Главным ее талантом, превосходящим все другие человеческие таланты, была любовь
«НАМЕСТНИК (спокойно). Погоди, Мушерон!.. Послушай, метельщик: я Бистеколь, хранитель печати его светлости господина наместника. Вытащи меня отсюда, и я тебя награжу по-королевски.
КАРАКОЛЬ. Кто это там, Клик-Кляк?
КЛИК-КЛЯК. Это… это… хранитель печати его светлости.
КАРАКОЛЬ. Очень хорошо! Пускай он и хранит свою печать в яме. А ты будешь ему помогать. Целее будет.
НАМЕСТНИК. Послушай, метельщик. Не смейся над печатью наместника. Эта печать может послать человека на плаху, но она же может избавить тысячи людей от казни, от тюрьмы, от изгнания. Перед ней открываются все затворы и замки. Если ты поможешь мне выбраться из ямы, я дам тебе печать на целых три дня. Делай с ней что хочешь. Подумай: три дня ты будешь править своим городом. За это время можно многое сделать.
КАРАКОЛЬ (подумав). Что же, цена сходная. Скажите, господин Бистеколь, печать-то в самом деле при вас?
НАМЕСТНИК. Перстень с печатью наместника всегда при мне. Спусти веревку, и ты убедишься в этом.
КАРАКОЛЬ. Пожалуй. Только я спущу вам сначала не веревку, а веревочку. Перстень-то она выдержит, а вот вашу милость вряд ли.
НАМЕСТНИК. А если ты возьмешь перстень, а меня оставишь здесь в яме?
КАРАКОЛЬ. Не верите? Ну, как вам угодно. Живите себе в этой берлоге, пока живется. Одно могу вам сказать: Караколь еще никогда никого не обманывал.
НАМЕСТНИК. Спускай веревку!
КАРАКОЛЬ. Веревочку?.. Веревочку спускаю… Привязали?
НАМЕСТНИК. Тяни.
КАРАКОЛЬ (вытаскивает перстень, рассматривает его). Верно, перстень с печатью. На печати дракон в короне. Фамильный герб наместника… Ну, если дело идет без обмана, опускаю вам веревку потолще. Вылезайте! (Опускает толстую веревку.)
Из ямы вылезает наместник без плаща.
(Удивленно.) Вот вы какой, господин Бистеколь?! Тоже горбатый.. Только если меня за мой горб прозвали улиткой, то вы по крайней мере – верблюд. А за печать спасибо. (Надевает перстень на палец.) Давайте мою веревку, побегу в город. За три дня много надо успеть.
НАМЕСТНИК. Постой, помоги мне сначала вытащить из ямы плащ. Я весь продрог.
КАРАКОЛЬ. Плащ? А где он у вас там?
НАМЕСТНИК. Погляди, вон – видишь? – зацепился за корень…
Караколь наклоняется над ямой. Наместник сильно толкает его, и Караколь исчезает в яме.
Туда тебе и дорога, бездельник! Для тебя-то н была вырыта эта яма.
КЛИК-КЛЯК. А как же перстень с печатью?
НАМЕСТНИК. Потом достанем. Он там будет в полной сохранности. (Поднимает рог и трубит.)»
(Тамара Габбе, «Город мастеров, или сказка о двух горбунах»)
Свою знаменитую сказку «Город мастеров, или сказка о двух горбунах» Тамара Габбе начала писать в блокадном Ленинграде. Самуил Маршак об этом рассказывал в книге «Воспитание словом»: «О том, каким человеком была писательница Тамара Григорьевна Габбе, можно судить хотя бы по небольшому отрывку из ее краткой автобиографии. «Первые годы войны, - пишет она, - я провела в Ленинграде. Делала то, что и другие ленинградцы, - работала в пожарной бригаде, дежурила на чердаках, расчищала улицы. Союз писателей привлек меня к редактированию сборника о Кировском заводе. Делала кое-что и для радио...» Так - просто и сдержанно - говорит Т.Г. Габбе о пережитых ею вместе со всеми ленинградцами долгих месяцах голода, холода, артиллерийских обстрелов и воздушных налетов. Но читаем дальше: «Моя работа в области детской литературы приняла в это время своеобразную устную форму: в бомбоубежище я собирала ребят самых разных возрастов и рассказывала им все, что могла припомнить или придумать для того, чтобы развлечь и ободрить их в эти трудные времена...» По словам очевидцев, устные рассказы Тамары Григорьевны так захватывали слушателей, что они неохотно покидали бомбоубежище после того, как радио объявляло долгожданный отбой. Ребята и не подозревали, сколько мужества и стойкости нужно было доброй сказочнице, чтобы занимать их затейливыми историями в то время, когда над городом кружили стаи вражеских бомбардировщиков, угрожая и ее дому, и всем ее близким, находившимся в разных концах города».
В 2023 году, 16 марта, исполняется 120 лет со дня рождения Тамары Григорьевны Габбе (Габе) - писательницы, поэта, переводчицы, фольклористки, драматурга, редактора, литературоведа, автора популярных сказочных пьес для детей.
К большому сожалению, сегодня Тамару Григорьевну вспоминают не часто. Хрошо, если еще помнят ее пьесы из популярного сборника «Город мастеров» (1958, 1961), но уже мало кто знает, что Габбе всерьез занималась фольклористикой, является автором вышедших уже после ее смерти книг «Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи» (1966), «По дорогам сказки» (в соавторстве с Александрой Любарской, 1962). В переводах и пересказах Тамары Габбе неоднократно издавались французские народные сказки, сказки Шарля Перро, сказки Ханса Андерсена, Братьев Гримм, а также «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта. В переводе-пересказе Габбе и Зои Задунайской вышли «Воспоминания американского школьника» Томаса Олдрича (1930) – то была первая опубликованная литературная работа выпускницы литературного факультета Ленинградского института истории искусств.
Жизнь Тамары Григорьевны не была долгой, и не была безоблачной. На долю этой хрупкой женщины выпало много испытаний, встреченных и пережитых ею с огромным достоинством.
Вскоре после ее похорон 5 мая 1960 года Корней Чуковский писал Самуилу Маршаку:
«Дорогой Самуил Яковлевич.
Мне чуточку полегчало, и я спешу написать хоть несколько слов. Из-за своей глупой застенчивости я никогда не мог сказать Тамаре Григорьевне во весь голос, как я, старая литературная крыса, повидавшая сотни талантов, полуталантов, знаменитостей всякого рода, восхищаюсь красотой ее личности, ее безошибочным вкусом, ее дарованием, ее юмором, ее эрудицией и — превыше всего — ее героическим благородством, ее гениальным умением любить. И сколько патентованных знаменитостей сразу же гаснут в моей памяти, отступают в задние ряды, едва только я вспомню ее образ — трагический образ Неудачности, которая наперекор всему была счастлива именно своим умением любить жизнь, литературу, друзей».
Самуил Яковлевич не задержался с ответом:
«Мой дорогой Корней Иванович. Спасибо за доброе письмо, в котором я слышу то лучшее, что есть в Вашем голосе и сердце.
Все, что написано Тамарой Григорьевной (а она написала замечательные вещи), должно быть дополнено страницами, посвященными ей самой, ее личности, такой законченной и особенной.
Она прошла жизнь легкой поступью, сохраняя изящество до самых последних минут сознания. В ней не было и тени ханжества. Она была человеком светским и свободным, снисходительным к слабостям других, а сама подчинялась какому-то строгому и непреложному внутреннему уставу. А сколько терпения, стойкости, мужества в ней было, — это по-настоящему знают только те, кто был с ней в ее последние недели и дни.
И, конечно, Вы правы: главным ее талантом, превосходящим все другие человеческие таланты, была любовь. Любовь добрая и строгая, безо всякой примеси корысти, ревности, зависимости от другого человека. Ей было чуждо преклонение перед громким именем или высоким положением в обществе. Да и сама она никогда не искала популярности и мало думала о своих материальных делах.
Ей были по душе и по характеру стихи Мильтона (сонет «О слепоте»):
Но, может быть, не меньше служит тот
Высокой воле, кто стоит и ждет.
Она была внешне неподвижна и внутренне деятельна. Я говорю о неподвижности только в том смысле, что ей стоили больших усилий хождения по редакциям или по театрам, где шел разговор о постановке ее пьес, но зато она могла целыми днями бродить по городу или за городом в полном одиночестве, вернее — наедине со своими мыслями. Она была зоркая — многое видела и знала в природе, очень любила архитектуру. На Аэропортовской ее маленькая квартира была обставлена с несравненно большим вкусом, чем все другие квартиры, на которые было потрачено столько денег.
Если Шекспир говорит о своих стихах
И кажется, по имени назвать
Меня в стихах любое может слово, —
то в ее комнатах каждая полочка, лампа или этажерка могли назвать по имени свою хозяйку. Во всем этом была ее легкость, ее приветливость, ее вкус и женское изящество.
Грустно думать, что теперь эти светлые, уютные, не загроможденные мебелью и всегда открытые для друзей и учеников комнаты достанутся кому-то постороннему. Горько сознавать, что мы, знавшие ей цену, не можем убедить жилищный кооператив и Союз писателей, что следует сохранить в неприкосновенности эти несколько метров площади, где жила и умерла замечательная писательница, друг и советчик очень многих молодых и старых писателей».
Так уж повелось в нашем Отечестве, что нередко в нем мертвых писателей любят едва ли не больше, чем при их жизнях… однако уж упрекать Чуковского и Маршака в отсутствии нежных чувств к живой Габбе, признания ее таланта, - не приходится. По мнению некоторых исследователей, Самуил Яковлевич, хотя и был счастливо женат, был по-мужски неравнодушен к Тамаре. Он посвящал ей стихи. Без ее одобрения он не публиковал ни строчки. Его жена, Софья Михайловна, ревновала, хотя сама к тому времени замужняя Габбе не давала ни малейших поводов никому усомниться в том, что Маршак для нее – только старший товарищ, наставник.
«Люди пишут, а время стирает,
Все стирает, что может стереть.
Но скажи, — если слух умирает,
Разве должен и звук умереть?
Он становится глуше и тише,
Он смешаться готов с тишиной.
И не слухом, а сердцем я слышу
Этот смех, этот голос грудной».
(Самуил Маршак, «Люди пишут, а время стирает…», стихотворение, посвященноеТамаре Габбе)
…Жизненный путь Тамары Габбе (отец девочки, военврач, добавил в свою еврейскую фамилию вторую букву «б», что бы она больше походила на немецкую - даже крещеным евреям в Российской Империи их национальность мешала делать карьеру), - начался в Петербурге.
В автобиографии для Союза писателей, Габбе рассказывала: «Я родилась в Ленинграде, тогда еще Петербурге – на Выборгской стороне, в здании Военно-медицинской академии, где мой отец, Григорий Михайлович Габбе, незадолго перед тем закончил курс. Вскоре после моего рождения он был назначен военным врачом в один из северных городов Финляндии. Там, почти у самого полярного круга, началась моя жизнь. По должности отец довольно часто вместе со своим полком переезжал из города в город, но быт от этого не менялся. Семья наша не знала финского языка, не слишком была связана с военной средой, и детство мое протекало больше среди книг, чем среди людей».
Когда Григория Михайловича перевели на службу в Выборг, Тамаре пришло время поступить в гимназию. Писательница Александра Любарская, близкая подруга Габбе, вспоминала: «Туся уже школьница одного из первых классов Выборгской женской гимназии. Учительница дала девочкам задание – написать сочинение на вольную тему. Через несколько дней она пришла в класс с кипой исписанных листков и стала раздавать их девочкам со своей оценкой. Первой получила лучшая ученица класса. Потом получили сочинения – с неплохими отметками – все остальные. Кроме Туси. В руках учительницы остался только один листок. Туся сидела, ни на кого не глядя, и с волнением ждала: что же теперь будет? А учительница, показывая всему классу Тусин листок, сказала: «Вот для этого сочинения нет такой высокой оценки, какую оно заслуживает». И с этими словами передала листок Тусе».
Практически любой ребенок, растущий в окружении книг, в читающий семье – начинает писать стихи. Тамара исключением не стала – но к своему 15-летию самокритичная девочка пришла к выводу, что больше этим заниматься не стоит. Не ее. Трудно сказать, что сочиняла Туся, но стихи, написанные Тамарой Габбе в зрелом возрасте, свидетельствуют о том, что и на поэтическом поприще она не была случайной, проходной фигурой.
Когда умер отец Тамары, ее мама, Евгения Самойловна вновь вышла замуж – за стоматолога Соломона Марковича Гуревича. Отчим стал для Тамары родным человеком и другом. Тамара продолжала учебу в Выборгской женской гимназии, где проявились ее способности к языкам и литературе.
В декабре 1917 года семья вернулась в Петроград. В Выборге осталась старшая сестра, Елена, вышедшая замуж за местного жителя, финна. Вскоре они покинули не только Россию, но и Финляндию. Близкую родственницу, живущую в Америке, Тамаре Габбе припомнили «органы» в 1937-ом…
В 1924 году Тамара поступила на Высшие государственные курсы при Ленинградском институте истории искусств. Здесь она познакомилась с Лидией Чуковской, Александрой Любарской и Зоей Задунайской, ставшими на всю жизнь ее близкими подругами и, отчасти, соавторами. Чуковская и Любарская оставили замечательные воспоминания о Габбе.
Например, Любарская вспоминала: «На первый взгляд она выделялась разве что непривычным в то время румянцем и какой-то старомодной нарядностью». Из-за этого румянца сокурсник Евгений Рысс прозвал Габбе «красненькая барышня». Впрочем, насмешливое отношение к девушке и недоумение по поводу ее заметной религиозности у сокурсников быстро сменилось уважением и подлинной любовью. Чуковская впоследствии написала: «В одном узле переплетались – ее религия, ее доброта, ее ум – высокий и практический одновременно – и ее бесстрашность».
Окончив институт в 1930 году, Тамара некоторое время работала учительницей. Но вскоре стала редактором детского отдела Госиздата, которым руководил Самуил Яковлевич Маршак. Этот удивительный человек собрал талантливых писателей, - В. Бианки, Б. Житкова, Л. Пантелеева, Е. Шварца, Д. Хармса и многих других, - чьи произведения образовали золотой фонд отечественной детской литературы. По словам Лидии Корнеевны Чуковской, коллективу, собранному Маршаком, «удалось задать высочайшие стандарты детской литературы».
В июле 1936 года этой командой единомышленников был начат выпуск детского журнала «Костер» - Габбе стала заместителем ответственного редактора. Вместе с Тамарой в редакции работали ее подруги - Чуковская, Любарская и Задунайская.
Тамара Габбе, занятая редактурой, находила время пробовать силы в переводе и пересказе – несколько первых таких книг они издали в соавторстве с Задунайской.
Увы, спокойная творческая жизнь талантливого коллектива окончилась в 1937 году – весь отдел Маршака был объявлен «контрреволюционной группой, вредительствовавшей в детской литературе». Весной уволили Чуковскую и Задунайскую. Осенью арестовали Габбе и Любарскую. Муж Тамары Григорьевны, инженер Иосиф Гинзбург, ее друзья и лично Самуил Маршак начали добиваться освобождения женщин. Маршак даже ездил в Москву к прокурору СССР Андрею Вышинскому. Эти хлопоты завершились удачей – Габбе вышла на свободу в конце декабря 1937 года, Любарскую освободили в январе 1939 года (после этого талантливая женщина занималась литературной работой до 1990-х годов, а скончалась в 2002 году в возрасте 94 лет).
Освободившись, Габбе вернулась на прежнее место работы, хотя из единомышленников там уже никого не осталось, а сам Маршак переехал в Москву.
В 1941 году был арестован супруг Тамары Григорьевны, неосторожно сказавший при сослуживцах, что пакт Молотова – Риббентропа, по сути, союз с фашистской Германией – это позор. Гинзбурга осудили на пять лет – в 1945 году он погиб в лагере в Карагандинской области при прорыве плотины. Говорили, что он пытался кого-то спасти, но сам выплыть не смог.
Война застала Тамару Григорьевну в Ленинграде, в своей квартире в доме №5 по улице Красной Связи (ныне – Виленский переулок). Летом 1942 года Тамаре Григорьевне с тяжело больной матерью и отчимом удалось покинуть осажденный город и перебраться в Москву, как они все думали - на время. Однако во время их отсутствия в ленинградскую квартиру вселились чужие люди (по имеющимся сведениям, влиятельный военный с родственниками), что не позволило Тамаре Григорьевне и ее близким вернуться в родные стены после войны – она осталась в столице и опять занялась редакторской работой в «команде» Маршака. В марте 1943 года на фронте погиб брат Тамары Григорьевны - Михаил.
Потеря брата для Тамары Григорьевны стала большой утратой - и, как показало время, не единственной. Но война окончилась победой, мирная жизнь сулила радости и стимулировала к работе. Пьеса Габбе «Город мастеров» с успехом была поставлена во многих театрах. Чуковская, посетившая спектакль в московском Центральном детском театре, записала в дневнике: «Дети корчатся от волнения, предупреждают из зала добрых, шикают на злых. Это – не аллегория. Это – ее величество сказка. И его величество успех». В 1946 году этот спектакль (два режиссера и два актера) удостоился Сталинской премии второй степени.
Тамара Габбе подготовила к изданию в журнале «Новый мир» повесть Юрия Трифонова «Студенты». Позже Трифонов писал, что ему «необычайно повезло и даже, точнее, посчастливилось с этим редактором». Она не заставляла его сокращать текст, как хотели в редакции издания, а, наоборот, попросила углубить и расширить повествование, развить сюжетные линии и мотивировать поступки героев. В результате произошло «насыщение смыслом» рукописи. В 1951 году повесть получила Сталинскую премию третьей степени.
Потом Габбе заново переработала и пересказала для ребят «Путешествия Гулливера», куда вошли уже и «Путешествие в Лилипутию» и «Путешествие в Бробдингнег». В 1954 году вышел в свет сборник сказок «Как петушок попал на крышу». Тамара Габбе самостоятельно составила «Книгу для первого чтения», вместе с Александрой Любарской подготовила хрестоматию для ребят «Двенадцать месяцев». Из-под пера Тамары Григорьевны вышло немало статей, посвященных литературе для детей и о детях. Так, в большой статье «Повесть о детстве и повесть для детей» она сформулировала принципы построения и критерии детской литературы: «дети играют во взрослых, они учатся быть взрослыми, они воображают и предчувствуют свою будущую деятельность и судьбу. Играя и читая, они примеряют себя к разным обстоятельствам жизни, пробуют свои силы. Их интересуют в книгах только те чувства, которые находят свое выражение в поступках. Да и поступков им, собственно говоря, мало - им нужны приключения и подвиги».
Занимаясь обработкой русских народных сказок, Тамара Григорьевна подготовила сборник «Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи». Предполагалось, что он будет издан в 1946 году. Но в издательстве не приняли сборник, объяснив: «Мы все равно эту книгу не выпустим. Неудобно, знаете, чтобы на русских сказках стояла фамилия нерусская». Сборник вышел только через двадцать лет – в 1966 году в Новосибирске с двумя послесловиями — знаменитого Самуила Маршака и известной писательницы и критика Веры Смирновой. В предисловии к сборнику «Быль и небыль» Тамара Габбе писала: «Сказка никогда не была оседлой… Она странствует по большим и проселочным дорогам, по рекам и морям, на грузовике, на поезде, как угодно, и в этих странствованиях больше обогащается, чем теряет».
И еще:
«Сказка… привлекает смелыми и глубокими обобщениями философского и этического характера и тем особенным сочетанием были и небылицы, волшебства и реальности, которое так присуще этому тонкому, сложному и в то же время доступному виду народной поэзии».
... Жизнь Тамары Григорьевны «сказочной» не была. Ее мать, женщина с деспотичным характером, настаивала, чтобы дочь сама вела домашнее хозяйство – ходила в магазины, стояла в очередях, таскала тяжелые корзины с базара. Недаром Чуковская записала в дневнике: «Евгению Самойловну одолевают два страшных беса – бес экономии и бес серьезного отношения к ерунде: к сорту хлеба, качеству молока. Домработница может купить что-нибудь не так, а Туся всегда покупает так». Вдовствовавшая Тамара Григорьевна, сохранившая миловидность и бесконечное обаяние, привлекала внимание многих мужчин, однако наладить личную жизнь было ей не суждено: в 1949 году с Евгенией Самойловной случился инсульт, и восемь лет дочь ухаживала за парализованной матерью, разрываясь между постелью больной, магазинами, аптеками, рабочим столом, издательствами и театрами. Именно тогда Тамара Габбе вновь начала сочинять стихи, изливая в них душу:
«Суровые и горькие уроки
Твоя болезнь любви моей дала...
Прошли судьбой намеченные сроки,
Ты умерла и снова ожила.
А я с тобою вместе умирала,
Томилась без дыхания и сил.
Молилась, плакала, изнемогала,
И Бог тебя на землю отпустил…»
В декабре 1956 года умер отчим, Соломон Маркович, которого Тамара Григорьевна очень любила. Смерть его пришлось скрывать от тяжело больной матери - Габбе говорила, что Гуревича положили в больницу. В ноябре 1957 года скончалась Евгения Самойловна.
Через месяц после похорон матери Тамара Габбе получила двухкомнатную квартиру в новом доме Литфонда на 1-й Аэропортовской улице, но уже не надеялась начать новую жизнь, испытывая частое недомогание и подозревая у себя серьезное заболевание. В день своего рождения, 16 марта 1959 года, Габбе узнала от врачей, что у нее язва желудка и ей необходимо срочно лечь на операцию. Через две недели Тамару Григорьевну прооперировали. Но болезнь оказалась сильнее - рак желудка сменился раком печени.
Врач Иосиф Кассирский писал: «С.Я.Маршак отдавал последние силы близкому человеку. Я не могу забыть его чуткой повседневной заботы о больной, когда он долгие часы сидел возле нее и потом уезжал к себе и снова возвращался в клинику. Он был жертвенно беспощаден к себе и, казалось, не знал утомления».
Тамара Габбе скончалась 2 марта 1960 года. Ее прах упокоился на Новодевичьем кладбище в Москве вместе с отчимом и матерью. На могиле установлен красивый памятник, выполненный ее двоюродным братом, скульптором Михаилом Руфиновичем Габе. На памятнике выбиты стихи Маршака:
«Когда, как темная вода,
Лихая, лютая беда
Была тебе по грудь,
Ты, не склоняя головы,
Смотрела в прорезь синевы
И продолжала путь».
Маршак в том же марте 1960 написал своей киевской знакомой Галине Зинченко:
«Дорогая Галина Ильинична! Простите, что отвечаю Вам с таким опозданием. У меня были очень тяжелые недели - на моих глазах умирал мой лучший друг - замечательный человек. С этим человеком связывали меня тридцать лет общей работы, общность мыслей и чувств. Не знаю, довелось ли Вам когда-нибудь читать пьесы, критические статьи или сказки Тамары Григорьевны Габбе? Все это было очень талантливо, глубоко и в то же время необычайно изящно. Но больше всего таланта, глубины, изящества было в самом этом человеке, совершенно лишенном какого бы то ни было честолюбия и корысти. Пожалуй, главным ее талантом была доброта, особенно драгоценная и действенная в сочетании с острым умом и редкой наблюдательностью. Она знала недостатки людей, которых любила, и это не мешало ей любить их неизменно и щедро. При этом она была горда, независима и мужественна. Легкий, жизнерадостный человек, которому так много говорила и природа и городская улица, - она терпеливо переносила болезнь, приковавшую ее к постели, не жаловалась, не проявляла страха и отчаяния. За несколько дней до смерти она сказала, что надо правильно жить и правильно умирать. После нескольких месяцев самой напряженной борьбы за жизнь Тамары Григорьевны и после утраты ее я с трудом прихожу в себя…».
Самуил Маршак: «Тамара Григорьевна хорошо знала своих читателей и слушателей и находила путь к их сердцу, ничуть не подлаживаясь к ним. И можно не сомневаться в том, что ее сказки, придуманные в тревожные минуты воздушных налетов, не носили ни малейшего следа торопливости и волнения, не были похожи на сырой, сбивчивый черновик. Ибо все, что ни делала Тамара Григорьевна, она доводила до предельной стройности и законченности. Изящен был ее почерк. Изящен стиль ее писем. Она любила порядок в окружавшей ее обстановке. Чувство собственного достоинства так естественно сочеталось у нее с приветливым и уважительным отношением к людям, каково бы ни было их звание, должность, положение. Трудно найти редактора более тонкого и чуткого, чем Тамара Григорьевна Габбе. Многие молодые писатели были обязаны своими первыми успехами ее сердечной заботе, ее умным и добрым советам. Окончив высшее учебное заведение (Ленинградский институт истории искусств), она некоторое время колебалась, какую деятельность ей избрать - литературную или педагогическую. Она стала писательницей, но всю жизнь не переставала думать о воспитании юных поколений. И, в сущности, ее литературная и редакторская работа была делом педагога в самом лучшем и высоком значении этого слова. Она могла многому научить молодых литераторов, потому что и сама не переставала учиться. Обладая редкой памятью, она прекрасно знала русскую и мировую литературу, классическую и новую. … С особой любовью работала она над русскими сказками. А наряду с ними перевела, пересказала и подарила нашим детям тщательно отобранные сказки разных народов, сохраняя и в русском тексте поэтическое своеобразие каждого языка, каждого народа. Если бы при издании их не указывалось, какому народу принадлежит та или иная сказка, то и тогда было бы нетрудно отличить по языку и стилю французскую сказку от немецкой, чешскою от болгарской. Можно было бы сказать еще много о ее блестящих и глубоких статьях, посвященных литературе для детей и о детях. Но, пожалуй, лучшим произведением Тамары Григорьевны была ее собственная жизнь. Она никогда не бывала довольна собой, часто сетовала на то, что мало успевает. Вероятно, и вправду она успела бы написать на своем веку еще больше, если бы не отдавала так много сил, времени, серьезной и вдумчивой заботы другим. Но и это было ее призванием. Свою недолговечную жизнь она прошла легкой поступью. Ее терпение и мужество особенно проявились во время тяжкой и длительной болезни. До последних дней сумела она сохранить всю свою приветливость, деликатность, внимание к окружающим…Перечитывая написанные ею в разное время пьесы, улавливаешь черты самого автора в образах ее сказочных героинь. Что-то общее было у Тамары Григорьевны с ее доброй и правдивой Алели, ее щедрой феей Мелюзиной и, может быть, больше всего - с непреклонной и самоотверженной Авдотьей Рязаночкой».
Вера Смирнова о Тамаре Габбе: «Это был человек одаренный, с большим обаянием, с абсолютным слухом в искусстве, с разнообразными способностями в литературе: кроме пьес для театра, она писала критические статьи и лирические стихи, которые по глубине чувства и музыкальности стиха сделали бы честь большому поэту. Мужество, стойкость в убеждениях и отношениях, незаурядный ум, удивительный такт, доброта, чуткость к людям — вот качества, которыми она всегда привлекала к себе сердца. Но самым большим ее человеческим талантом бы дар полной и безоглядной самоотдачи».
…Мы, советские дети, читали сказки «Бедный Ослик и жирная Свинья» (Поль Вайян-Кутюрье) «Белоснежка и Краснозорька», «Гном-Тихогром», «Король Дроздобород», «Королевич-лягушка, или Железный Генрих» (Братья Гримм), Великан Иеус (Жорж Санд, она же Аврора Дюпен), «Гадкий утёнок», «Дюймовочка», «Соловей» «Лесной холм» (Ханс Андерсен), «Зербино-нелюдим», «Как петушок попал на крышу», «Пальчик» (Эдуар Лабулэ), «Кот в сапогах» (Шарль Перро), «Преданный друг» (О. Уальд), «Холодное сердце» (В. Гауф) и многие, многие другие, - даже не подозревая, что знакомство с ними стало возможным благодаря Тамаре Габбе.
В 1957 году по сценарию, подготовленному Тамарой Григорьевной по сказке Лабулэ «Зербино-нелюдим», был снят чудесный мультфильм «Исполнение желаний». В 1965 году, уже после кончины Габбе, был снят фильм «Город мастеров». В 1977-ом – фильм «Кольца Альманзора» по пьесе «Оловянные кольца», в 1983 — «Оловянные кольца».
Тамара Габбе: «Вы спрашиваете, что означает моя вера в Бога? Я верю, что существует счет, и к этому счету всегда мысленно обращаюсь. Бог — это постоянный суд, это книга совести. Меняются эпохи, времена и люди, но ведь красоту добра и самоотвержения люди понимают всегда, во все времена. Красота отдачи себя понятна всем людям. Культивирование этой красоты — это и есть религия».
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М Горького
КАРАКОЛЬ. Кто это там, Клик-Кляк?
КЛИК-КЛЯК. Это… это… хранитель печати его светлости.
КАРАКОЛЬ. Очень хорошо! Пускай он и хранит свою печать в яме. А ты будешь ему помогать. Целее будет.
НАМЕСТНИК. Послушай, метельщик. Не смейся над печатью наместника. Эта печать может послать человека на плаху, но она же может избавить тысячи людей от казни, от тюрьмы, от изгнания. Перед ней открываются все затворы и замки. Если ты поможешь мне выбраться из ямы, я дам тебе печать на целых три дня. Делай с ней что хочешь. Подумай: три дня ты будешь править своим городом. За это время можно многое сделать.
КАРАКОЛЬ (подумав). Что же, цена сходная. Скажите, господин Бистеколь, печать-то в самом деле при вас?
НАМЕСТНИК. Перстень с печатью наместника всегда при мне. Спусти веревку, и ты убедишься в этом.
КАРАКОЛЬ. Пожалуй. Только я спущу вам сначала не веревку, а веревочку. Перстень-то она выдержит, а вот вашу милость вряд ли.
НАМЕСТНИК. А если ты возьмешь перстень, а меня оставишь здесь в яме?
КАРАКОЛЬ. Не верите? Ну, как вам угодно. Живите себе в этой берлоге, пока живется. Одно могу вам сказать: Караколь еще никогда никого не обманывал.
НАМЕСТНИК. Спускай веревку!
КАРАКОЛЬ. Веревочку?.. Веревочку спускаю… Привязали?
НАМЕСТНИК. Тяни.
КАРАКОЛЬ (вытаскивает перстень, рассматривает его). Верно, перстень с печатью. На печати дракон в короне. Фамильный герб наместника… Ну, если дело идет без обмана, опускаю вам веревку потолще. Вылезайте! (Опускает толстую веревку.)
Из ямы вылезает наместник без плаща.
(Удивленно.) Вот вы какой, господин Бистеколь?! Тоже горбатый.. Только если меня за мой горб прозвали улиткой, то вы по крайней мере – верблюд. А за печать спасибо. (Надевает перстень на палец.) Давайте мою веревку, побегу в город. За три дня много надо успеть.
НАМЕСТНИК. Постой, помоги мне сначала вытащить из ямы плащ. Я весь продрог.
КАРАКОЛЬ. Плащ? А где он у вас там?
НАМЕСТНИК. Погляди, вон – видишь? – зацепился за корень…
Караколь наклоняется над ямой. Наместник сильно толкает его, и Караколь исчезает в яме.
Туда тебе и дорога, бездельник! Для тебя-то н была вырыта эта яма.
КЛИК-КЛЯК. А как же перстень с печатью?
НАМЕСТНИК. Потом достанем. Он там будет в полной сохранности. (Поднимает рог и трубит.)»
(Тамара Габбе, «Город мастеров, или сказка о двух горбунах»)
Свою знаменитую сказку «Город мастеров, или сказка о двух горбунах» Тамара Габбе начала писать в блокадном Ленинграде. Самуил Маршак об этом рассказывал в книге «Воспитание словом»: «О том, каким человеком была писательница Тамара Григорьевна Габбе, можно судить хотя бы по небольшому отрывку из ее краткой автобиографии. «Первые годы войны, - пишет она, - я провела в Ленинграде. Делала то, что и другие ленинградцы, - работала в пожарной бригаде, дежурила на чердаках, расчищала улицы. Союз писателей привлек меня к редактированию сборника о Кировском заводе. Делала кое-что и для радио...» Так - просто и сдержанно - говорит Т.Г. Габбе о пережитых ею вместе со всеми ленинградцами долгих месяцах голода, холода, артиллерийских обстрелов и воздушных налетов. Но читаем дальше: «Моя работа в области детской литературы приняла в это время своеобразную устную форму: в бомбоубежище я собирала ребят самых разных возрастов и рассказывала им все, что могла припомнить или придумать для того, чтобы развлечь и ободрить их в эти трудные времена...» По словам очевидцев, устные рассказы Тамары Григорьевны так захватывали слушателей, что они неохотно покидали бомбоубежище после того, как радио объявляло долгожданный отбой. Ребята и не подозревали, сколько мужества и стойкости нужно было доброй сказочнице, чтобы занимать их затейливыми историями в то время, когда над городом кружили стаи вражеских бомбардировщиков, угрожая и ее дому, и всем ее близким, находившимся в разных концах города».
В 2023 году, 16 марта, исполняется 120 лет со дня рождения Тамары Григорьевны Габбе (Габе) - писательницы, поэта, переводчицы, фольклористки, драматурга, редактора, литературоведа, автора популярных сказочных пьес для детей.
К большому сожалению, сегодня Тамару Григорьевну вспоминают не часто. Хрошо, если еще помнят ее пьесы из популярного сборника «Город мастеров» (1958, 1961), но уже мало кто знает, что Габбе всерьез занималась фольклористикой, является автором вышедших уже после ее смерти книг «Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи» (1966), «По дорогам сказки» (в соавторстве с Александрой Любарской, 1962). В переводах и пересказах Тамары Габбе неоднократно издавались французские народные сказки, сказки Шарля Перро, сказки Ханса Андерсена, Братьев Гримм, а также «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта. В переводе-пересказе Габбе и Зои Задунайской вышли «Воспоминания американского школьника» Томаса Олдрича (1930) – то была первая опубликованная литературная работа выпускницы литературного факультета Ленинградского института истории искусств.
Жизнь Тамары Григорьевны не была долгой, и не была безоблачной. На долю этой хрупкой женщины выпало много испытаний, встреченных и пережитых ею с огромным достоинством.
Вскоре после ее похорон 5 мая 1960 года Корней Чуковский писал Самуилу Маршаку:
«Дорогой Самуил Яковлевич.
Мне чуточку полегчало, и я спешу написать хоть несколько слов. Из-за своей глупой застенчивости я никогда не мог сказать Тамаре Григорьевне во весь голос, как я, старая литературная крыса, повидавшая сотни талантов, полуталантов, знаменитостей всякого рода, восхищаюсь красотой ее личности, ее безошибочным вкусом, ее дарованием, ее юмором, ее эрудицией и — превыше всего — ее героическим благородством, ее гениальным умением любить. И сколько патентованных знаменитостей сразу же гаснут в моей памяти, отступают в задние ряды, едва только я вспомню ее образ — трагический образ Неудачности, которая наперекор всему была счастлива именно своим умением любить жизнь, литературу, друзей».
Самуил Яковлевич не задержался с ответом:
«Мой дорогой Корней Иванович. Спасибо за доброе письмо, в котором я слышу то лучшее, что есть в Вашем голосе и сердце.
Все, что написано Тамарой Григорьевной (а она написала замечательные вещи), должно быть дополнено страницами, посвященными ей самой, ее личности, такой законченной и особенной.
Она прошла жизнь легкой поступью, сохраняя изящество до самых последних минут сознания. В ней не было и тени ханжества. Она была человеком светским и свободным, снисходительным к слабостям других, а сама подчинялась какому-то строгому и непреложному внутреннему уставу. А сколько терпения, стойкости, мужества в ней было, — это по-настоящему знают только те, кто был с ней в ее последние недели и дни.
И, конечно, Вы правы: главным ее талантом, превосходящим все другие человеческие таланты, была любовь. Любовь добрая и строгая, безо всякой примеси корысти, ревности, зависимости от другого человека. Ей было чуждо преклонение перед громким именем или высоким положением в обществе. Да и сама она никогда не искала популярности и мало думала о своих материальных делах.
Ей были по душе и по характеру стихи Мильтона (сонет «О слепоте»):
Но, может быть, не меньше служит тот
Высокой воле, кто стоит и ждет.
Она была внешне неподвижна и внутренне деятельна. Я говорю о неподвижности только в том смысле, что ей стоили больших усилий хождения по редакциям или по театрам, где шел разговор о постановке ее пьес, но зато она могла целыми днями бродить по городу или за городом в полном одиночестве, вернее — наедине со своими мыслями. Она была зоркая — многое видела и знала в природе, очень любила архитектуру. На Аэропортовской ее маленькая квартира была обставлена с несравненно большим вкусом, чем все другие квартиры, на которые было потрачено столько денег.
Если Шекспир говорит о своих стихах
И кажется, по имени назвать
Меня в стихах любое может слово, —
то в ее комнатах каждая полочка, лампа или этажерка могли назвать по имени свою хозяйку. Во всем этом была ее легкость, ее приветливость, ее вкус и женское изящество.
Грустно думать, что теперь эти светлые, уютные, не загроможденные мебелью и всегда открытые для друзей и учеников комнаты достанутся кому-то постороннему. Горько сознавать, что мы, знавшие ей цену, не можем убедить жилищный кооператив и Союз писателей, что следует сохранить в неприкосновенности эти несколько метров площади, где жила и умерла замечательная писательница, друг и советчик очень многих молодых и старых писателей».
Так уж повелось в нашем Отечестве, что нередко в нем мертвых писателей любят едва ли не больше, чем при их жизнях… однако уж упрекать Чуковского и Маршака в отсутствии нежных чувств к живой Габбе, признания ее таланта, - не приходится. По мнению некоторых исследователей, Самуил Яковлевич, хотя и был счастливо женат, был по-мужски неравнодушен к Тамаре. Он посвящал ей стихи. Без ее одобрения он не публиковал ни строчки. Его жена, Софья Михайловна, ревновала, хотя сама к тому времени замужняя Габбе не давала ни малейших поводов никому усомниться в том, что Маршак для нее – только старший товарищ, наставник.
«Люди пишут, а время стирает,
Все стирает, что может стереть.
Но скажи, — если слух умирает,
Разве должен и звук умереть?
Он становится глуше и тише,
Он смешаться готов с тишиной.
И не слухом, а сердцем я слышу
Этот смех, этот голос грудной».
(Самуил Маршак, «Люди пишут, а время стирает…», стихотворение, посвященноеТамаре Габбе)
…Жизненный путь Тамары Габбе (отец девочки, военврач, добавил в свою еврейскую фамилию вторую букву «б», что бы она больше походила на немецкую - даже крещеным евреям в Российской Империи их национальность мешала делать карьеру), - начался в Петербурге.
В автобиографии для Союза писателей, Габбе рассказывала: «Я родилась в Ленинграде, тогда еще Петербурге – на Выборгской стороне, в здании Военно-медицинской академии, где мой отец, Григорий Михайлович Габбе, незадолго перед тем закончил курс. Вскоре после моего рождения он был назначен военным врачом в один из северных городов Финляндии. Там, почти у самого полярного круга, началась моя жизнь. По должности отец довольно часто вместе со своим полком переезжал из города в город, но быт от этого не менялся. Семья наша не знала финского языка, не слишком была связана с военной средой, и детство мое протекало больше среди книг, чем среди людей».
Когда Григория Михайловича перевели на службу в Выборг, Тамаре пришло время поступить в гимназию. Писательница Александра Любарская, близкая подруга Габбе, вспоминала: «Туся уже школьница одного из первых классов Выборгской женской гимназии. Учительница дала девочкам задание – написать сочинение на вольную тему. Через несколько дней она пришла в класс с кипой исписанных листков и стала раздавать их девочкам со своей оценкой. Первой получила лучшая ученица класса. Потом получили сочинения – с неплохими отметками – все остальные. Кроме Туси. В руках учительницы остался только один листок. Туся сидела, ни на кого не глядя, и с волнением ждала: что же теперь будет? А учительница, показывая всему классу Тусин листок, сказала: «Вот для этого сочинения нет такой высокой оценки, какую оно заслуживает». И с этими словами передала листок Тусе».
Практически любой ребенок, растущий в окружении книг, в читающий семье – начинает писать стихи. Тамара исключением не стала – но к своему 15-летию самокритичная девочка пришла к выводу, что больше этим заниматься не стоит. Не ее. Трудно сказать, что сочиняла Туся, но стихи, написанные Тамарой Габбе в зрелом возрасте, свидетельствуют о том, что и на поэтическом поприще она не была случайной, проходной фигурой.
Когда умер отец Тамары, ее мама, Евгения Самойловна вновь вышла замуж – за стоматолога Соломона Марковича Гуревича. Отчим стал для Тамары родным человеком и другом. Тамара продолжала учебу в Выборгской женской гимназии, где проявились ее способности к языкам и литературе.
В декабре 1917 года семья вернулась в Петроград. В Выборге осталась старшая сестра, Елена, вышедшая замуж за местного жителя, финна. Вскоре они покинули не только Россию, но и Финляндию. Близкую родственницу, живущую в Америке, Тамаре Габбе припомнили «органы» в 1937-ом…
В 1924 году Тамара поступила на Высшие государственные курсы при Ленинградском институте истории искусств. Здесь она познакомилась с Лидией Чуковской, Александрой Любарской и Зоей Задунайской, ставшими на всю жизнь ее близкими подругами и, отчасти, соавторами. Чуковская и Любарская оставили замечательные воспоминания о Габбе.
Например, Любарская вспоминала: «На первый взгляд она выделялась разве что непривычным в то время румянцем и какой-то старомодной нарядностью». Из-за этого румянца сокурсник Евгений Рысс прозвал Габбе «красненькая барышня». Впрочем, насмешливое отношение к девушке и недоумение по поводу ее заметной религиозности у сокурсников быстро сменилось уважением и подлинной любовью. Чуковская впоследствии написала: «В одном узле переплетались – ее религия, ее доброта, ее ум – высокий и практический одновременно – и ее бесстрашность».
Окончив институт в 1930 году, Тамара некоторое время работала учительницей. Но вскоре стала редактором детского отдела Госиздата, которым руководил Самуил Яковлевич Маршак. Этот удивительный человек собрал талантливых писателей, - В. Бианки, Б. Житкова, Л. Пантелеева, Е. Шварца, Д. Хармса и многих других, - чьи произведения образовали золотой фонд отечественной детской литературы. По словам Лидии Корнеевны Чуковской, коллективу, собранному Маршаком, «удалось задать высочайшие стандарты детской литературы».
В июле 1936 года этой командой единомышленников был начат выпуск детского журнала «Костер» - Габбе стала заместителем ответственного редактора. Вместе с Тамарой в редакции работали ее подруги - Чуковская, Любарская и Задунайская.
Тамара Габбе, занятая редактурой, находила время пробовать силы в переводе и пересказе – несколько первых таких книг они издали в соавторстве с Задунайской.
Увы, спокойная творческая жизнь талантливого коллектива окончилась в 1937 году – весь отдел Маршака был объявлен «контрреволюционной группой, вредительствовавшей в детской литературе». Весной уволили Чуковскую и Задунайскую. Осенью арестовали Габбе и Любарскую. Муж Тамары Григорьевны, инженер Иосиф Гинзбург, ее друзья и лично Самуил Маршак начали добиваться освобождения женщин. Маршак даже ездил в Москву к прокурору СССР Андрею Вышинскому. Эти хлопоты завершились удачей – Габбе вышла на свободу в конце декабря 1937 года, Любарскую освободили в январе 1939 года (после этого талантливая женщина занималась литературной работой до 1990-х годов, а скончалась в 2002 году в возрасте 94 лет).
Освободившись, Габбе вернулась на прежнее место работы, хотя из единомышленников там уже никого не осталось, а сам Маршак переехал в Москву.
В 1941 году был арестован супруг Тамары Григорьевны, неосторожно сказавший при сослуживцах, что пакт Молотова – Риббентропа, по сути, союз с фашистской Германией – это позор. Гинзбурга осудили на пять лет – в 1945 году он погиб в лагере в Карагандинской области при прорыве плотины. Говорили, что он пытался кого-то спасти, но сам выплыть не смог.
Война застала Тамару Григорьевну в Ленинграде, в своей квартире в доме №5 по улице Красной Связи (ныне – Виленский переулок). Летом 1942 года Тамаре Григорьевне с тяжело больной матерью и отчимом удалось покинуть осажденный город и перебраться в Москву, как они все думали - на время. Однако во время их отсутствия в ленинградскую квартиру вселились чужие люди (по имеющимся сведениям, влиятельный военный с родственниками), что не позволило Тамаре Григорьевне и ее близким вернуться в родные стены после войны – она осталась в столице и опять занялась редакторской работой в «команде» Маршака. В марте 1943 года на фронте погиб брат Тамары Григорьевны - Михаил.
Потеря брата для Тамары Григорьевны стала большой утратой - и, как показало время, не единственной. Но война окончилась победой, мирная жизнь сулила радости и стимулировала к работе. Пьеса Габбе «Город мастеров» с успехом была поставлена во многих театрах. Чуковская, посетившая спектакль в московском Центральном детском театре, записала в дневнике: «Дети корчатся от волнения, предупреждают из зала добрых, шикают на злых. Это – не аллегория. Это – ее величество сказка. И его величество успех». В 1946 году этот спектакль (два режиссера и два актера) удостоился Сталинской премии второй степени.
Тамара Габбе подготовила к изданию в журнале «Новый мир» повесть Юрия Трифонова «Студенты». Позже Трифонов писал, что ему «необычайно повезло и даже, точнее, посчастливилось с этим редактором». Она не заставляла его сокращать текст, как хотели в редакции издания, а, наоборот, попросила углубить и расширить повествование, развить сюжетные линии и мотивировать поступки героев. В результате произошло «насыщение смыслом» рукописи. В 1951 году повесть получила Сталинскую премию третьей степени.
Потом Габбе заново переработала и пересказала для ребят «Путешествия Гулливера», куда вошли уже и «Путешествие в Лилипутию» и «Путешествие в Бробдингнег». В 1954 году вышел в свет сборник сказок «Как петушок попал на крышу». Тамара Габбе самостоятельно составила «Книгу для первого чтения», вместе с Александрой Любарской подготовила хрестоматию для ребят «Двенадцать месяцев». Из-под пера Тамары Григорьевны вышло немало статей, посвященных литературе для детей и о детях. Так, в большой статье «Повесть о детстве и повесть для детей» она сформулировала принципы построения и критерии детской литературы: «дети играют во взрослых, они учатся быть взрослыми, они воображают и предчувствуют свою будущую деятельность и судьбу. Играя и читая, они примеряют себя к разным обстоятельствам жизни, пробуют свои силы. Их интересуют в книгах только те чувства, которые находят свое выражение в поступках. Да и поступков им, собственно говоря, мало - им нужны приключения и подвиги».
Занимаясь обработкой русских народных сказок, Тамара Григорьевна подготовила сборник «Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи». Предполагалось, что он будет издан в 1946 году. Но в издательстве не приняли сборник, объяснив: «Мы все равно эту книгу не выпустим. Неудобно, знаете, чтобы на русских сказках стояла фамилия нерусская». Сборник вышел только через двадцать лет – в 1966 году в Новосибирске с двумя послесловиями — знаменитого Самуила Маршака и известной писательницы и критика Веры Смирновой. В предисловии к сборнику «Быль и небыль» Тамара Габбе писала: «Сказка никогда не была оседлой… Она странствует по большим и проселочным дорогам, по рекам и морям, на грузовике, на поезде, как угодно, и в этих странствованиях больше обогащается, чем теряет».
И еще:
«Сказка… привлекает смелыми и глубокими обобщениями философского и этического характера и тем особенным сочетанием были и небылицы, волшебства и реальности, которое так присуще этому тонкому, сложному и в то же время доступному виду народной поэзии».
... Жизнь Тамары Григорьевны «сказочной» не была. Ее мать, женщина с деспотичным характером, настаивала, чтобы дочь сама вела домашнее хозяйство – ходила в магазины, стояла в очередях, таскала тяжелые корзины с базара. Недаром Чуковская записала в дневнике: «Евгению Самойловну одолевают два страшных беса – бес экономии и бес серьезного отношения к ерунде: к сорту хлеба, качеству молока. Домработница может купить что-нибудь не так, а Туся всегда покупает так». Вдовствовавшая Тамара Григорьевна, сохранившая миловидность и бесконечное обаяние, привлекала внимание многих мужчин, однако наладить личную жизнь было ей не суждено: в 1949 году с Евгенией Самойловной случился инсульт, и восемь лет дочь ухаживала за парализованной матерью, разрываясь между постелью больной, магазинами, аптеками, рабочим столом, издательствами и театрами. Именно тогда Тамара Габбе вновь начала сочинять стихи, изливая в них душу:
«Суровые и горькие уроки
Твоя болезнь любви моей дала...
Прошли судьбой намеченные сроки,
Ты умерла и снова ожила.
А я с тобою вместе умирала,
Томилась без дыхания и сил.
Молилась, плакала, изнемогала,
И Бог тебя на землю отпустил…»
В декабре 1956 года умер отчим, Соломон Маркович, которого Тамара Григорьевна очень любила. Смерть его пришлось скрывать от тяжело больной матери - Габбе говорила, что Гуревича положили в больницу. В ноябре 1957 года скончалась Евгения Самойловна.
Через месяц после похорон матери Тамара Габбе получила двухкомнатную квартиру в новом доме Литфонда на 1-й Аэропортовской улице, но уже не надеялась начать новую жизнь, испытывая частое недомогание и подозревая у себя серьезное заболевание. В день своего рождения, 16 марта 1959 года, Габбе узнала от врачей, что у нее язва желудка и ей необходимо срочно лечь на операцию. Через две недели Тамару Григорьевну прооперировали. Но болезнь оказалась сильнее - рак желудка сменился раком печени.
Врач Иосиф Кассирский писал: «С.Я.Маршак отдавал последние силы близкому человеку. Я не могу забыть его чуткой повседневной заботы о больной, когда он долгие часы сидел возле нее и потом уезжал к себе и снова возвращался в клинику. Он был жертвенно беспощаден к себе и, казалось, не знал утомления».
Тамара Габбе скончалась 2 марта 1960 года. Ее прах упокоился на Новодевичьем кладбище в Москве вместе с отчимом и матерью. На могиле установлен красивый памятник, выполненный ее двоюродным братом, скульптором Михаилом Руфиновичем Габе. На памятнике выбиты стихи Маршака:
«Когда, как темная вода,
Лихая, лютая беда
Была тебе по грудь,
Ты, не склоняя головы,
Смотрела в прорезь синевы
И продолжала путь».
Маршак в том же марте 1960 написал своей киевской знакомой Галине Зинченко:
«Дорогая Галина Ильинична! Простите, что отвечаю Вам с таким опозданием. У меня были очень тяжелые недели - на моих глазах умирал мой лучший друг - замечательный человек. С этим человеком связывали меня тридцать лет общей работы, общность мыслей и чувств. Не знаю, довелось ли Вам когда-нибудь читать пьесы, критические статьи или сказки Тамары Григорьевны Габбе? Все это было очень талантливо, глубоко и в то же время необычайно изящно. Но больше всего таланта, глубины, изящества было в самом этом человеке, совершенно лишенном какого бы то ни было честолюбия и корысти. Пожалуй, главным ее талантом была доброта, особенно драгоценная и действенная в сочетании с острым умом и редкой наблюдательностью. Она знала недостатки людей, которых любила, и это не мешало ей любить их неизменно и щедро. При этом она была горда, независима и мужественна. Легкий, жизнерадостный человек, которому так много говорила и природа и городская улица, - она терпеливо переносила болезнь, приковавшую ее к постели, не жаловалась, не проявляла страха и отчаяния. За несколько дней до смерти она сказала, что надо правильно жить и правильно умирать. После нескольких месяцев самой напряженной борьбы за жизнь Тамары Григорьевны и после утраты ее я с трудом прихожу в себя…».
Самуил Маршак: «Тамара Григорьевна хорошо знала своих читателей и слушателей и находила путь к их сердцу, ничуть не подлаживаясь к ним. И можно не сомневаться в том, что ее сказки, придуманные в тревожные минуты воздушных налетов, не носили ни малейшего следа торопливости и волнения, не были похожи на сырой, сбивчивый черновик. Ибо все, что ни делала Тамара Григорьевна, она доводила до предельной стройности и законченности. Изящен был ее почерк. Изящен стиль ее писем. Она любила порядок в окружавшей ее обстановке. Чувство собственного достоинства так естественно сочеталось у нее с приветливым и уважительным отношением к людям, каково бы ни было их звание, должность, положение. Трудно найти редактора более тонкого и чуткого, чем Тамара Григорьевна Габбе. Многие молодые писатели были обязаны своими первыми успехами ее сердечной заботе, ее умным и добрым советам. Окончив высшее учебное заведение (Ленинградский институт истории искусств), она некоторое время колебалась, какую деятельность ей избрать - литературную или педагогическую. Она стала писательницей, но всю жизнь не переставала думать о воспитании юных поколений. И, в сущности, ее литературная и редакторская работа была делом педагога в самом лучшем и высоком значении этого слова. Она могла многому научить молодых литераторов, потому что и сама не переставала учиться. Обладая редкой памятью, она прекрасно знала русскую и мировую литературу, классическую и новую. … С особой любовью работала она над русскими сказками. А наряду с ними перевела, пересказала и подарила нашим детям тщательно отобранные сказки разных народов, сохраняя и в русском тексте поэтическое своеобразие каждого языка, каждого народа. Если бы при издании их не указывалось, какому народу принадлежит та или иная сказка, то и тогда было бы нетрудно отличить по языку и стилю французскую сказку от немецкой, чешскою от болгарской. Можно было бы сказать еще много о ее блестящих и глубоких статьях, посвященных литературе для детей и о детях. Но, пожалуй, лучшим произведением Тамары Григорьевны была ее собственная жизнь. Она никогда не бывала довольна собой, часто сетовала на то, что мало успевает. Вероятно, и вправду она успела бы написать на своем веку еще больше, если бы не отдавала так много сил, времени, серьезной и вдумчивой заботы другим. Но и это было ее призванием. Свою недолговечную жизнь она прошла легкой поступью. Ее терпение и мужество особенно проявились во время тяжкой и длительной болезни. До последних дней сумела она сохранить всю свою приветливость, деликатность, внимание к окружающим…Перечитывая написанные ею в разное время пьесы, улавливаешь черты самого автора в образах ее сказочных героинь. Что-то общее было у Тамары Григорьевны с ее доброй и правдивой Алели, ее щедрой феей Мелюзиной и, может быть, больше всего - с непреклонной и самоотверженной Авдотьей Рязаночкой».
Вера Смирнова о Тамаре Габбе: «Это был человек одаренный, с большим обаянием, с абсолютным слухом в искусстве, с разнообразными способностями в литературе: кроме пьес для театра, она писала критические статьи и лирические стихи, которые по глубине чувства и музыкальности стиха сделали бы честь большому поэту. Мужество, стойкость в убеждениях и отношениях, незаурядный ум, удивительный такт, доброта, чуткость к людям — вот качества, которыми она всегда привлекала к себе сердца. Но самым большим ее человеческим талантом бы дар полной и безоглядной самоотдачи».
…Мы, советские дети, читали сказки «Бедный Ослик и жирная Свинья» (Поль Вайян-Кутюрье) «Белоснежка и Краснозорька», «Гном-Тихогром», «Король Дроздобород», «Королевич-лягушка, или Железный Генрих» (Братья Гримм), Великан Иеус (Жорж Санд, она же Аврора Дюпен), «Гадкий утёнок», «Дюймовочка», «Соловей» «Лесной холм» (Ханс Андерсен), «Зербино-нелюдим», «Как петушок попал на крышу», «Пальчик» (Эдуар Лабулэ), «Кот в сапогах» (Шарль Перро), «Преданный друг» (О. Уальд), «Холодное сердце» (В. Гауф) и многие, многие другие, - даже не подозревая, что знакомство с ними стало возможным благодаря Тамаре Габбе.
В 1957 году по сценарию, подготовленному Тамарой Григорьевной по сказке Лабулэ «Зербино-нелюдим», был снят чудесный мультфильм «Исполнение желаний». В 1965 году, уже после кончины Габбе, был снят фильм «Город мастеров». В 1977-ом – фильм «Кольца Альманзора» по пьесе «Оловянные кольца», в 1983 — «Оловянные кольца».
Тамара Габбе: «Вы спрашиваете, что означает моя вера в Бога? Я верю, что существует счет, и к этому счету всегда мысленно обращаюсь. Бог — это постоянный суд, это книга совести. Меняются эпохи, времена и люди, но ведь красоту добра и самоотвержения люди понимают всегда, во все времена. Красота отдачи себя понятна всем людям. Культивирование этой красоты — это и есть религия».
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М Горького
