Как бы не обращались с Н. Г. Чернышевским и его литературным наследием иные идеологи различного времени, он из тех, кто, по И. Мандельштаму, способен «минуя внуков, к правнукам» уйти...
«По денежным своим делам Лопухов принадлежал к тому очень малому меньшинству медицинских вольнослушающих, то есть не живущих на казенном содержании, студентов, которое не голодает и не холодает. Как и чем живёт огромное большинство их – это богу, конечно, известно, а людям непостижимо. Но наш рассказ не хочет заниматься людьми, нуждающимися в съестном продовольствии; потому он упомянет лишь в двух–трёх словах о времени, когда Лопухов находился в таком неприличном состоянии.
Да и находился-то он в нём недолго, – года три, даже меньше. До медицинской академии питался он в изобилии. Отец его, рязанский мещанин, жил, по мещанскому званию, достаточно, то есть его семейство имело щи с мясом не по одним воскресеньям, и даже пило чай каждый день. Содержать сына в гимназии он кое-как мог; впрочем, с 15 лет сын сам облегчал это кое-какими уроками. Для содержания сына в Петербурге ресурсы отца были неудовлетворительны; впрочем, в первые два года Лопухов получал из дому рублей по 35 в год, да ещё почти столько же доставал перепискою бумаг по вольному найму в одном из кварталов Выборгской части, – только вот в это-то время он и нуждался. Да и то был сам виноват: его, было, приняли на казенное содержание, но он завёл какую-то ссору и должен был удалиться на подножный корм. Когда он был в третьем курсе, дела его стали поправляться: помощник квартального надзирателя предложил ему уроки, потом стали находиться другие уроки, и вот уже два года перестал нуждаться и больше года жил на одной квартире, но не в одной, а в двух разных комнатах, – значит, не бедно, – с другим таким же счастливцем Кирсановым. Они были величайшие друзья. Оба рано привыкли пробивать себе дорогу своей грудью, не имея никакой поддержки; да и вообще, между ними было много сходства, так что, если бы их встречать только порознь, то оба они казались бы людьми одного характера. А когда вы видели их вместе, то замечали, что хоть оба они люди очень солидные и очень открытые, но Лопухов несколько сдержаннее, его товарищ – несколько экспансивнее. Мы теперь видим только Лопухова, Кирсанов явится гораздо позднее, а врознь от Кирсанова о Лопухове можно заметить только то, что надобно было бы повторять и о Кирсанове. Например, Лопухов больше всего был теперь занят тем, как устроить свою жизнь по окончании курса, до которого осталось ему лишь несколько месяцев, как и Кирсанову, а план будущности был у них обоих одинаковый».
(Николай Чернышевский, «Что делать?»)
«С ранних лет у Николая обнаружился интерес к изучению иностранных языков. Родные дивились. Ну, хорошо. Без латинского и греческого не обойтись образованному человеку. И немецкий понадобится, если захочешь пойти по учёной дороге. А французский необходим, чтобы в образованном обществе не показаться дикарем. Но что это случилось с Николей? Вот он идёт по двору, а за ним входит в дом какой-то смуглый черноглазый человек в полосатом халате. Что ему надо?
– Папенька, разрешите мне у него персидскому языку поучиться, – просит мальчик.
…
В доме Чернышевских очень много книг. Они занимают два шкафа в отцовском кабинете. Детей воспитывают в уважении к ним. Книгу нельзя ни рвать, ни пачкать, ни вырывать из неё картинки. Скоро в маленькой комнатке книгам стало тесно, и им было отведено место в сенях парадного крыльца. От пола до потолка заполнены книгами стоящие там полки.
Книга – любимый товарищ детства и юности Николая Чернышевского. С семи лет он уже пользуется отцовской библиотекой. Гавриил Иванович нередко берёт сына с собой в книжную лавку купца Вакурова. При ней есть комната, где можно читать новые книги. Нет большей радости для Николи, как ездить туда с отцом. Домой они привозят свежие, только что вышедшие издания сочинений А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Гоголя.
…
Урок кончился. С посиневшими лицами ребята выскакивают в коридор. Сейчас же начинается борьба и драка на кулачки. Это – чтобы согреться. Приглашают Чернышевского:
– Иди и ты, разогрейся с нами!
Иногда выйдет подраться и он, но странная картина: постучит он озябшими кулаками в товарищеские груди и спины, но в класс возвращается не как все, а с почётом: вихрастые грязные мальчишки несут его на переплетённых руках и усаживают на место. И никто не спрашивает, за что ему такое уважение. Все знают, что Чернышевский не просто товарищ, а учитель и друг.
…
– Ваш сын – будущее светило церкви, – почтительно склоняется перед Евгенией Егоровной ректор семинарии, – так писать сочинения могут только профессора Академии.
Учителя семинарии ждут, что Николай Чернышевский прославится как великий проповедник, как религиозный писатель.
Однако в доме никто не готовит юношу к службе священника».
Вышеприведенные отрывки, отягощённые, безусловно, излишней слащавостью – из книги для детей «Саратовский мальчик». По сути, «Саратовский мальчик» – это часть «Повести о Чернышевском», написанной Ниной Михайловной Чернышевской.
...В Саратове на улице Чернышевского стоит здание бывшей усадьбы Чернышевских и Пыпиных. В 1920 году сын Николая Гавриловича Чернышевского Михаил Николаевич Чернышевский основал здесь Дом-музей Николая Гавриловича Чернышевского. С 1921 года первым научным сотрудником музея, вошедшим в его штат, стала Нина Михайловна Чернышевская. С 1924 года внучка Николая Гавриловича Чернышевского Нина Михайловна Чернышевская встала во главе создаваемого музея и до конца дней своих без устали трудилась над популяризацией личности своего знаменитого деда.
С 2003 года Дом-музей Николая Гавриловича Чернышевского получил статус Муниципального учреждения культуры «Музей-усадьба Н. Г. Чернышевского».
Пусть читатели простят нам некоторое ёрничество – мы не со зла. Просто, действительно, в советские годы персону философа-материалиста, революционера, журналиста, литературного критика, публициста и писателя Николая Гавриловича Чернышевского в нашей стране окружили таким почётом, что живой облик этого человека уступил место глянцевому фантому. Культ Н. Г. Чернышевского привёл к тому, что он перестал восприниматься, как личность творческая, и начал восприниматься как исключительно личность профессионально-революционная; не как писатель, а как идеолог: одно другого, конечно, не исключает, но и знаменитый роман Николая Гавриловича стал, в итоге, ничем иным, как предметом школьных, и не только школьных, анекдотов.
Руки к созданию культа Н. Г. Чернышевского приложил ни кто-нибудь, а сам Ульянов-Ленин, очень высоко отзывавшийся о романе «Что делать?». С его, на самом деле, не такой уж и лёгкой, руки, началась идеализация действительно незаурядного сына саратовского протоиерея Александро-Невского кафедрального собора, ставшего прожженным материалистом и теоретиком критического утопического социализма: а десяток зданий Ленинграда украсили многочисленные мемориальные доски – Н. Г. Чернышевский жил и творил в городе на Неве.
Культ Н. Г. Чернышевского привёл к тому, что вместе с распадом СССР, искусственно насаждаемый интерес к творчеству писателя не просто ослабел, а, порой казалось, сошёл на нет. Иные, называющие себя исследователями, и вовсе дошли до оскорбительных выпадов в адрес автора единственного завершённого романа и множества рассказов, литературно-критических обзоров, заметок, публицистических статей и философских работ.
К примеру, критик и любитель собственных версий Владимир Радзишевский, в «Литературной газете» с 1974 по 2002 год трудившийся над полосой «Документы и судьбы» и рубрикой «Архив “ЛГ”», и прославившийся, соответственно, своими байками, договорился пятнадцать лет тому назад со страниц журнала «Знамя» до того, что автор того же «Саратовского мальчика» никак не могла быть внучкой Н. Г. Чернышевского. Или была, как он выразился, «условной внучкой сомнительного деда».
Поскольку, дескать, литературовед и писатель Леонид Петрович Гроссман утверждал, что Николай Гаврилович вообще, как бы это помягче сказать, не имел физиологической возможности иметь детей, хотя и действительно был женат на приятной дочери саратовского доктора Сократа Евгеньевича Васильева Ольге… А все многочисленные потомки Н. Г. Чернышевского – ни кто иные, как самозваные «дети лейтенанта Шмидта», паразитировавшие на славе знаменитого революционера и писателя.
Нам, в отличие от В. Радзишевского, судить о физиологических способностях Н. Г. Чернышевского трудно, мы, как говорится, свечку не держали, но в советской школе «проходили», что имел Николай Гаврилович троих сыновей, один из которых, правда, умер в детстве.
Мы не ставим своей целью пересказывать биографию Н. Г. Чернышевского – чего-чего, а биография эта никак не бином Ньютона.
Не преследуем интереса и к раскрытию сущности философских взглядов Н. Г. Чернышевского, его отношения к крестьянскому вопросу, его педагогических воззрений и социально-экономических идей. В конце концов, всё это без труда можно узнать даже не из трудов советских литературоведов-идеологов, и даже не из четвёртой главы метаромана «Дар» не выносящего на дух Н. Г. Чернышевского Владимира Набокова, а из трудов самого Николая Гавриловича. Если уж на то пошло, осмеянный поколениями советских школьников роман «Что делать?», опошлённый хихиканьем над Рахметовым, укладывающимся на гвозди, начинается, напомним, как заправская детективная история. И прочитать его до конца, полагаем, не только вполне посильно, но и весьма небесполезно.
Единственное, в чём мы твердо убеждены, так это в том, что Н. Г. Чернышевский, этот самоучка из провинциального Саратова – совершенно незаурядный человек железной воли и трудоспособности, и абсолютно нетипичного своей эпохе формата: думается, и В. И. Ленин потому яростно отстаивал ценность романа потому, что, в отличие от большинства, увидел в Н. Г. Чернышевском несгибаемого носителя идей «нового человечества» – без сантиментов и всего прочего груза, мешающего «пользе».
Известно, что написанный Н. Г. Чернышевским в тюрьме роман в своё время стал абсолютным бестселлером, а уж арест номеров «Современника», в которых произведение увидело свет, и подавно породило настоящий бум.
Н. Г. Чернышевский специально придал своему литературному детищу, пожалуй, вполне модернистскому, черты авантюрного произведения, чтобы продвинуть роман в массы и донести свои идеи до различных слоёв общества. И это вполне ему удалось: для многих последователей взглядов писателя роман стал «программным». Влияние роман оказал и на творческих современников Н. Г. Чернышевского. Мотивы «Что делать?» чувствуются в многочисленных сочинениях о нигилистах. Известно, что, не называя по имени, жёстко полемизировал с Николаем Гавриловичем Чернышевским Фёдор Михайлович Достоевский. В «Записках из подполья» он громил «разумный эгоизм» Н. Г. Чернышевского, и в качестве единственной силы, способной действительно изменить природу человека, вывел потребность веры в Христа.
Словом, много шуму наделал Николай Гаврилович в своё время. И – что уж там умалчивать, – и не в своём времени тоже. Слишком уж крупная это величина – Николай Гаврилович Чернышевский, – что бы кануть в Лету без долгих кругов на воде. И, как бы не обращались с Н. Г. Чернышевским и его литературным наследием иные идеологи различного времени, он из тех, кто, по И. Мандельштаму, способен «минуя внуков, к правнукам» уйти...
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
