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова очень даже показательна, только Э. Асадова не меньше любили и представители сильной половины: стихи его каллиграфическим почерком вписывались не только в «дембельские альбомы» срочников – курсанты и молодые офицеры уважали героя-фронтовика не меньше.

…Он не имел иконостаса государства наград, не получал громких премий, скромнее скромных жил в небольшой квартире с супругой Галиной Валентиновной.., – а билетов на его многочисленные вечера было не достать, …и слезы капали из девичьих глаз, когда в тетрадки школьницы переписывали его стихи.

При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького