article image

Недотыкомка Сологуба и шатуны Мамлеева – твари одной природы

«Передонов стал часто ходить в церковь. Он становился на видное место и то крестился чаще, чем следовало, то вдруг столбенел и тупо смотрел перед собою. Какие-то соглядатаи, казалось ему, прятались за столбами, выглядывали оттуда, старались его рассмешить. Но он не поддавался.

Смех, – тихий смешок, хихиканье да шептанье девиц Рутиловых звучали в ушах Передонова, разрастаясь порою до пределов необычайных, – точно прямо в уши ему смеялись лукавые девы, чтобы рассмешить и погубить его. Но Передонов не поддавался.

Порою меж клубами ладанного дыма являлась недотыкомка, дымная, синеватая; глазки блестели огоньками, она с лёгким звяканьем носилась иногда по воздуху, но недолго, а всё больше каталась в ногах у прихожан, издевалась над Передоновым и навязчиво мучила. Она, конечно, хотела напугать Передонова, чтобы он ушёл из церкви до конца обедни. Но он понимал её коварный замысел и не поддавался.

Церковная служба – не в словах и обрядах, а в самом внутреннем движении своем столь близкая такому множеству людей, – Передонову была непонятна, поэтому страшила. Каждения ужасали его, как неведомые чары.

"Чего размахался?" – думал он.

Одеяния священнослужителей казались ему грубыми, досадно-пестрыми тряпками, – и когда он глядел на облачённого священника, он злобился, и хотелось ему изорвать ризы, изломать сосуды. Церковные обряды и таинства представлялись ему злым колдовством, направленным к порабощению простого народа.

"Просвирку в вино накрошил, – думал он сердито про священника, – вино дешёвенькое, народ морочат, чтобы им побольше денег за требы носили".

Таинство вечного претворения бессильного вещества в расторгающую узы смерти силу было перед ним навек занавешено. Ходячий труп! Нелепое совмещение неверия в живого бога и Христа его с верою в колдовство!

Стали выходить из церкви. Сельский учитель Мачигин, простоватый молодой человек, подстал к девицам, улыбался и бойко беседовал. Передонов подумал, что неприлично ему при будущем инспекторе так вольно держаться. На Мачигине была соломенная шляпа. Но Передонов вспомнил, что как-то летом за городом он видел его в форменной фуражке с кокардою. Передонов решил пожаловаться. Кстати, инспектор Богданов был тут же. Передонов подошёл к нему и сказал:

– А ваш-то Мачигин шапку с кокардой носит. Забарничал.

Богданов испугался, задрожал, затряс своею серенькою еретицею.

– Не имеет права, никакого права не имеет, – озабоченно говорил он, мигая красными глазками.

– Не имеет права, а носит, – жаловался Передонов. – Их подтянуть надо, я вам давно говорил. А то всякий мужик сиволапый кокарду носить будет, так это что же будет!»

 (Федор Сологуб, «Мелкий бес»)

Современники Фёдора Кузьмича Сологуба отмечали его внутреннюю связь с творчеством Достоевского. Например, русский литературный критик и прозаик Евгений Васильевич Аничков писал о «Мелком бесе» Сологуба: «Основное содержание – “передоновщина”. Но стоит только поглубже вдуматься, чтобы понять, что Саша и Людмила совершенно так же необходимы для целого, как эпизод о Коле Красоткине и Илюше для “Братьев Карамазовых”. Даже больше».

Ныне изрядно подзабытый литературный критик Аким Львович Волынский, он же Хаим Лейбович Флексер, назвал Сологуба «подвальным Шопенгауэром».

Современные исследователи уже смело сравнивают Сологуба с Достоевским, некоторые – даже с Кафкой, и уж совсем смело-откровенно – с ушедшим из жизни в 2015 году писателем и философом Юрием Мамлеевым.

Писатель Андрей Битов сказал о последнем: «Литература Мамлеева – это смесь философии, чёрного юмора и абсурда, но в ней прослеживается и классическая линия. Вспоминаются и “Бесы” Достоевского, и – уже из Серебряного века – “Мелкий бес” Сологуба. Только “Шатуны” Мамлеева навеяны уже советским опытом».

Но мы сегодня не о Мамлееве – о Сологубе. В 2023 году 1 марта, исполняется 160 лет со дня рождения писателя, поэта, драматурга.

 Кратко совсем, биография писателя включает следующие вехи:

 Родился в Петербурге в бедной семье сапожника (по другим сведениям – портного). После смерти отца, мать будущего писателя работала прислугой, детей воспитывала (у Фёдора была младшая сестра Ольга) в строгости, прибегала к телесным наказаниям. По мнению многих исследователей, последнее обстоятельство сформировало у писателя садомазохистский комплекс, оказавший влияние на всё его творчество. Получил образование в Учительском институте, работал по специальности в провинции, преподавал математику. Позже, немного продвинувшись по карьерной лестнице, работал инспектором начальных школ и был переведён в Петербург. Стихи писал с подросткового возраста. Первой публикацией стала басня «Лисица и ёж», напечатанная в петербургском детском журнале «Весна» 28 января 1884 года. В последующие годы было напечатано ещё несколько стихотворений в мелких газетах и журналах. В годы работы в школах продолжал писать стихи и начал работу над романом «Тяжёлые сны».

 В Петербурге начал много печататься в журнале «Северный вестник» в 1890-х годах: помимо стихотворений, были напечатаны первые рассказы, роман, переводы из Верлена, рецензии. В 1896 году увидели свет первые три книги Фёдора Сологуба: «Стихи, книга первая», роман «Тяжёлые сны» и «Тени» – объединённый сборник рассказов и второй книги стихов. В 1904 году вышли Третья и Четвёртая книги стихов. В середине 1900-х годов в доме писателя собирался литературный кружок – среди посетителей «воскресений» Сологуба были Гиппиус, Мережковский, Блок, Городецкий, Ремизов, Чуковский, Брюсов и многие другие. В 1904 году Фёдор Сологуб заключил с «Новостями и Биржевой газетой» договор на постоянное сотрудничество. В течение года им было опубликовано около семидесяти статей на темы школьного воспитания, международного положения и другие.

 В период Первой русской революции 1905–1906 годов большим успехом пользовались политические «сказочки» Сологуба, печатавшиеся в революционных журналах и ставшие у писателя особым жанром. В 1905 году Сологуб собрал часть опубликованных к тому времени сказочек в «Книгу сказок», вышедшую осенью 1906 года. В то же время вышла пятая книга стихов «Родине».
Летом 1902 года писатель окончил роман «Мелкий бес», над которым работал не менее 10 лет. Публиковать произведение большинство журналов отказались, только в начале 1905 года роман удалось устроить в журнал «Вопросы жизни», но его публикация оборвалась на 11-м номере в связи с закрытием издания. В марте 1907 года роман вышел отдельным изданием, стала объектом разбора критиков и одной из популярнейших книг.

 Забегая вперёд, отметим, что за год до смерти писателя, уже к тому времени практически преданного властями забвению, «Мелкий бес» был издан в 1926 году в Ленинграде. В следующий раз этот роман был издан в Советском Союзе только в период «оттепели», в 1958 году.

 После первого выхода «Мелкого беса» Фёдор Сологуб приступил к роману «Творимая легенда» («Навьи чары»), занялся подготовкой седьмой и восьмой книг стихов – переводов из Верлена и «Пламенный круг». Также писатель увлекся драматургией. Первым драматическим опытом стала мистерия «Литургия Мне» (1906). Далее были написаны пьесы «Дар мудрых пчёл» (1906) по мотивам античного мифа о Лаодамии и Протесилае, «Победа Смерти» (1907), «Ванька-ключник и паж Жеан» (1908), «Ночные пляски» (1909) и другие. Собственные взгляды на театр Сологуб изложил в эссе «Театр одной воли» (1908) и заметке «Вечер Гофмансталя» (1907).

В 1908 году Сологуб женился на переводчице Анастасии Чеботаревской. В 1910 году Сологуб с Чеботаревской переехали в дом 31 по улице Разъезжая улице, где был устроен настоящий литературный салон, в котором, в частности, устраивались специальные вечера в честь новых интересных поэтов. Так, например, организованы были вечера Анны Ахматовой, Сергея Есенина, Игоря Северянина. (Что касается последнего, в начале 1910-х годов Фёдор Сологуб сильно заинтересовался футуризмом).

 Роман-трилогия «Творимая легенда» вышел в 1905–1913 годах. Далее последовал роман «Слаще яда» (1912). Весной 1913 года после подготовки и премьеры лекции «Искусство наших дней» супруги Сологубы вместе Игорем Северяниным выехали в турне по российским городам. В течение месяца их «трио» проехало от Вильны до Симферополя и Тифлиса. После некоторого перерыва турне было возобновлено и продолжилось вплоть до весны 1914 года, завершившись серией лекций в Берлине и Париже. Затем писатель основал собственный журнал «Дневники писателей», общество «Искусство для всех» и принял участие в созданном совместно с Леонидом Андреевым и Максимом Горьким «Российском Обществе по изучению еврейской жизни». Зимой 1915 года Сологуб от имени Общества ездил на встречу с Григорием Распутиным. Одним из плодов «Общества по изучению еврейской жизни» стал сборник «Щит» (1915), в котором были опубликованы статьи Сологуба по еврейскому вопросу.

 В Первую мировую войну Фёдор Сологуб с лекции «Россия в мечтах и ожиданиях» объездил всю Российскую империю, от Витебска до Иркутска. На происходящие события поэт также откликнулся книгой стихов «Война» (1915) и сборником рассказов «Ярый год» (1916).

 Февральская революция Сологубом была встречена с воодушевлением и большими надеждами, но с лета 1917 года газетные статьи Сологуба приняли откровенно антибольшевистский характер. При этом следует знать, что в 1911–1914 годах Сологуб имел хорошие отношения с большевиками, встречался с Троцким, Луначарским и другими видными деятелями, а его супруга и вовсе была плотно связана с революционной средой. Долго принципиально сопротивлявшийся предложениям эмигрировать, в 1919 году Фёдор Сологуб обратился в советское правительство за разрешением выехать, а позже написал свою просьбу лично Ленину. Тогда помимо Сологуба вопрос с отъездом за границу решался с Блоком, тяжёлая болезнь которого не поддавалась никакому лечению в России. Рассмотрения по делам Сологуба и Блока затягивались. В итоге, к моменту получения Сологубом разрешения покинуть страну, его супруга на фоне обострившегося психического заболевания 23 сентября 1921 года, воспользовавшись недосмотром прислуги и отсутствием Сологуба, ушедшего для неё за бромом, бросилась с Тучкова моста в реку Ждановку. Смерть жены для Фёдора Сологуба стало потрясением и горем, которое писатель не изжил до конца своих дней. Также он принял твёрдое решение остаться в России.

 В период НЭПа были изданы новые книги Фёдора Сологуба и, в частности, роман «Заклинательница змей» (1921, Берлин), изданные в 1921 году в Эстонии книга стихов «Небо голубое» и сборник рассказав «Сочтённые дни». В Советской России вышли поэтические сборники «Фимиамы» (1921), «Одна любовь» (1921), «Костёр дорожный» (1922), «Соборный благовест» (1922), «Чародейная чаша» (1922), роман «Заклинательница змей» (1921), отдельное иллюстрированное издание новеллы «Царица поцелуев» (1921), переводы (Оноре де Бальзак, Поль Верлен, Генрих фон Клейст).
Также Фёдор Сологуб много писал «в стол», а также с головой ушёл в работу петроградского, с 1924-го ленинградского Союза писателей. Сорокалетие литературной деятельности Сологуба торжественно отметили 11 февраля 1924 года. На сцене с речами выступили Евгений Замятин, Михаил Кузмин, Андрей Белый, Осип Мандельштам, в числе организаторов торжества были Анна Ахматова, Аким Волынский, Всеволод Рождественский. Никто из них, равно как и сам поэт, не предполагал, что после праздника больше не выйдет ни одной его новой книги.

 В мае 1927 года работавший над романом в стихах «Григорий Казарин» Фёдор Сологуб серьёзно заболел, с лета перестал вставать с постели, 5 декабря того же года скончался. Похоронили писателя на Смоленском православном кладбище рядом с могилой любимой им жены.

 Смерть писателя избавила его, вероятно, от трагической судьбы, постигшей многих его товарищей и соратников по перу – Евгения Замятина (затравленный, он был вынужден эмигрировать), Осипа Мандельштама (умер в пересыльном «ГУЛАГовском» лагере), Анны Ахматовой, испытавшей всю «прелесть» статуса «жены врага народа» и «матери врага народа», и многих других.

…И всё же: шатуны Мамлеева (по одноименному его роману) и недотыкомка Сологуба – твари одной природы.

Слово «недотыкомка» – не есть неологизм Сологуба. Хотя нет «недотыкомки» ни в современных толковых словарях, ни в «Толковом словаре» Владимира Даля. Но есть в Словаре русских народных говоров: «Недотыкомка – то же, что недоруха – обидчивый, чрезмерно щепетильный человек, не терпящий шуток по отношению к себе, недотрога».

Встречается это слово и в литературе – так, например, в повести Леонида Пантелеева и Григория Белых «Республика ШКИД» говорится, что такой кличкой иногда называли воспитанника школы Сашу Пыльникова, которого, кстати, на самом деле звали Павлом Ельховским, Панькой. Впрочем, обе клички родились именно под впечатлением творчества Сологуба: «В те дни четвёртое отделение увлекалось книгами Фёдора Сологуба. В одном из романов этого некогда известного писателя выведен женоподобный мальчик Саша Пыльников. Японец указал товарищам на сходство Ельховского с этим типом. Паньку прозвали Сашей Пыльниковым, взамен утвердившегося было прозвища Чихун...
Впоследствии звали его ещё и Недотыкомкой, Бебэ, Почтелем, но обычно звали Сашкой. Многие даже не знали, что настоящее его имя – Павел».

 К слову, отметим, что во времена написания и выхода книги «Республика ШКИД», в 1926 и 1927 году соответственно, Фёдор Сологуб был ещё жив, а в январе 1926 года и вовсе был избран председателем Петербургского союза писателей.

 При том при всём, сегодня «недотыкомка» ассоциируется исключительно со знаменитым романом Фёдора Сологуба «Мелкий бес». И сологубовская «недотыкомка» – это бес, сидящий внутри героя романа Ардальона Передонова, некая серая назойливая тварь.

 Сам Передонов, Ардальон Борисович, учитель в школе провинциального городка, ненавидящий и боящийся собственных учеников, на глазах у читателей романа превращается в параноидального шизофреника. «Его чувства были тупы, и сознание его было растлевающим и умертвляющим аппаратом. Всё доходящее до его сознания претворялось в мерзость и грязь. В предметах ему бросались в глаза неисправности, и радовали его. У него не было любимых предметов, как не было любимых людей, – и потому природа могла только в одну сторону действовать на его чувства, только угнетать их».

 И ещё:

 «Передонов чувствовал в природе отражения своей тоски, своего страха под личиною её враждебности к нему, – той же внутренней и недоступной внешним определениям жизни во всей природе, жизни, которая одна только и создает истинные отношения, глубокие и несомненные, между человеком и природою, этой жизни он не чувствовал. Потому-то вся природа казалась ему проникнутою мелкими человеческими чувствами. Ослепленный обольщениями личности и отдельного бытия, он не понимал дионисических, стихийных восторгов, ликующих и вопиющих в природе. Он был слеп и жалок, как многие из нас».

К слову, сам Сологуб в своё время окончил учительский институт и около 10 лет он учительствовал в Новгородщине и Псковщине, вдосталь насмотревшись на серую жизнь и нищету провинциального общества.

 Самостоятельное стихотворение «Недотыкомка серая...» Федор Сологуб написал 1 октября 1899 года – в процессе работы над «Мелким бесом».

«Недотыкомка серая
Всё вокруг меня вьётся да вертится, –
То не Лихо ль со мною очертится
Во единый погибельный круг?

Недотыкомка серая
Истомила коварной улыбкою,
Истомила присядкою зыбкою,-
Помоги мне, таинственный друг!

Недотыкомку серую
Отгони ты волшебными чарами,
Или наотмашь, что ли, ударами,
Или словом заветным каким.

Недотыкомку серую
Хоть со мной умертви ты, ехидную,
Чтоб она хоть в тоску панихидную
Не ругалась над прахом моим».

В романе «Мелкий бес» недотыкомка появилась не сразу, но внезапно: «Откуда-то прибежала маленькая тварь неопределённых очертаний – маленькая, серая, юркая недотыкомка. Она посмеивалась и дрожала и вертелась вокруг Передонова. Когда же он протягивал к ней руку, она быстро ускользала, убегала за дверь или под шкаф, а через минуту появлялась снова, и дрожала, и дразнилась – серая, безликая, юркая».

В романе недотыкомка уже не только серая – она «дымная, синеватая, грязная, пыльная; потом недотыкомка резко меняет окраску: она «вспыхивает тускло-золотистыми искрами», является Передонову «то кровавою, то пламенною»; на маскараде оборачивается веющим в толпе веником («позеленела, шельма»), а потом «навязчиво подсказывает Передонову, что надо зажечь спичку и пустить её, недотыкомку огненную... на эти тусклые, грязные стены». И, повинуясь ей, Передонов «зажёг спичку, поднёс её к оконному занавесу снизу... Огненная недотыкомка юркою змейкой поползла по занавесу», как пишет современный литературный критик Елена Макаренко в одной из статей журнала «Литература».

По Макаренко – недотыкомка есть «символ передоновщины, символ гадкого и скользкого начала, символ абсурда, символ хаотической природы мира».

Удивительнейший и, может быть, до конца и сегодня не разгаданный символ – и не будем забывать, что Федор Сологуб для большинства – это, прежде всего, поэт, крупнейший представитель символизма. Хотя и сказал Александр Блок: «Менее всего известны публике и критике стихи Сологуба. Может быть, они так и останутся достоянием немногих, но истинных почитателей, разделяя судьбу поэзии Тютчева и Боратынского».

 «Не болтай о том, что знаешь,
Тёмных тайн не выдавай.
Если в ссоре угрожаешь,
Я пошлю тебя бай-бай.
Милый мальчик, успокою
Болтовню твою
И уста тебе закрою.
Баюшки-баю.
Чем и как живёт воровка,
Знает мальчик, – ну так что ж!
У воровки есть верёвка,
У друзей воровки – нож.
Мы, воровки, не тиранки:
Крови не пролью,
В тряпки вымакаю ранки.
Баюшки-баю.
Между мальчиками ссора
Жуткой кончится игрой.
Покричи, дитя, и скоро
Глазки зоркие закрой.
Если хочешь быть нескромным,
Ангелам в раю
Расскажи о тайнах тёмных.
Баюшки-баю.
Освещу ковёр я свечкой.
Посмотри, как он хорош.
В нём завёрнутый, за печкой,
Милый мальчик, ты уснёшь.
Ты во сне сыграешь в прятки,
Я ж тебе спою,
Все твои собрав тетрадки:
— Баюшки-баю!
Нет игры без перепуга.
Чтоб мне ночью не дрожать,
Ляжет добрая подруга
Здесь у печки на кровать,
Невзначай ногою тронет
Колыбель твою, -
Милый мальчик не застонет.
Баюшки-баю.
Из окошка галерейки
Виден зев пещеры той,
Над которою еврейки
Скоро все поднимут вой.
Что нам, мальчик, до евреек!
Я тебе спою
Слаще певчих канареек:
— Баюшки-баю!
Убаюкан тихой песней,
Крепко, мальчик, ты заснёшь.
Сказка старая воскреснет,
Вновь на правду встанет ложь,
И поверят люди сказке,
Примут ложь мою.
Спи же, спи, закрывши глазки,
Баюшки-баю».

(Федор Сологуб, «Жуткая колыбельная»)

 …А «Мелкий бес» выдержал десяток прижизненных изданий!

«Нужно сказать, что этот первичный, обличительный и отвращающий смысл романа и зеркальность Передонова я вовсе не отрицаю. Роман выдерживает требование и, с этой стороны, имеет своё значение и при таком понимании. Трудно, очень трудно пройти за его тройную черту, вглубь, туда, где не бывал, кажется, и сам отец Передонова и Недотыкомки. Но в конце концов нельзя не перейти», – сказал о романе Зинаида Гиппиус.

Что ещё? При рождении Фёдора его родители дали мальчику свою фамилию – Тетерников. А был его отец – портной из бывших крестьян да мать – из прислугу. Псевдоним Сологуб Тетерников взял, когда его начали печатать в журнале «Северный вестник», по настоянию редактора Николая Максимовича Минского. Сам же псевдоним придумал критик и искусствовед Аким Волынский (Хаим Лейбович Флексер). Фамилия Соллогуб принадлежала известному аристократическому роду, в том числе, её носил и беллетрист граф Владимир Соллогуб. Приличий ради, в псевдониме убрали одну букву «л».

«Если б меня спросили, кто самый значительный из современных беллетристов, то я не колеблясь назвал бы Ф. Сологуба. Для меня нет сомнения, что он больше всех других современных романистов и прозаиков имеет шансы остаться в истории литературы», – сказал о Сологубе его современник Максимилиан Волошин.

Как в воду глядел…


При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М Горького.

Фото: фрагмент портрета Федора Сологуба, написанного Контантином Сомовым, 1910