article image

«Я принял критику без страха. По шапке дали мне с нагрузкою — на мне ж не шапка Мономаха, а лишь треух покроя русского»

«В поэме наших улиц эта —

один лишь лаконичный стих.

Жила она, как тень поэта,

Не отличаясь от других.

 

Не слишком шумной и весёлой

Плыла она по морю дней.

По ней ходили дети в школу,

Цвела акация на ней.

 

И быть бы ей доныне тихой,

вершить негромкие дела,

когда б зловещею шутихой

в ту тишь война не приползла.

 

И грянул бой… И время было,

Когда по улице по той

Передовая проходила

Со всею мощью огневой.

 

И тихой улицы не стало.

Там воздух был от взрывов бур…

Там парни падали в оскалы

Неукрощённых амбразур.

 

Там Пушкин был на каждом доме,

Там русский дух в сердцах царил,

Там каждый камень о разгроме

врага

безмолвно говорил.

 

Там пулемётов злые рыльца

Метали гнев из рваных нор

И пушки за однофамильца

По танкам грохали в упор…

 

Давным-давно всё было это,

воскрес здесь ныне каждый дом,

где имя звонкое поэта

прошло проверку под огнём.

 

Не слишком шумной и весёлой

плывёт она по морю дней.

По ней шагают дети в школу,

светла акация на ней…»

(Валентин Леденв, «Улица Пушкина в Сталинграде»)

В 2024 году, 4 октября, исполняется 100 лет со дня рождения поэта и прозаика Валентина Васильевича Леднева.

Все, кто знал Валентина Васильевича лично, отмечают его глубочайшую гражданственность – и в жизни, и в стихах. «Как бы ни разнились его стихи и по тематике и по стилю, они писались со страстным желанием сделать жизнь лучше, чище», - говорит волгоградская поэт и эссеист Людмила Кузнецова-Киреева. «Плоть от плоти» советский человек, В. Леднев достиг немалого, воспринимая это как должное, и завоеванное уважение, почет, материальные, в конце концов блага, он опять же использовал для вышесказанного. «Валентин Васильевич оставил нам очень много: Дом литераторов, практически построенный им, книги о великой любви к Родине и женщине, житейские и творческие уроки. Значит, и сам он остался!», - пишет в книге «Ипостаси: о них, о нас, обо мне» волгоградский поэт и прозаик Татьяна Брыксина.

«Он слишком много значил для нас, для волгоградской литературы, вообще для города. Во-первых, поэт был – дай бог каждому, во-вторых – человек редкой внутренней силы, в-третьих – многоопытный руководитель старой советской школы. О нем не напишешь милых лирических воспоминаний, а на достойное повествование, боюсь, не хватит собственного соответствия масштабам этой личности. При всем уважении к Ледневу в разное время я по-разному относилась к нему, но в душе и памяти он остается особым человеком. Мы в горячую минуту люто спорили, не щадили друг друга, смотрели злыми глазами, порой даже за праздничным столом. … Наступал момент «поговорить за жизнь» в широком российском смысле, о политике, и «кислород» вступал в реакцию с «водородом»… «Что ты понимаешь, шмакодявка?», – было не самым острым посылом Леднева в мой адрес. Все испуганно замолкали, но я не плакала, кипя до самого нутра. А потом вдруг Валентин Васильевич обнимал меня за плечи и говорил: «Не обижайся, я же люблю тебя… А ты учись держать удар или не лезь с голыми руками на тяжелую артиллерию». Я покорно припадала головой к его подмышке», - продолжает Татьяна Брыксина.

Не умевшая лукавить, сама вся состоявшая из острых углов Татьяна Кузьмина, редкого дарования журналист, на страницах «Волгоградской правды» писала:

«Леднев вечно искал острых углов, безбоязненно шел на конфликты и за принципы свои стоял насмерть. Одиннадцать лет возглавлял местную писательскую организацию, учинял литературные разносы, спорил до хрипоты, ссорился навсегда и мирился навеки… А его любили! За ясную правдивость его натуры. За творческий дар. За особый дар человечности, безошибочно распознаваемый людьми».

«Ясную правдивость натуры» Валентин Леднев пронес через всю свою жизнь. Потому и написал вскоре после того, как его сместили с много лет занимаемого поста Председателя правления реготделения Союза писателей:

«Они меня ругали дружно

за те и эти упущения,

как будто это было нужно

для их же самоочищения.

Я принял критику без страха.

По шапке дали мне с нагрузкою —

на мне ж не шапка Мономаха,

а лишь треух покроя русского.

В меня для случая такого

сопротивляемость заронена

от Ярослава Смелякова

и непокорного Луконина.

А третий —

Федоров Василий —

все утешал:

«Да брось ты маяться,

Не знаешь, что ль,

У нас в России

из горя радость добывается…»

И…

не застряла горечь в горле

от той от критики ругательной.

Вы видите:

стихи поперли!

Я вам за них такой признательный…».

Татьяна Брыксина вспоминала, как он покидал свой начальственный кабинет в Доме Литераторов:

«Когда стало ясно, что прежними методами руководства писательский Дом не удержать, он, не меча громов и молний на отчетно-перевыборном собрании, ушел бесконфликтно. Выслушал все упреки, поулыбался с презрительным сарказмом и ушел».

Ясность – она откуда? Из веры в однажды выбранный путь: «Я окончил 7 учебных заведений, в том числе Высшую партийную школу. Полагал, что просто обязан знать Маркса, Ленина, Фейербаха, Каутского… И знал! Терпеть не могу недоучек. Идеалы социализма воспринимал как личные, кровные, боролся за них. Жизнь народа была и моей жизнью, я так же, как и все, в 46-47 годах голодал жестоко, в обморок падал. Мне было не все равно, что делается с моей страной».

«Я видел реки и длинней и шире,

я видел живописней берега.

Но ты —

моя.

Единственная в мире.

Как жизнь —

единственная —

дорога.

Ты —

древо вечное в полупустыне,

Ты — зов и новь,

и памятник живой.

О, сколько раз

с младенчества доныне

омыт я был твоею синевой!

 

И если правда,

будто, умирая,

мы видим что-то в памяти своей,

Явись ко мне,

красавица степная,

владычица,

поилица полей!..

 

Явись, незамутнённой,

чистой,

вольной,

задумчивой иль яростной — явись,

чтоб не было мне страшно или больно

уплыть навеки в голубую высь».

(Валентин Леднев, «Волге»)

«Пусть это не покажется резким, но, мне кажется, Леднев ненавидел дневной мир за окнами, телевизионное пустозвонство, новую власть, мелкую писательскую суету, телефонные звонки без серьезного повода, просто городской шум и прочий навязчивый урбанизм. Его жизнь осталась в Советском Союзе, с друзьями-ровесниками, среди понятного народа. Новостные программы он смотрел лишь в подтверждение своих убеждений. … Его старенье было мужественным и мудрым. Он продолжал писать четкие, на вольном дыхании стихи – часто с прощающей улыбкой, самоиронией, иногда – едкие, мстительные. Но держать до последнего такую поэтическую форму дано не многим.

В комнате-кабинете Леднева, может быть, даже из протеста, на самых видных местах располагались атрибуты советского времени, естественно – книжный и портретный Сталин, живописные работы незабвенного друга Федора Суханова…». (Татьяна Брыксина).

«В долине, где реки Оленьей

В талы запрятана струя,

За тридевятым удаленьем

Лежит Детландия моя –

Страна вареников и пышек,

Страна мечтаний под вербой,

Страна, где цвет главней и выше

Был розовато-голубой…

От жизни шумной убегая,

Когда сомнет меня беда,

Я вспомню: есть страна такая

И – эмигрирую туда…».

…В родное село Оленье (Дубовский район Волгоградской области) Валентин Леднев, проживавший в Волгограде, наезжал не раз, будучи уже «маститым». С удовольствием общался не только со взрослыми, но и с детьми. Для последних написал повести «Ромка едет на рыбалку» и «Петька-робинзон», вошедшие в сборник «Путешествие в Доброландию». В предисловии к этой книге написал: «Обо всем этом я и рассказал вам, ребята, в своих повестях. Вернее не обо всем, а о самом главном. Обо всем разве расскажешь? Разве можно описать словами, например, как пахнет дым от костра, на котором булькает душистая уха с лаврушкой, с перчиком, с укропом? А про то, как на зорьке играет в тихой протоке сазан, как он вымахивает золотой саблей в воздух и звучно шлепает хвостом по воде – разве про это расскажешь словами? Это надо видеть самому».

А покинул в свое время родное село юный Валя потому, что решил стать летчиком. И стал им.

«Я помню, помню,

было дело,

когда послушный самолет

бросал я в «штопор»

и умело

вводил потом в «переворот».

Я «петли» гнул и делал «бочки»,

я рисовал «фигуры» все

и притирался «на три точки»

к аэродромной полосе.

Я помню, помню,

было это…

Но ведь пилотам нет числа,

меня ж профессия поэта

к земле

от неба вознесла…».

Валентин Леднев - Участник Великой Отечественной войны. С 1946 года его стихи стали выходить на страницах газет и журналов, но не богемная рассеянность, а желание быть полезным стране вела Валентина по жизни. Он окончил Высшую комсомольскую школу при ЦК ВЛКСМ (1949), ВПШ при ЦК КПСС (1955), и только потом - Высшие литкурсы (1962), уже будучи членом СП (1958). Работал в газетах, в их числе - «Молодой ленинец», «Сталинградская правда», «Советский спорт».

Волгоградский писатель Владимир Мавродиев: «Начинал Валентин Леднёв, что говорится, «весомо, грубо, зримо». Цитата из классика революционной поэзии не случайна. К своей самой первой книге, вышедшей в далёком 1955-м, поэт взял эпиграфом строки всю жизнь любимого им Маяковского: «...И сегодня рифма поэта — ласка и лозунг, и штык, и кнут». Впрочем, этими словами можно было предварять все его выходившие в дальнейшем поэтические сборники.

Та первая небольшая книжка была далеко не «ласточкой». Её полностью составляли крепкие сатирические стихи, в которых молодой поэт с яростью беркута и достоинством орла набросился на тогдашних бюрократов (в том числе от партии и комсомола), всяческих «прозаседавшихся», хулиганов, ворюг, пройдох, стиляг и прочих аморальщиков, коих сполна хватало и тогда в Отечестве. Особенно после того, как затрещал лёд надзорной сталинской дисциплины, захлюпала по «оттепели» идеология, и всяческие имитаторы деятельности решили, что наступает время, когда можно, наконец, спокойно «пожить» под демагогическими бумажными «крышами» и липовыми отчётами...

…Он постоянно оборачивал сатиру в бескомпромиссную поэтическую публицистику, печатно и устно резал правду-матку (в течение полувека!) в «начальствующие» глаза и лбы».

Валентин Васильевич Леднев ушел из жизни через два дня после своего 85-летия в октябре 2009 года.

«Я не забыл свою присягу,

когда в свои семнадцать лет

не отступал назад ни шагу

перед лицом тревог и бед.

Но укатали горки сивку –

Всему свой срок и свой конец.

И, погасив свою улыбку,

снимаю я с себя венец.

Теперь спокоен я.

Живите,

как совесть ваша вам велит.

И время шустрое цените.

И не тащите груз обид».

При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького.