article image

…А не только «Муму»...

«Наталья шла вдоль пруда по длинной аллее серебристых тополей; внезапно перед нею, словно из земли, вырос Рудин.

Она смутилась. Он посмотрел ей в лицо.

— Вы одни? — спросил он.

— Да, я одна, — отвечала Наталья, — впрочем, я вышла на минуту... Мне пора домой.

— Я вас провожу.

И он пошел с ней рядом.

— Вы как будто печальны? — промолвил он.

— Я?.. А я хотела вам заметить, что вы, мне кажется, не в духе.

— Может быть... это со мною бывает. Мне это извинительнее, чем вам.

— Почему же? Разве вы думаете, что мне не от чего быть печальной?

— В ваши годы надо наслаждаться жизнью.

Наталья сделала несколько шагов молча.

— Дмитрий Николаевич! — проговорила она.

— Что?

— Помните вы... сравнение, которое вы сделали вчера... помните... с дубом.

— Ну да, помню. Что же?

Наталья взглянула украдкой на Рудина.

— Зачем вы... что вы хотели сказать этим сравнением?

Рудин наклонил голову и устремил глаза вдаль.

— Наталья Алексеевна! — начал он с свойственным ему сдержанным и значительным выражением, которое всегда заставляло слушателя думать, что Рудин не высказывал и десятой доли того, что теснилось ему в душу, — Наталья Алексеевна! вы могли заметить, я мало говорю о своем прошедшем. Есть некоторые струны, до которых я не касаюсь вовсе. Мое сердце... кому какая нужда знать о том, что́ в нем происходило? Выставлять это напоказ мне всегда казалось святотатством. Но с вами я откровенен: вы возбуждаете мое доверие... Не могу утаить от вас, что и я любил и страдал, как все... Когда и как? Об этом говорить не сто́ит; но сердце мое испытало много радостей и много горестей...

Рудин помолчал немного.

— То, что я вам сказал вчера, — продолжал он, — может быть до некоторой степени применено ко мне, к теперешнему моему положению. Но опять-таки об этом говорить не стоит. Эта сторона жизни для меня уже исчезла. Мне остается теперь тащиться по знойной и пыльной дороге, со станции до станции, в тряской телеге... Когда я доеду, и доеду ли — бог знает... Поговоримте лучше о вас.

— Неужели же, Дмитрий Николаевич, — перебила его Наталья, — вы ничего не ждете от жизни?

— О, нет! я жду многого, но не для себя... От деятельности, от блаженства деятельности я никогда не откажусь, но я отказался от наслаждения. Мои надежды, мои мечты — и собственное мое счастие не имеют ничего общего. Любовь (при этом слове он пожал плечом)... любовь — не для меня; я... ее не стою; женщина, которая любит, вправе требовать всего человека, а я уж весь отдаться не могу. Притом нравиться — это дело юношей: я слишком стар. Куда мне кружить чужие головы? Дай бог свою сносить на плечах!

— Я понимаю, — промолвила Наталья, — кто стремится к великой цели, уже не должен думать о себе; но разве женщина не в состоянии оценить такого человека? Мне кажется, напротив, женщина скорее отвернется от эгоиста... Все молодые люди, эти юноши, по-вашему, все — эгоисты, все только собою заняты, даже когда любят. Поверьте, женщина не только способна понять самопожертвование: она сама умеет пожертвовать собою.

Щеки Натальи слегка зарумянились, и глаза ее заблестели. До знакомства с Рудиным она никогда бы не произнесла такой длинной речи и с таким жаром.

— Вы не раз слышали мое мнение о призвании женщин, — возразил с снисходительной улыбкой Рудин. — Вы знаете, что, по-моему, одна Жанна дАрк могла спасти Францию... Но дело не в том. Я хотел поговорить о вас. Вы стоите на пороге жизни... Рассуждать о вашей будущности и весело, и не бесплодно... Послушайте: вы знаете, я ваш друг; я принимаю в вас почти родственное участие... А потому я надеюсь, вы не найдете моего вопроса нескромным: скажите, ваше сердце до сих пор совершенно спокойно?»

(Иван Тургенев, «Рудин»)

…Накануне 200-летия со дня рождения писателя, то есть пять лет назад, осенью 2018 года на 39-ой сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО Организации Объединенных Наций в Париже было принято решение о включении юбилея И. С. Тургенева в Список памятных дат ЮНЕСКО, имеющих значение для всего человечества.

«Круглый» юбилей давно прошел, у ООН уже изменилась репутация, а значение творческого наследия русского гения, полагаем, неизменно.

В 2023 году, 9 ноября, исполняется 205 лет со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева, писателя, поэта, драматурга, пропагандиста русской литературы за рубежом.

...И. Тургенева знают все. Это он написал «Муму». Запустил в обиход редкое словечко «нигилист». Создал галерею женских образов, или, возможно, разработал психотип, получивший «звание» «тургеневская девушка». Это со школьной еще скамьи.

«…Вся проникнутая чувством долга, боязнью оскорбить, кого бы то ни было, с сердцем добрым и кротким, она любила всех и никого в особенности; она любила одного Бога восторженно, робко, нежно. …Она и собой хороша. Бледное, свежее лицо, глаза и губы такие серьёзные, и взгляд честный и невинный. Жаль, кажется, она восторженна немножко» (Иван Тургенев, «Дворянское гнездо»).

Что мы ещё знаем о И. Тургеневе?

Был очень обеспеченным человеком. «Ты не Тургенев, доходов от имения у тебя нет. Профессионал должен зарабатывать. Единственный выход для таких, как ты, – делать халтуру, не халтуря. Тем же резцом!», – поучал мэтр ученика в раннем рассказе Михаила Веллера «Гуру».

Был страстным охотником.

«Погрустневший Никифор Ляпис-Трубецкой пошёл снова в “Герасим и Муму”. Наперников уже сидел за своей конторкой. На стене висел сильно увеличенный портрет Тургенева в пенсне, болотных сапогах и двустволкой наперевес», – пишут авторы «12 стульев» Илья Илья и Евгений Петров о визите хамоватого графомана в редакцию охотничьего журнала.

Был не женат, хотя женщин не чурался, а в поисках идеала и выхода из лабиринта комплексов, вероятно, и “вывел” “особенный” тип барышень. «Я очень люблю писателей, которые описывают старинные запущенные барские усадьбы, освёщенные косыми лучами красного заходящего солнца, причём в каждой такой усадьбе у изгороди стоит по тихой задумчивой девушке, устремившей свой грустный взгляд в беспредельную даль. Это самый хороший, не причиняющий неприятность сорт женщин: стоят себе у садовой решетки и смотрят вдаль, не делая никому гадостей и беспокойства. Я люблю таких женщин. Я часто мечтал о том, чтобы одна из них отделилась от своей изгороди и пришла ко мне успокоить, освежить мою усталую, издерганную душу. Как жаль, что такие милые женщины водятся только у изгороди сельских садов и не забредают в шумные города. С ними было бы легко. В худшем случае они могли бы только покачать головой и затаить свою скорбь, если бы вы их чем-нибудь обидели», – издевался над «тиражистами» «тургеневских барышень» едкий Аркадий Аверченко в рассказе «Смерть девушки у изгороди».

И. Тургенев, получивший мировую известность при жизни, в иконостасе классиков русской литературы занимает, как говорится, первые строчки. Советское литературоведение корректив в этот «рейтинг» не внесло – разве что «напирало» на неустанную борьбу писателя с крепостным правом и дружбу с Александром Герценом. Не афишируя особо того, что после смерти матери Иван Сергеевич поделил с братом Николаем Сергеевичем немалое состояние и крепостных крестьян, позволявших ему вести безбедную жизнь «русского барина» и жить на широкую ногу годами за границей. И что в 1862–1863 годах И. Тургенев серьезно разошёлся с А. Герценом во взглядах на будущее русского крестьянства.

Постсоветские исследователи жизни и творчества Ивана Тургенева раскрыли и другие стороны личности писателя, допуская порою неизбежные «перекосы»: выходило, что тот имел весьма склочный и капризный характер, разругался с прочими классиками – Л. Толстым, Н. Некрасовым, И. Гончаровым, А. Фетом, Н. Добролюбовым и, конечно, Ф. Достоевским, который откровенно «недолюбливал» Ивана Сергеевича, и которого «бесили» крупные гонорары (самые крупные по расценкам того времени) и без того богатого «конкурента»…

Выходило ещё, что И. Тургенев, как и «положено» барину, заботился о своих крепостных – и, в первую очередь, о хорошеньких молодых крестьяночках… на все лады, расписывая роман Ивана с белошвейкой Дуняшей – Авдотьей Ермолаевной Ивановой. К слову, хрестоматийный деспотизм матери Тургенева Варвары Петровны, урождённой Лутовиновой, помимо неизменного упоминания образа безымянной властной барыни в повести «Муму», обычно подкреплялся и историей о том, как она не позволила Ивану жениться на забеременевшей крепостной Авдотье, и убрала ту с глаз долой – в Москву. (Дуняшу – Авдотью выдали замуж, она родила Пелагею, которую И. Тургенев официально признал дочерью спустя 16 лет).

Словом, много чего интересного «нарыли» независимые авторы трудов о И. Тургеневе, не всегда утверждая главного: Иван Сергеевич является не только «нимбоносным» бюстом в Бобровом переулке во дворе Тургеневской библиотеки в Москве (к 200-летию писателя на Остоженке установили новый памятник работы скульптора Сергея Казанцева). Иван Сергеевич Тургенев до посмертного «поселения» на вершине литературного Олимпа (на который он взошёл, повторим, при жизни) был живым человеком, с присущими живому человеку слабостями и особенностями характера. И, что является главным, он был человеком Думающим и Творящим – каждый из его шести романов становился Событием. Причём, событием не только чисто литературным, но общественно-политическим.

Иван Тургенев – продукт эпохи, и место в обществе он занимал соразмерное не только своему происхождению, но блестящему образованию, интеллекту и таланту. Последний был настолько громадным, что произведения И. Тургенева сами стали не просто частью эпохи, но её движущей силой, и они повлияли на творчество людей новых эпох. А «Записки охотника», начисто лишенные революционного пафоса, входят в число произведений, серьёзно повлиявших на решение российских властей отменить крепостное право...

Огромный интерес к творчеству и личности И. Тургенева – имена выдающихся критиков, литературоведов, писателей исчисляются за два века не десятками, а сотнями, если не тысячами – свидетельствуют о силе воздействия произведений Ивана Сергеевича на человеческие умы. По сути, И. Тургенев, чьё творчество весьма разнообразно, оказал огромное влияние на развитие русского и западноевропейского романа второй половины XIX века. Он зачинатель русского «стихотворения в прозе». Хранитель «великого и могучего» русского языка, И. Тургенев, «не вылезавший» из заграницы, общавшийся с ведущими иностранными писателями своего времени, жил верой в творческие и нравственные силы именно русского народа. Он создал художественную летопись, запечатлевшую жизнь России в переходный период – от феодально-крепостнического к буржуазно-капиталистическому строю. «Он быстро угадывал новые потребности, – писал о И. Тургеневе Николай Добролюбов, – новые идеи, вносимые в общественное сознание, и в своих произведениях непременно обращал внимание на вопрос, стоявший на очереди и уже смутно начинавший волновать общество».

Он не был «революционером» (в 1848 году писатель жил в Париже, лично видел события февральской французской революции, убийства, кровь на баррикадах, и с тех пор питал отвращение к революциям вообще). При этом творческий реализм И. Тургенева был уже сам по себе «революционным», и российские власти посматривали на писателя косо, упрекая в вольнодумстве и поэтизации крестьянства.

...Беда многих наших современников, пожалуй, в том, что «оценивать» творчество И. Тургенева они могут разве что на таком скудном материале, как школьные воспоминания о том, как Базаров резал лягушек, Герасим утопил Муму, а одна из «тургеневских девушек» Елена Стахова полюбила болгарина.

Наше время, к сожалению, не особо располагает к чтению – вдумчивому чтению крупных, как говорится, художественных форм. В этом плане И. Тургенев, на наш взгляд, обладает преимуществом перед многими столпами русской классической литературы. Слог И. Тургенева легок.

Русский литературный критик Юлий Исаевич Айхенвальд (1872–1928) в очерке «Тургенев» хвалил писателя настолько же, насколько упрекал («Тургенев не глубок. И во многих отношениях его творчество – общее место»). Но ему принадлежат слова, сказанные, кстати, тоже «в упрёк»: «Тургенева легко читать, с ним легко жить – он никогда не испугает, не ужаснёт, какие бы страшные истории он вам ни поведал. Плавный, занятный, такой безукоризненный в форме, тщательно выписывая детали, он удобен». Но эта вот «особенность» И. Тургенева, его «удобность» для «потребителя» на руку нам, читателям XXI века: осталось только взять книгу…


При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького