article image

«…Сатирик должен быть морально чистым человеком, а я унижен, как последний сукин сын…»

«– Приходите, – говорит, – помянуть дорогого покойника, чем бог послал. Курей и жареных утей у нас, – говорит, – не будет, а паштетов тоже не предвидится. Но чаю хлебайте сколько угодно, вволю и даже можете с собой домой брать.

Я говорю:

– В чае хотя интерес не большой, но прийти можно. Иван Антонович Блохин довольно, – говорю, – добродушно ко мне относился и даже бесплатно потолок побелил.

– Ну, – говорит, – приходите тем более.

 В четверг я и пошёл.

А народу припёрлось множество. Родственники всякие. Деверь тоже, Петр Антонович Блохин. Ядовитый такой мужчина со стоячими кверху усиками. Против арбуза сел. И только у него, знаете, и делов, что арбуз отрезает перочинным ножом и кушает.

А я выкушал один стакашек чаю, и неохота мне больше. Душа, знаете, не принимает. Да и вообще чаишко неважный, надо сказать, – шваброй малость отзывает. И взял я стакашек и отложил к чёрту в сторону.

Да маленько неаккуратно отложил. Сахарница тут стояла. Об эту сахарницу я прибор и кокнул, об ручку. А стакашек, будь он проклят, возьми и трещину дай.

Я думал, не заметят. Заметили, дьяволы.

Вдова отвечает:

– Никак, батюшка, стакан тюкнули?

Я говорю:

– Пустяки, Марья Васильевна Блохина. Ещё продержится.

А деверь нажрался арбуза и отвечает:

– То есть как это пустяки? Хорошие пустяки. Вдова их в гости приглашает, а они у вдовы предметы тюкают.

А Марья Васильевна осматривает стакан и всё больше расстраивается.

– Это, – говорит, – чистое разорение в хозяйстве – стаканы бить. Это, – говорит, – один – стакан тюкнет, другой – крантик у самовара начисто оторвёт, третий – салфетку в карман сунет. Это что ж и будет такое?

 А деверь, паразит, отвечает:

– Об чём, – говорит, – речь. Таким, – говорит, – гостям прямо морды надо арбузом разбивать.

Ничего я на это не ответил. Только побледнел ужасно и говорю:

– Мне, – говорю, – товарищ деверь, довольно обидно про морду слушать. Я, – говорю, – товарищ деверь, родной матери не позволю морду мне арбузом разбивать. И вообще, – говорю, – чай у вас шваброй пахнет. Тоже, – говорю, – приглашение. Вам, – говорю, – чертям, три стакана и одну кружку разбить – и то мало.

Тут шум, конечно, поднялся, грохот.

Деверь наибольше других колбасится. Съеденный арбуз ему, что ли, в голову бросился.

И вдова тоже трясётся мелко от ярости.

– У меня, – говорит, – привычки такой нету – швабры в чай ложить. Может, это вы дома ложите, а после на людей тень наводите. Маляр, – говорит, – Иван Антонович в гробе, наверное, повёртывается от этих тяжёлых слов… Я, говорит, щучий сын, не оставлю вас так после этого.

Ничего я на это не ответил, только говорю:

– Тьфу на всех, и на деверя, – говорю, – тьфу.

 И поскорее вышел.

Через две недели после этого факта повестку в суд получаю по делу Блохиной.

Являюсь и удивляюсь.

Нарсудья дело рассматривает и говорит:

– Нынче, – говорит, – все суды такими делами закрючены, а тут ещё не угодно ли. Платите, – говорит, – этой гражданке двугривенный и очищайте воздух в камере.

Я говорю:

– Я платить не отказываюсь, а только пущай мне этот треснувший стакан отдадут из принципа.

Вдова говорит:

– Подавись этим стаканом. Бери его.

 На другой день, знаете, ихний дворник Семён приносит стакан. И ещё нарочно в трёх местах треснувший».

(Михаил Зощенко, «Стакан»)

...В книге «Наши» Сергей Довлатов писал о своей родственнице: «И затем всю жизнь она редактировала чужие книги.

Тетка редактировала книги многих замечательных писателей. Например, Тынянова, Зощенко, Форш…

Судя по автографам, Зощенко относился к ней хорошо. Всё благодарил её за совместную работу…

Тетка была эффектной женщиной. В её армянской, знойной красоте было нечто фальшивое. Как в горном пейзаже или романтических стихотворениях Лермонтова.

Тетка была наблюдательной и остроумной. Обладала хорошей памятью. Многое из того, что она рассказывала, я запомнил навсегда. Вспоминается, например, такой эпизод из её жизни.

Как-то раз она встретила на улице Михаила Зощенко. Для писателя уже наступили тяжёлые времена. Зощенко, отвернувшись, быстро прошел мимо.

Тетка догнала его и спрашивает:

– Отчего вы со мной не поздоровались?

Зощенко усмехнулся и говорит:

– Извините. Я помогаю друзьям не здороваться со мной…».

В 2024 году, 9 августа, исполняется 130 лет со дня рождения Михаила Михайловича Зощенко.

«Тяжелые времена» для М. Зощенко, о которых говорит С. Довлатов – самый известный, можно сказать, «хрестоматийный» прессинг, применяемый советской властью к независимым писателям. Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 года, «разгром» М. Зощенко и А. Ахматовой товарищем А. Ждановым – ярчайший образчик гонений на творческих людей того времени.

Случись с М. Зощенко это перед войной, вполне вероятно, что не дожил бы он до развенчания «культа личности», сгинул бы в застенках или в лагерях, как сгинули очень многие из коллег и знакомых писателя. Впрочем, и смерть товарища И. Сталина не облегчила судьбу Михаила Зощенко. До самой своей кончины в 1958 году писатель прожил под спудом травли и бойкота.

История эта общеизвестная, хотя, по большому счёту остается неясным, чем прогневал М. Зощенко сильных мира сего. Травля формально началась с совершенно безобидного, детского и, на наш взгляд, далеко не блестящего рассказа «Приключения обезьяны» (опубликован в 1945 году в «Мурзилке»). На самом деле не простили писателю его главной книги – «Перед восходом солнца». В этой автобиографической повести автор попытался «научно» обосновать собственный страх перед жизнью и признавал, что почти вся она состояла из впечатлений мрачных и тяжёлых. Разумеется, «на верху» такая книга не могла понравиться… А что ещё, на наш взгляд, немаловажно, так это совершенная несгибаемость М. Зощенко. Когда его травили уже после смерти И. Сталина, требовали покаяния, он недоумевал, почему, и в чём должен каяться. Носитель дворянской крови, герой и орденоносец Первой Мировой войны, «нюхнувший» немецкого газку; доброволец Красной армии в 1919 году; доброволец, получивший отказ в отправлении на фронт в первые дни Великой Отечественной войны и, тем не менее, работавший все эти годы на благо Победы, награждённый медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» как работник культуры, «обеспечивший своим доблестным и самоотверженным трудом победу Советского Союза над Германией в Великой Отечественной войне», М. Зощенко и не подумал о смирении.

В мае 1954 года М. Зощенко и А. Ахматова выступили перед английскими студентами. Это был политический шаг: иностранцы желали посетить... могилы выдающихся писателей М. Зощенко и А. Ахматовой. «Литературное» руководство широким жестом представило студентам писателей живых и невредимых.

И если А. Ахматова, отвечая на вопрос иностранцев об известном постановлении 1946 года сказала, что подверглась гонениям справедливо – а что могла ещё сказать Анна Андреевна, чей сын продолжал томиться в тюрьме, – М. Зощенко твердо заявил о допущенной в его отношении явной несправедливости.

Именно после этого начался новый виток травли. Кончилось тем, что впавший в тяжёлую депрессию писатель на одном из писательских собраний в присутствии высоких начальников заявил: «Я могу сказать – моя литературная жизнь и судьба при такой ситуации закончены. У меня нет выхода. Сатирик должен быть морально чистым человеком, а я унижен, как последний сукин сын… У меня нет ничего в дальнейшем. Ничего. Я не собираюсь ничего просить. Не надо мне вашего снисхождения – ни вашего Друзина, ни вашей брани и криков. Я больше чем устал. Я приму любую иную судьбу, чем ту, которую имею».

Валерий Павлович Друзин в 1957–1959 годах был заместителем главного редактора и членом редколлегии «Литературной газеты», исполняющим обязанности главного редактора; в 1959 году стал заместителем Председателя Правления Союза писателей РСФСР.

К этому, право, нечего прибавить.

Надо сразу сказать, что Михаил Зощенко никогда не был воинствующим антисоветчиком, даже близко не был.

Тот же С. Довлатов в той же книге «Наши» писал: «…Зощенко восславил рабский лагерный труд».

Это не намек. Это прямая ссылка на его повесть «История одной перековки», которая вошла в книгу «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» (1934). Книга эта – коллективная монография 36-ти советских писателей под редакцией М. Горького, Л. Л. Авербаха, С. Г. Фирина, посвящённая Беломорканалу. Создана по указу ЦИК СССР при участии ОГПУ. Выпущена в 1934 году издательством «ОГИЗ» тремя тиражами, общий тираж 114000 экз.

М. Зощенко – автор сборника «Рассказов о Ленине».

Эта книга для детей дошкольного возраста, в которых описываются различные факты и псевдофакты из жизни В. И. Ленина. В советское время эти рассказы были включены в списки обязательного чтения для младших школьников. Авторство М. Зощенко не акцентировалось. «Рассказы о Ленине» послужили основой для большого количества анекдотов и пародий – ещё в 1980-е годы необычайно популярными были анекдоты о В. И. Ленина, «выросшие» из рассказов М. Зощенко «Ленин в парикмахерской», «Ленин и часовой», «Как Ленину пытались подарить рыбу» и других.

«…Человек любит похвалиться своими пороками. Это ужасно модно», написал однажды М. Зощенко.

Незабвенный Алексей Михайлович Ремизов сказал: «…Берегите Зощенко. Это наш, современный Гоголь».

Подобным высказываниям нет числа.

Не сберегли в своё время.

Но он, Михаил Зощенко, вернулся. Думается, навсегда.

При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького