article image

Б. П. Екимов «уравновешивает всю больную, исписавшуюся, лишившуюся царя в голове современную российскую словесность».

«Моргун, как всегда молчаком, вошёл в кабинет, разом споткнулся да так и остался стоять у порога, лишь слушал, покряхтывая да потея. Зато супруга его ступала, словно гоголушка, горделиво. Кожаное пальто да высокие сапоги с бляхами, норковая шапка, и губы накрашены. Не кто-нибудь, а сама Моргуниха.

Людный председательский кабинет её не смутил.

– Здорово живёте! – громко молвила она и процокала каблуками к столу. – Примите заявление. Выделяйте землю, имущественный пай на всю семью. Слава богу, тридцать с лишним годков отработала, а он – поболе, да сын, да дочь. Мы все посчитали, слава богу, грамотные. Выделяйте два трактора, ДТ и колесный, комбайн, прицепные, а ещё коров возьмём. И не тяните, число там указано, согласно указу – в течение месяца. Иначе мы прямиком к прокурору. Ныне, знаете сами, не дадут в обиду.

Народ, какой был в кабинете, примолк.

– Всё выделим, и раньше месяца. Чего тянуть, – успокоил Моргуниху Корытин и пригласил: – Садись. Зовите бухгалтера и народ, какой там есть, зовите. У нас – не диктатура, а колхоз. Сейчас и решим сообща. Зовите всех. Кто там есть в кабинетах, в коридоре. Всех – сюда.

Моргуниха уселась, несколько удивленная, но показывая всем видом: ну, сядем... ну, послушаем... мы – не трусова десятка...

Собрали чуть не полный кабинет: конторские люди, две доярки с фермы, правленческие шофера, ко случаю поспевшие пенсионеры.

– Вот он – народ, – бодро начал Корытин. – Коллективный хозяин. Что он решит, так и будет. А мы лишь подпишем. Кроватей сколько возьмёте? Бери десяток.

– Какие кровати? – опешила Моргуниха.

– Богатые. Полуторки, с сетками, никелированные грядушки... – нахваливал Корытин. – Шик-блеск! Новые! Для детского лагеря закупали.

– Зачем мне кровати?

– Как зачем?.. Семья большая, да ещё прибавка будет. В семье кровати всегда сгодятся. А можно продать.

Народ слушал не больно понимая.

– Ты чего изгаляешься? Ты ещё горшки ночные детсадовские мне навяжи.

– Горшки у нас на складе числятся? – с ходу спросил Корытин у бухгалтера.

Тот плечами пожал.

– Горшков нет, – отказал Корытин. – Только что провели полную инвентаризацию. Кроватей – двести. Ещё есть три комплекта портретов членов Политбюро. В рамах! – нахваливал он. – Масляная краска! С орденами!

– Какого Политбюро?

– Память у тебя короткая. Политбюро ЦК КПСС. Вместе ведь в партии были.

– Их тоже мне?

– Возьми хоть пяток.

– Ты пьяный или с ума сошел?! – не выдержала Моргуниха.

– Сердишься?.. – понял Корытин. – А зря. Ты, конечно, умная. Хвалю. Выходите из колхоза, берете всё нужное: гожий трактор, комбайн, хороших коров. А что нам оставляете? Вот ему? Наш колхозный нажиток – это и коровы, и кровати, и тракторы, и стулья. А ты хочешь как в сказке делиться: себе корешки – репку, а нам, медведям, – одни листья. Митрич?– спросил он у своего шофера. – Ты согласен отдать трактор, а на свою долю оставить кровати? Ты не хмыкай, ты прямо скажи.

Митрич, немолодой мужик, не сказал, а показал Моргунихе очень выразительно.

– А кто хочет кровати, портреты, клубные стулья, трибуну для выступлений? Кто? Отвечайте? – обвел Корытин взглядом кабинет. – Сегодня у нас – колхоз. Завтра – неизвестно что. Если ты трактора заберешь, нам одни портреты и останутся. И всякая рухлядь. Разве это справедливо? Давай делиться по-честному. Тем более, – возвысил Корытин голос, – вы на свободу уходите. Кормить будете лишь себя. Дороги, по которым все ездим, нам ремонтировать. Водопровод – опять нам на шею. Школа, детский садик, медпункт – всё это нам, на колхозную казну. Вы пять лет налогов не будете платить. А мы – кряхтим, но платим. Армия, больницы, всё государство... Всё – колхозу. И малые, и старые. Гроб сделать – колхоз, на кладбище отвезть – колхоз. Так что давай по-честному. Но если народ сейчас скажет, чтобы всё отдать тебе, как ты просишь, я отдам. Спрашивай у людей, я – не хозяин.

В кабинете народ был разный, но глядели все одинаково. Корытин понял, сказал:

– Можно расходиться.

Затопали, заговорили все разом:

– Продуманные... Рогали.

— Раздиктовала, скорохватая...

– Ты свою долю давно уперла, днём и ночью с фермы везли. Покуда не спешили...

– Оторвали от титьки...

– Уходят – значит, отрезать им водопровод. За мотор три миллиона плочено.

– А электричество? Новый купили... этот... как его?..

– Моргуниха премудрая... Любит нахалтай...

Кабинет стал пустеть. Тут Моргуниха опомнилась. Начался ор:

– Ты – больной! Тебя лечить надо! Я всем позвоню! В область! Во все газеты!! Членов Политбюро – на пай! Раскладушки заместо трактора! До Москвы дойду!! На весь свет опозорю!

К шуму и крику за немалую свою жизнь Корытин привык. Слушать несладко. Но привык».

(Борис Екимов, «Пиночет»)

Не большая по объему повесть Бориса Екимова «Пиночет», очень тепло принятая читателями, пожалуй, окончательно закрепила за автором характеристику «почвенника», представителя «деревенской» прозы, достойного продолжателя творческого пути Фёдора Абрамова, Василия Шукшина, Василия Белова, Виктора Астафьева, Валентина Распутина…

Однако, – и нам это лично очень симпатично, – сам Борис Петрович при удобном случае подчеркивает, что не слишком жалует усилия литературоведов, иной раз сильно увлекающихся укладкой писательских душ в своеобразное «Прокрустово ложе»:

«”Почвенническая”, “деревенская”… Мне эти формулы не очень нравятся. “Производственная”, “городская”, “деревенская”, “военная” проза… Всё это несерьезно. Русская художественная литература едина. В ней – “Живые мощи”, “Севастопольские рассказы”, “Дама с собачкой”, “Алеша Бесконвойный”» – так Борис Екимов сказал в беседе с писателем Александром Сегенем – то было прелюбопытное интервью, взятое одним лауреатом ежегодной Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия «За значительный вклад в развитие русской литературы» (А. Ю. Сегень удостоился этой премии в 2015 году, а Б. П. Екимов годом позже) у другого.

В одном из других интервью, названный «классическим деревенщиком» Борис Петрович на адресованный ему вопрос, почему современная литература в основном «городская», заявил:

«Это всё – милые глупости. Литературоведам да критикам чем-то надо заниматься, вот они и сортировали. Но в прошлом веке, и в самом деле, в литературу приходили сельские уроженцы и жители: Шукшин, Астафьев, Белов, Распутин, Носов... Сейчас в основном литератор пошёл городской, московский. В кругах учёных слыхал я, что Ломоносовы теперь в университет не попадут. Наверное, в литературе та же песня».

Писать о Борисе Петровиче Екимове лично вашему покорному слуге очень непросто. Особенно сейчас, в преддверии его юбилея (19 ноября знаменитому писателю – 85 лет), отмечаемого с большим размахом. Осмелимся, к слову, предположить, что инициатива этой масштабности исходит никак не от виновника торжества – в принципе известного «нелюбителя» окололитературных светских мероприятий, а уж о богемных «тусовках» и говорить не приходится.

Почему непросто?

С месяц примерно до юбилея писателя, названного практически официально «классиком» современной литературы, к пишущему вот эти самые строки начала обращаться люди, желающие взять у него интервью и просившие о посредничестве.

Все просящие остались разочарованными.

В 2000-х годах общавшийся с постоянным автором газеты «Волгоградская правда» Борисом Петровичем Екимовым на правах ответственного секретаря редакции; юридически «собрат по перу» (ведь членские «корочки» Союза писателей России одинаковые и у «маршалов», и у «рядовых» СП), ваш покорный слуга никогда не вёл «литературных» разговоров с живым классиком. Он не без удовольствия отдавал на вёрстку занимавшие от полосы до нескольких газетных полос рассказы Бориса Екимова, зная, что подписчики ждут этих рассказов с нетерпением. И только легко вздыхал, поглядывая на собственноручно вывешенный на стену кабинета самодельный плакат с цитатой из «12 стульев»:

«Всего газета на своих четырех страницах (полосах) могла вместить 4400 строк. Сюда должно было войти всё: телеграммы, статьи, хроника, письма рабкоров, объявления, один стихотворный фельетон и два в прозе, карикатуры, фотографии, специальные отделы: театр, спорт, шахматы, передовая и подпередовая, извещения советских, партийных и профессиональных организаций, печатающийся с продолжением роман, художественные очерки столичной жизни, мелочи под названием «Крупинки», научно-популярные статьи, радио – и различный случайный материал. Всего по отделам набиралось материалу тысяч на десять строк. Поэтому распределение места на полосах обычно сопровождалось драматическими сценами».

То есть, объяснения-разборки с журналистами «Волгоградки» Борис Петрович вашему покорному слуге обеспечивал, поскольку они желали видеть в одном номере газеты вместе с рассказами бесконечно уважаемого ими писателя и свои фамилии – уж не говоря о том, что в те годы гонорарная система ещё не умерла окончательно.

Общался с ответственным секретарем «Волгоградки» Борис Екимов в свойственной ему неповторимой манере, о которой очень точно отозвался волгоградский писатель Александр Цуканов (тоже ноябрьский именинник, родился 16 числа), он отметил:

«Екимов в простом обыденном разговоре обычно немногословный, при этом обладает, как и в прозе, своей неповторимой интонацией, слегка приперчённой легким сарказмом.

– Александр, в чём лучше держать деньги в долларах или рублях? Подскажи ты же коммерсант…».

Примерно также подшучивал классик и над ответсеком.

Александр, много написал нынче, ты же писатель…

Ездил в ту пору Борис Петрович из Калача-на-Дону и Волгоград и обратно (его жизнь на два города общеизвестна) на своей машине, и по всему было видно, что своей «Нивой» доволен: нет-нет, Екимов заговаривал о замечательной проходимости отечественного «внедорожника» – вероятно, опять же несколько поддразнивая начинающего автомобилиста…

Во время встреч с Борисом Петровичем на верхней террасе волгоградской набережной (практически всегда он был в берете, делавшем его таким узнаваемым), он всякий раз справлялся о здоровье матери пишущего эти строки, чем разбивал устоявшийся миф о непринятии писателем местных журналистов.

Ещё охотнее, чем о машине, заговаривал Б. Екимов о своём юном родственнике Мите – с мальчонкой-дошкольником он проводил много времени, и об этих прогулках немало рассказывал.

К слову, в уже упомянутой нами беседе-интервью «Сегень-Екимов», состоявшейся в 2017 году, Борис Петрович ответил на вопрос о своих планах:

«– Подступая к восьмидесятилетию, Александр Юрьевич, говорить о планах несерьезно. Возраст. Но… Хочется выпустить книгу с названием: «Давай здесь останемся жить». Может быть, последнюю. А там – как Бог даст».

Бог дал, чтобы рассказ «Давай здесь останемся жить» о поездке с Митей в поселке Пятиморск (от Калача-на-Дону он совсем недалеко) стал хрестоматийным. Впрочем, хрестоматийными становятся практически все рассказы Б. П. Екимова. В диссертации «Поэтика прозы Б. П. Екимова» выпускницы ВолГУ, ученицы незабвенного доктора филологических наук, профессора Виталия Смирнова Ирины Великановой читаем:

«Творчеству Б. Екимова посвящено достаточно большое количество критических работ. Особенности мировоззрения писателя, своеобразие авторской позиции, проблематика творчества и формирование определённого типа героя – эти и другие вопросы стали предметом аналитического рассмотрения в статьях А. Горловского, Н. Ивановой, И. Питляр, И. Роднянской, Е. Скарлыгиной, В. Смирнова, Я. Удина и др. Оценка творчества писателя неизменно высока. В числе достоинств прозы Б. Екимова отмечается жизнеутверждающий пафос, умение "слушать мир", редкое соединение поэтичности повествования с остротой социального зрения. Б. Екимов является на сегодняшний день одним из лучших российских рассказчиков. В. Сердюченко относит его рассказ "Фетисыч" к числу "вершинных завоеваний малой русской прозы XX века", полагая, что "после "Судьбы человека", рассказов В. Шукшина, "Одного дня Ивана Денисовича" в ней не появлялось чего-либо подобного". По убеждению критика, именно Б. Екимов "уравновешивает всю больную, исписавшуюся, лишившуюся царя в голове современную российскую словесность"».

Возвращаясь к нашим сложностям личного рассказа о Борисе Екимове, аргументируем их именно большой дистанцией между мэтром и вашим покорным слугой, оставшимся в душе просто «газетчиком».

С одной стороны, ни в коей мере не желаем, не считаем даже возможным «прислоняться» каким-либо образом к славе человека, своим талантом обеспечившим себе право говорить то, что считает нужным, в любой аудитории. С другой стороны, не обладая статусом иного «раскрученного» литературоведа-критика, побаиваемся выглядеть смешными, вздумай мы оперировать наукообразными терминами, пытаясь «умно» рассказать о кажущихся совсем незатейливыми, но таких глубоких рассказах Б. П. Екимова.

Наконец, наверняка вместе с Борисом Петровичем, посмеемся над молодыми виртуозами клавиш «Сtrl C» – «Сtrl V», обеспечивающими в считанные минуты «юбилейные очерки» о выдающемся писателе, благо одно только перечисление высоких наград Екимова дает солидный объем (ранее бы сказали «строкаж»).

Так, что, умничать не будет. О Борисе Петровиче Екимове лучше всего удастся составить впечатление после прочтения хотя бы десятка его произведений – а написал он их более двух сотен.

Волгоградская ОУНБ им. М. Горького, – осмелимся назвать Бориса Екимова давним другом главной в регионе Библиотеки, – от всей души поздравляет юбиляра и желает ему творческого долголетия.

Читателей же заверяем: в «Горьковке» имеется немало книг Бориса Петровича и мы с удовольствием предлагаем их вашему вниманию.

Александр Рувинский

При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького