article image

Ни сломить, ни озлобить Степана Злобина не удалось никому.

«Единственным светлым лучом в трудной жизни Авдотьи стал Иванка. Он подрастал, наперекор всему, крепким, румяным, здоровым. Он никогда не плакал, не требовал за собой ухода и целый день мог просидеть, занимаясь тем, что барабанил в донце горшка деревянной ложкой… Когда случалась размолвка между Авдотьей и мужем, Иванка тотчас начинал шуметь, греметь, петь, наконец, хватал за ногу Истому и тащил к матери, обхватывал за ногу мать и так изо всех силёнок прижимал, обняв их обоих, и оба смеялись ему и мирились…

– Такой же точь-в-точь был Федюнька, – сквозь светлые слёзы, лаская Иванку, говорила Авдотья…

Что бы ни было с ней, чем бы ни занималась она – ни на миг не могла забыть пропавшего сына. Ей всё казалось, что вот он найдётся среди нищих, безногих, слепых и поражённых язвами… В сторожку, где жил звонарь, с паперти часто забредали погреться нищие, и Авдотья не уставала расспрашивать их, не видели ли они такого калеку-мальчонку, не уставала рассказывать страшную повесть о том, как у неё был украден Федюнька…

Среди нищих, стоявших у церкви, Иванка привязался к одной старушке, которая собирала милостыню на паперти их церкви и часто просилась погреться в церковной сторожке.

– Ты бабушка?

– Бабушка, светик.

– А внучки есть у тебя?

– Не послал бог, родимый.

– А кому же ты басни баешь?

– Сама с собой. Лягу на печь да и ворчу себе под нос басенку, так и засну, – пошутила старушка.

– А слухает кто же? – не унимался Иванка.

– Пошто же на печи тараканы! Как стану баять – утихнут и не шуршат, затаятся и ухи развесят.

– А ты их любишь?

– Чего не любить – божья тварь!

Когда на другой день старуха зашла погреться, Иванка принёс ей берестяной коробок.

– Вот тебе, бабушка, тараканы, сказывай басню, и я тоже слухать стану, – созорничал он.

– Слушай, – сказала бабка и повела рассказ…

Старухина “басня” захватила Иванку. Глазенки его засветились. Не отрываясь глядел он на бабкин рот, из которого словно чудом рождались неслыханные слова…

Авдотья, взглянув на Иванку, увидела светлое, новое в синих глазах под большими ресницами. Молча кивнула она Истоме на притихшего сына.

– Возьмём старуху к себе – всё же она за домом присмотрит, с ребятами займётся и одежду поштопает, – шепнула Авдотья мужу.

– Что ж, места на печке хватит, – согласился Истома.

Так завелась у Иванки своя бабушка.

Один из приятелей Иванки рассказал, что ему отец купил на торгу синицу.

– Ух и песельница! – воскликнул мальчишка.

– А мне бачка бабку завёл – ух и сказочница! – похвалился Иванка в свою очередь.

А сказки у старухи были все, как одна – про Иванушку: Иванушка за жар-птицей, за мёртвой и за живой водой, Иванушка с мертвецами дерётся и на царевне женится, Иванушка змея убил, богатырей покорил, Иванушка на ковре-самолёте летает, в сапогах-скороходах бегает, правду и кривду судит, за слабых заступа, старым опора, злым посрамленье.

Иванка, слушая сказки, всё прикладывал к себе самому. Сядет и размечтается. Иногда даже рот откроет, и на пухлых губах его слюна надуется пузырем. Увидит Первушка и захохочет:

– Что ты, как Иванушка-дурачок?

– Ничего! Погоди вот, вырасту, каким стану: заведу себе сивку-бурку, ковер-самолёт, серого волка, да вот и женюсь на царевне!

– Ма-амка, пеки пироги, наш Ваня жениться хочет! – орал Первушка.

Иванка вскакивал и колотил его по спине.

– Не так дерешься, не так! – с улыбкой, разгонявшей его угрюмость, останавливал Истома, если случалось ему видеть возню. – Иди сюда, я тебя научу.

Иванка всегда охотно бежал к отцу.

– Ну-ка, стукни мне в зубы, – говорил Истома, нагнувшись к нему. – Так! Здорово! А теперь по шее вмажь! Ловко! А теперь под микитки… Да нет, не так. Вот я тебя научу под микитки.

Он легонько тыкал кулаком, Иванка валился с ног, но не ревел, он вскакивал снова на ноги и угощал отца кулаком…

– Учись, учись, сынок, тумаки давать, – говорил Истома. – У кого своих много, тому другие не дадут, а у кого нет, с тем каждый поделится.

Когда Иванке минуло восемь лет, на кулачной учёбе впервые разбил он отцу в кровь губу.

– Ну, хватит тебя обучать, – сказал Истома, – остальному ребята выучат…».

(Степан Злобин, «Остров Буян»)

…Сколько «тумаков» снёс за свою жизнь Степан Злобин? Участие в боевой дружине эсеров. Аресты ВЧК и НКВД. «Бутырка». Тиф. Туберкулёз. Фашистский плен, концлагеря. Вечный «Дамоклов меч» над головой, статус опального и неблагонадёжного, рассыпанные цезурой наборы готовых книг. Всё было. Одного не было: сломленного и озлобленного Степана Злобина: писатель сам никогда не падал духом, и другим многим не давал им упасть. И в своих произведениях оставался верным однажды выбранным ценностям, неукротимой борьбы народа за счастливое будущее, как бы пафосно это не звучало.

В 2023 году, 24 ноября, исполняется 120 лет со дня рождения советского писателя Степана Павловича Злобина.

Маленький Степа родился в семье студентов Павла и Лидии Злобиных. Отец мальчика Павел Владимирович происходил из дворянского рода. Лидия Николаевна Доброва-Ядринцева была дочерью писателя и крупного исследователя Сибири, Центральной Азии, общественного деятеля. Она сама выросла в известного историка и этнографа. И Павел, и Лидия были убеждёнными революционерами, эсерами. Лидия даже обвинялась в соучастии в покушении на убийство московского градоначальника генерала-майора А. А. Рейнбота. Павла Злобина постоянно арестовывали за революционно-социалистическую деятельность. Словом, большую часть времени маленький Степа проживал у бабушки, пока родители скитались по тюрьмам и ссылкам.

Во время Первой мировой войны, которая застала юного Степана в Уфе, Павел Злобин отправился на фронт, а его сын, соответственно, опять к бабушке, в Рязань. Здесь мальчик поступил в училище и уже в четвертом классе пошёл по стопам родителей – увлёкся нелегальной литературой, проникся революционными идеями и вскоре стал участником боевой дружины. Четвероклассник, он получил статус красногвардейца, затем стал членом отряда матросов Балтики. А молодость требует своего, и под псевдонимом Аргус Степан Злобин печатал стихи в губернской газете, учился живописи в мастерской Филиппа Малявина, поступил в театральную студию.

Но эсером быть – при большевиках тужить, и вот уже Степан Злобин первый раз коротает время в «одиночке» Бутырской тюрьмы. В камере Степана свалил тиф. Отец взял сына на поруки.

С 1920 года Степан Злобин работал в Москве, и тут же поступил в Промышленно-экономический техникум, который, впрочем, ему пришлось оставить из-за болезни.

Следующий попыткой продолжить образование стал Высший литературно-художественный институт имени Брюсова. С. Злобин увлекся языкознанием. Обострившийся туберкулёз вынудил студента-третьекурсника отправиться в подмосковный санаторий, но тут, в 1922 году, в тюрьме вновь оказался отец будущего писателя, а в 1924 году арестовали уже самого Степана Злобина. В этот раз в стенах Бутырской тюрьмы ему пришлось провести в одиночной камере несколько месяцев. Из «Бутырки» его отправили в ссылку, в Уфу, где на тот момент находился и его отец – ссыльный член ЦК партии правых эсеров. В декабре 1924 года Степана Злобина исключили из института «по неуспеваемости».

В Уфе Злобин-младший преподавал литературу и русский язык в школах 1-й ступени. Но туберкулёз вновь дал о себе знать, и с преподавательской деятельностью пришлось покончить. С. Злобин устроился работать статистиком в башкирский Госплан. Он принимал участие в экспедициях по районам Башкирии, изучал башкирский язык, записывал песни, местные пословицы и предания, что пригодилось ему впоследствии при работе над знаменитым романом «Салават Юлаев».

Но писательская деятельность Степана Злобина началась с произведений для детей – 1924 годом датировано его первое произведение, сказка в стихах «Переполох».

Потом из-под пера С. Злобина вышел роман «Дороги» о событиях на Урале с конца XIX века и до настоящего писателю времени, но книге суждено было остаться рукописью, поскольку цензуру произведение не прошло.

Зато вышли в 1928 году очерки «По Башкирии»; совместно с А. Кийковым статья «Башкирская АССР» для первого издания Большой Советской Энциклопедии, и, – в следующем году – «Салават Юлаев». Этот исторический роман принёс автору большой успех, хотя первой реакцией цензоров было – «запретить». Они усмотрели в книге «наезд» на Ленинский комсомол, и по началу издательство «Молодая гвардия» С. Злобину отказало в публикации произведения. Не совсем понятны причины, по которым издательство пересмотрело своё решение, но вскоре книга была издана тиражом в 1,5 млн экземпляров. Успех у романа был огромный, книгу переиздавали с 1929 го 1939 год  шесть раз. Книга была переведена на башкирский, украинский, белорусский, узбекский, туркменский, мордовский и другие языки. В 1940 году при участии первой жены писателя Галины Спевак (у пары родился сын, Наль Злобин, который стал в будущем известным российским философом и культурологом) был снят одноимённый фильм «Салават Юлаев».

Степан Злобин продолжил изучать историю крестьянских восстаний, совмещая писательство с работой редактора на радио. В конце 1930-х годов писатель стал председателем Секции исторической литературы СП СССР.

 Когда началась Великая Отечественная война, автор знаменитого романа о батыре, национальном герое Башкирии Салавате Юлаеве, Степан Злобин вступил в так называемую «писательскую роту» 8-ой Краснопресненской дивизии народного ополчения Москвы. Позже писал для дивизионных газет 24-й армии.

В битве под Вязьмой осенью 1941 года контуженного и раненого в ногу Степана Злобина немцы взяли в плен. Первое время писателя содержали в лагере для военнопленных в Минске «Шталаг-352». В лагере писатель стал санинструктором в бараке лазарета для сыпнотифозных. Пользуясь, что охрана не слишком часто, из понятных опасений, заглядывала в тифозный барак, С. Злобин от руки писал газету «Пленная правда» и успел выпустить три номера До наших дней сохранился только один выпуск, датированный 10 июня 1942 года. Сложенный несколько раз листок спрятали в здании бывшего лазарета, где его случайно обнаружил в 1949 году минский школьник. Сейчас раритет хранится в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны.

Степан Злобин готовил и побег из лагеря, но из-за чьего-то предательства о предполагаемом побеге стало известно лагерному начальству. И его в кандалах доставили в немецкий лагерь Цайтхайн, близ Дрездена. Здесь С. Злобин содержался по октябрь 1944 года, и снова возглавил подполье. Вместе с товарищами он составлял листовки, которые передавались из рук в руки, порою чудом попадая в другие лагеря. Членом этой подпольной группы был, в частности, художник А. Пахомов. В лагере Степан Павлович написал и некоторые главы будущего, во многом автобиографичного романа «Пропавшие без вести», изданного впоследствии с посвящением: «Людям моей судьбы. Неугасимой памяти погибших. Чести и мужеству тех, кто выстоял».

Вести записи в условиях концлагеря было очень рискованно. Однако товарищи по подполью прятали их, а после войны вернули владельцу. Теперь записная книжка писателя хранится в Центральном музее революции.

В лагерь Цайтхайн одновременно с С. Злобиным находился пленный боец Красной армии Александр Аронович Левин (1921–1998). Московский еврей, он скрывался под фамилией «Фёдоров». После освобождения в мае 1945 года А. А. Левин писал в своих письмах родным:

«Прошу узнать в Союзе советских писателей (ул. Воровского) о судьбе Степана Павловича Злобина. Если он жив и здоров, то передайте ему привет от Саши Фёдорова (это моя фамилия в плену). Злобин был тем человеком, который в фашистской неволе не дал нам упасть духом, сплотил нас в единый антифашистский союз, слил воедино наши цели и всю ненависть к фашистским захватчикам. Злобин – это несгибаемый ленинец с твердой волей и прекрасным сердцем. Чуть не до смерти замучили его, пытая, в тюрьме. Чуяло их подлое сердце, что он не просто писатель ЗЛОБИН, а что он большевик ЗЛОБИН».

После войны Александр Левин встречался со Степаном Злобиным в Москве, а письма москвича опубликованы в первом сборнике «Сохрани мои письма…», изданном Центром «Холокост» в 2007 году.

После разоблачения С. Злобина в лагере Цайтхайн, несгибаемого писателя вместе с тяжелобольными отправили в Польшу. Вероятнее всего, оставшихся живых заключённых ждали пока неостывшие крематории Освенцима, но довезти ещё живых мертвецов гитлеровцы сумели только до Лодзи, где их уже встретили советские войска, которые наступали быстрее, чем это предполагали в Берлине...

 Страшные события, которые пришлось пережить Степану Злобину, были им описаны в романе «Восставшие мертвецы». Кровоточащая рукопись была данью памяти товарищей писателя, оставшихся в фашистских лагерях навсегда. Военная прокуратура, ознакомившись с трудом писателя, тут же сильно возбудилась. Литературные чиновники также сочли излишним «пугать» читателей. Рукопись была изъята, автор оказался под пристальным вниманием «компетентных органов». По сути, всё это Степан Злобин уже видел и переживал: роман «Дорога», написанный ещё в Башкирии до «Салавата Юлаева» и описывавший ужасы Гражданской войны на Урале, как уже было сказано выше, тоже был запрещён партийной цензурой за слишком нелицеприятное представление правды.

В 1948 году вышел роман Н. П. Злобина «Остров Буян», описывающий Псковское восстание 1650 года, и делая акцент на первопричины исторических событий и их роль в дальнейшей судьбе государства.

А в 1951 году С. Злобиным был написан «Степан Разин» – роман, ставший вершиной творчества писателя. И коренным образом изменивший отношение к Степану Павловичу. Дело в том, что эта книга произвела неизгладимое впечатление на главного «цензора» страны, в роли которого традиционно выступил действительно очень много читавший Иосиф Сталин. Глава государства не стал даже слушать робкие намеки на «неблагонадёжность» С. Злобина (в частности, известно, что заместитель Председателя Совета министров Георгий Маленков взял на себя дерзость напомнить вождю, неприязненно относившемуся к участникам войны, пережившим плен, о том, что С. Злобин не только бывший эсер, но и несколько лет провёл в фашистских лагерях) – в 1952 году автору «Степана Разина» была присуждена Сталинская премия первой степени. Это быстро заткнуло рты многим недоброжелателям С. Злобина.

«Царицын был ближним городом от верховых казацких станиц. Из Зимовейской казаки чаще езжали в Царицын, чем в свой, казацкий, Черкасск. Сюда приезжали крестить детей и венчаться, за товаром на торг перед праздником или свадьбой, тут сбывали добычу удачной охоты и у татар покупали коней и овец…

Попадая в Царицын, казаки нередко жили тут по два-три дня, “обмывая” в царицынских кабаках какую-нибудь покупку. У многих донцов были здесь в городе тёщи, кумовья и сваты.

Если под Царицын, случалось, набегали из приволжских степей кочевые разбойники, то не раз царицынцы гнали гонцов к казакам за подмогой, и две–три донские станицы пускались в погоню за степными грабителями…

Когда про Степана прошла слава как про великого атамана и удальца, в Царицыне вспомнили, как наезжал к ним с отцом черноглазый озорной казачонок, который то соколом потравил однажды в поповском саду павлинов, то как-то раз на торгу сунул под хвост ишаку стручок перца и всполошил весь базар, то на масленице в кулачном бою выбил глаз какому-то посадскому мальчишке. Теперь царицынцы вспоминали об этом с добродушием, как о весеёлых проказах. Овеянный славой, украшенный народной молвой, шёл Степан, и весь город хотел его видеть».

(Степан Злобин, «Степан Разин»)

В «оттепельные» годы Степан Злобин сумел опубликовать переписанную им книгу «Восставшие мертвецы» и написал роман «Пропавшие без вести». В 1962 году этот роман стал одним из первых, защищавших честь бывших советских военнопленных.

Кроме названный произведений, литературное наследие Степана Злобина представляют повесть «11 дней плавучей республики» (1928), роман «Здесь дан старт» (1931), книга очерков «Пробуждённые дебри» (1932), первая часть дилогии «Утро века» – «По обрывистому пути» (1967), которая вышла уже посмертно. Вторую часть писатель создать не успел.

Скончался писатель 15 сентября 1965 году в возрасте 61 года. Упокоен Степан Павлович Злобин на Новодевичьем кладбище в Москве.


При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького