Несколько человек в России, по меньшей мере, удостаивались «звания» «Русский Дюма» - в их числе, и Валентин Пикуль
«Пальцы императрицы вздрагивали, когда она разворачивала послание короля Франции. Восемь лет две страны, духовно связанные музыкой, литературой, театром, живописью, модами, - не имели связи в политике... Разве это мыслимо? Она много слышала о Людовике дурного (впрочем, Людовик слышал о ней не менее), но в юности Елизавета считалась его нареченной невестой. И кто знает? - быть бы дочери Петра королевой Франции, никогда не покушала бы пирогов с визигой, жирных кулебяк да расстегаев, не поморщилась бы с похмелья от чухонской клюковки.
"Так и бог уж с ней - с этой Францией!.."
Людовик начинал письмо круто: гнать и гнать императрице от себя Бестужева - вот первое, что бросилось в глаза Елизавете. А потом ласковости о ней, заботы о здоровье и прямые слова, что пора обменяться посольствами.
С поспешностью, поразительной для этой лентяйки, Елизавета отвечала королю в том же дружеском духе; она сулила Людовику “постоянную и искреннюю дружбу” между Россией и Францией. Но про Бестужева - ни слова.
- Сор из избы русской нечего по чужим дворам таскать... Михаила Ларионыч, - велела она Воронцову, - поищи человека, в обхождениях привычного, чтобы его в Париж отправить. Худого не надо, а хорошего тоже не пошлем. Ищи с таким чином, что и Дуглас, - ни рыба ни мясо. Но Бестужеву о том - ни гугу! Человек сей отклеился от меня, словно пластырь паршивый...
Но Бестужев не желал сдаваться. Канцлер он или не канцлер?
- В самом деле, - утверждал он повсюду, - что волками-то на меня смотрите? Коли затеяли поход на Фридриха, так не я ли был врагом Пруссии все эти годы? Лондон подгадил малость, но торговля да старые долги не разорвут союз России с Англией. Вот Франция только...
Он люто ненавидел Францию, как извечную соперницу любимой им Англии. Но был бессилен что-либо поделать, ибо Елизавета начала любезности с Людовиком за его спиной. Людовик секретничал от своих министров, а Елизавета, как черт от ладана, пряталась от своего канцлера.
О век осьмнадцатый, торжественный и темный, когда политика самым верным ключам предпочитала воровские отмычки!..»
(Валентин Пикуль, «Пером и шпагой»)
Несколько человек в России, по меньшей мере, удостаивались «звания» «Русский Дюма». Это был, к примеру, начавший творить во второй половине XIX века Николай Эдуардович Гейнце, российский прозаик, журналист, драматург, адвокат, военный корреспондент и автор четырех десятков исторических романов – «Герой конца века», «Первый русский самодержец», «Судные дни Великого Новгорода», «Малюта Скуратов» и других.
Это – Михаил Николаевич Волконский, писатель, драматург, редактор журнала «Нива», один из руководителей Союза русского народа. Исторические романы «Князь Никита Фёдорович», «Мальтийская цепь», «Брат герцога», «Слуга императора Павла», «Жанна де Ламот» и другие написаны им. Как и прославившая его пародийная опера «Вампука, принцесса Африканская» (либретто написано по фельетону М. Волконского, выступившего под псевдонимом Анчар Манценилов).
Это – русский писатель Василий Иванович Немирович-Данченко, старший брат знаменитого Владимира Ивановича Немирович-Данченко, выдающегося театрального режиссера начала ХХ века. Из-под пера Василия Немирович-Данченко вышли, например, военные романы «Гроза», «Плевна и Шипка».
Ну, и, конечно, это писатель Валентин Саввич Пикуль, которому 13 июля 2023 года исполнилось бы 95 лет.
Родившийся день в день через 20 лет после падения Тунгусского метеорита, Валя Пикуль не мог в детстве пожаловаться на звёзды, что они к нему не благосклонны. Но счастливое детство закончилось, когда началась Великая Отечественная война: ему вместе с матерью пришлось пережить первую блокадную зиму в Ленинграде. Весной 1942 года Валя, больной цингой и дистрофией, вдвоём с матерью, по знаменитой «Дороге жизни» эвакуировался в Архангельск. Отец воевал, а во время Сталинградской битвы пропал без вести. Погиб, предположительно, в одном из многочисленных уличных боев: был Савва Михайлович Пикуль старшим политруком 4-го батальона морской пехоты 42-й отдельной стрелковой бригады…
Из Архангельска, согласно канонизированной версии, Валентин Пикуль бежал в школу юнг на Соловках. Получив здесь специальность «рулевой-сигнальщик», был отправлен на эскадренный миноносец «Грозный» Северного флота, где прослужил до конца войны. После Победы был отправлен в Ленинградское подготовительное военно-морское училище. По его представлению курсант В. Пикуль в 1946 году был награждён медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». В том же 1946 году В. Пикуля отчислили из училища. Вроде как, за неуспеваемость.
Как бы там ни было, не получивший толком образования Валентин Пикуль «эксплуатировал» свои неплохие физические данные: работал в водолазном отряде, потом в пожарной части. А поскольку уже тогда решил «сделаться писателем», занимался самообразованием, и поступил вольным слушателем в литературный кружок, которым руководила не кто-нибудь, а сама Вера Казимировна Кетлинская – дочь морского артиллерийского офицера и Лауреат Сталинской премии III степени. Пережившая перед войной, кстати, опалу и исключение из Союза писателей СССР, но «поднявшаяся» в блокадном Ленинграде: с июня 1941 по июль 1942 года занимала пост ответственного секретаря Ленинградского отделения СП СССР и писала идеологически выдержанные произведения о строителях нового коммунистического общества: «Мужество», «В осаде», «Рассказы о ленинградцах» и другие.
Общества В. К. Кетлинской, очевидно, стало не хватать Валентину, и он начал посещать объединение молодых писателей, которым руководил Рождественский. Но то был не тот Рождественский, которого сегодня знают все, а Всеволод Александрович, бывший акмеист. А в годы, о которых речь – заслуженный фронтовик и участник прорыва ленинградской блокады, известный поэт и переводчик.
В послевоенные годы Валентин Пикуль подружился с Виктором Александровичем Курочкиным и Виктором Викторовичем Конецким. Впоследствии все трое стали признанными писателями. Фронтовик В. Курочкин, правда, вошёл в историю отечественной литературы, пожалуй, единственным произведением – действительно замечательной повестью «На войне как на войне». Коренной ленинградец В. Конецкий, также переживший здесь первый год блокады, учившийся вместе с В. Пикулем в Ленинградском подготовительном военно-морском училище и ставший капитаном дальнего плавания, написал более пятидесяти литературных произведений, многие из которых изданы не только в России, но и за рубежом. Он – автор романа-странствия «За Доброй Надеждой» в восьми книгах, многих киносценариев, включая знаменитый «Полосатый рейс» (в соавторстве с Алексеем Яковлевичем Каплером).
Жизнеописание Валентина Пикуля, пожалуй, можно на этом и закончить, добавив, разве, общеизвестное: что писатель был трижды женат, и с 1962 года проживал в Риге.
Главный вопрос, который, как правило, интересует интересующихся В. Пикулем – правда ли, что он безмерно угождал партийным бонзам, и почему столь вольно он обращался как с историческими фактами, так и с бытовыми деталями, порой доходя до анекдотичности Никифора Трубецкого-Ляписа с его бессмертным «Волны перекатывались через мол, и падали вниз стремительным домкратом»...
Ответов на эти два вопроса множество: без труда можно найти литературу, клеймившую В. Пикуля и как «лжеисторика», «прихвостня коммунистической идеологии», и как мученика, гонимого самим М. А. Сусловым, и называвшего брежневских аппаратчиков не иначе, как «нечистой силой».
Мы же не будем ввязываться в эти дискуссии. Вместо этого мы, во-первых, напомним о гигантских тиражах книг Валентина Пикуля и том читательском ажиотаже, который возникал вокруг них.
Во-вторых, позволим привести здесь обширную цитату Михаила Веллера, из его книги «Кухня и кулуары». При этом оговоримся, что М. Веллер, разумеется, и сам весьма неоднозначный автор, и уж никак не мореман, а писатель, имеющий как ярых поклонников, так и непримиримых критиков. Однако относительно В. Пикуля его слово, на наш взгляд, удивительно верно:
«Пикуль:
– Кто высунулся, того и хают. На девять тысяч серейших письменников никто и не плюнет за ненадобностью, а у него полстраны читателей – давай польём! покажем, чем он плох!
“Ах, он врёт, он фальсифицирует, он искажает и передергивает!” Да, врёт, да, передергивает, ну и что? Он берёт самые сенсационные, давно забытые всеми, кроме профессиональных историков, версии, и выдаёт дивный беллетристический вариант исторической сплетни. Или легенды, если хотите, или байки, или анекдота. А люди обожают легенды, байки и анекдоты, и ничего плохого здесь нет.
– Но он выдаёт их за правду!
– Как всякий хороший рассказчик.
– Но люди верят!
– Лучше верить Пикулю, чем Георгию Маркову или Галине Серебряковой, что, впрочем, и невозможно.
– Он шовинист!
– Верно. Но шовинистов много, а тех, кого можно читать – мало.
– Он плагиатор! Он перекатал дневники Бисмарка страницами, и массу ещё чего!
– Да читателю-то какое до того дело? Он поучает, развлекая.
– Его читать невозможно!
– Значит, полстраны делает невозможное; что, правда, вполне в нашем характере. Да, бывает и слишком длинно, развалисто, нудно, – но “Пером и шпагой” куда как неплохо. Масса людей и поныне бы у нас не узнала, что был Фридрих II, и Семилетняя война, и Олений парк Луи XV, и прочее.
– Так можно лучше читать книги по истории!
– Оставьте ваше ослиное фарисейство! Их и так-то читать невозможно от скуки, и где кроме читалок Москвы и Ленинграда они есть?
– Ох, писал бы он лучше свои морские романы.
– Вот это-то и не так. Там масса ляпов, драть дармоедов и тупиц редакторов. То у него “каталина” падает с неба на четырёх звенящих моторах… она б, сердешная, и падала на четырёх, да у неё всего два было. То, описывая шимозу в Цусиме, он порет нечто, не удосужившись, видимо, заглянуть в Брокгауза, що це такое и как его делают. То котельное железо называет крепчайшим, хотя всем известно, что оно мягчайшее и в качестве преграды для снаряда подобно картону; то не знает отличия фугасного взрывателя от осколочного, а снаряды из морского орудия у него видны в полёте и кувыркаются, как городошные палки, что, правда, списано из другого автора, но всё равно чушь: снаряд наблюдается только от орудия, когда он удаляется от тебя и угловой скорости относительно тебя не имеет, а кувыркаться он, пройдя по нарезам и будучи стабилизирован вращением, не может никаким каком, кроме одной ситуации, но о ней Пикуль не упоминает: когда сблизившись с водой под очень острым углом, он рикошетирует – вот в таком рикошете и может лететь беспорядочно.
А вот в “Караване РQ-17” он делает вещь скверную. Англо-американский мощный конвой оставил караван, бросившись на перехват немецкой эскадры с “Тирпицем”, чтобы отрезать его от баз и превосходящими силами уничтожить в стороне от грузовых коммуникаций, обезопасив их и на будущее, но до этого торпедированный “Тирпиц” ушёл, и союзники его не встретили, а немецкие подлодки расклевали беззащитный караван. Пикуль же подаёт это как предательское и трусливое бегство союзников ради спасения собственной шкуры. Недостойно».
На этом можно ставить точку, на наш взгляд. И всё-таки, ещё два слова: современные исследователи творчества В. Пикуля, выражая различные мнения, единодушны в одном: историю Отечества всё же лучше изучать по другим источникам, нежели романы писателя. А В. Пикуля – читать для удовольствия: ещё раз повторим, что, ну, не могут ошибаться издатели, только при жизни писателя выпустившие в свет его книги общим тиражом, зашкаливавшим за 20 млн экземпляров! Которые с момента схождения с печатного станка расхватывались, как горячие пирожки и становились ходовым предметом книжных спекулянтов.
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
