Как окопный дневник политрука вылился в роман «Мой Сталинград».
«– А где же все-таки ваша первая стрелковая рота? – спросил я Лобанова, когда суматоха и от этой встречи улеглась.
– Немного от нее осталось. С десяток наберется – и то хорошо.
– Но где же этот десяток?
– Да я же сказал: в саду Лапшина. Это в пяти-шести километрах от Бекетовки. Там собираются наши. Разве вам никто не сказал об этом?
– Нет. Ну а ты-то чего тут застрял?
– Для прикрытия! – солидно сообщил Миша, но сейчас же добавил: – Тут мы не одни. Впереди и левее нас заняли оборону вышедшие сюда десантники. К утру будут подтягиваться и наши. Из сада Лапшина. И вам надо спускаться туда. Может, там найдете кого-нибудь из своих минометчиков. Может, Диму Зотова. Он ведь опытный командир. Да я покажу вам дорогу. Вон вдоль той балки и спуститесь прямо к этому саду. Ее, балку эту, Купоросной зовут. Только надо поторопиться. Пока светло...
Лобанов собирался еще что-то сказать, но страшный грохот, покатившийся по бахче, кинул нас на дно рва, заставил понюхать сталинградскую землицу. Земля! Она и сейчас, как много раз прежде, спасала нас и не меньшее число раз спасет потом и от осколков, и от пуль. Полежав так минут десять, дождавшись, когда над нами стихло, один за другим стали подниматься: сперва – на колени, а потом уж выпрямляться во весь рост. Какое-то время прятали глаза друг от друга, стыдясь слабости, неизбежно проявляемой в таком разе даже отчаянными храбрецами. По ступенькам, вырубленным лопатой на отвесной стенке рва, поднялись наверх и подивились тому, с какой невероятной быстротой вся бахча очистилась от человеческого стада, только что пасшегося тут. Куда оно подевалось? Среди потоптанных арбузных и дынных плетей не было видно ни убитых, ни раненых. Как расколотые черепа голов, кровянились повсюду лишь арбузные половинки; в тех, что лежали корытцем, скапливался сок, которым мы сейчас же промочили глотки, вновь было пересохшие, явно от бомбежки. Но куда же все-таки смотались окруженцы, которых было тут так много и которые, казалось, ни при каких обстоятельствах не расстанутся с бахчой, пока не съедят последний арбуз и последнюю дыню?..»
(Михаил Алексеев, «Мой Сталинград»)
Имя писателя Михаила Николаевича Алексеева сегодня, наверняка, вспомнит не каждый. Он, скажем так, «письменник» не «первого эшелона», если только уместно делить авторов по «эшелонам».
При этом – Герой Социалистического Труда. Лауреат Государственной премии СССР. Долгие годы главный редактор журнала «Москва» – того самого, в котором в конце 60-х годов прошлого века впервые был опубликован в сокращённом виде роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».
Михаил Николаевич Алексеев… Возможно, легче будет вспомнить, если напомнить про фильм «Журавушка»? Правда, давно это было, «Мосфильм» выпустил его в 1968 году. Режиссёр Николай Москаленко снял кино по повести Михаила Алексеева «Хлеб – имя существительное». «Звёздными» ставшие актеры там ещё такие молодые – Людмила Чурсина, Нонна Мордюкова, Римма Маркова, Татьяна Пельтцер, Георгий Жженов, Армен Джигарханян…
В 1985 году на экраны вышел «Вишнёвый омут» - широкоформатный художественный фильм по одноимённой повести Михаила Алексеева.
Николай Алексеев – почти наш земляк, родился в селе Монастырское, Саратовской губернии: в 2023 году, 6 мая исполняется 105 лет со дня его рождения.
И ещё одно, самое важное, на наш взгляд: Михаил Алексеев написал роман «Мой Сталинград». Причём этот роман, писавшийся в течение 50 лет, стал, по сути, последним «военным» произведением автора, вошедшего в литературу именно своей прозой о Великой Отечественной войне.
В одном из своих последних интервью писатель пояснил, почему со времени выхода в свет «Солдат» – первой его военной вещи – прошло полвека, прежде чем в 1993 году увидел свет «Мой Сталинград»: «Мог я продраться к правде, если само слово “Сталинград” вдруг исчезло с карт и из книг? Можно по-разному относиться к человеку, именем которого был назван этот город, но умудриться выпустить шеститомное издание о Великой Отечественной войне и не назвать там Сталина, Верховного Главнокомандующего – это нужно было суметь. Ничтоже сумняшеся, некоторые уже стали называть битву под Сталинградом Волгоградской битвой. А потом оказалось, что главная битва и вовсе была не на Волге, а на Малой земле и т. д. В этих условиях я, конечно, прекратил работу над романом. Дело в том, что у меня получается всё хорошо лишь в том случае, если я предельно искренен. И все-таки в 1993-м в “Роман-газете” вышла 1-я часть “Моего Сталинграда”. В предисловии я написал, что это действительно “мой”, а не чей-нибудь Сталинград. Я написал лишь о том, что сам видел, ничего не придумывая…»
…Михаил Алексеев после школы-семилетки окончил педагогический техникум. Потом – армейский призыв, и так получилось, что 1938–1955 гг. он служил в Красной и Советской Армии. Вначале солдатом, а потом, после того как в Иркутске окончил курсы младших политруков, – офицером.
Писатель рассказывал, что «прихватил» ещё Халхин-Гол. В декабре 1940 года, демобилизовавшись, поехал в родное Монастырское, однако, после голода 1933 года в селе близких не осталось, и М. Алексеев поехал к брату в Сумы. Там его и застала Великая Отечественная.
«…Дошёл до Сталинграда... А что такое Сталинград?.. Там остаться в живых было чудом, а я ещё и на Курской дуге, будучи в артиллерии, имел дело с “тиграми” и “пантерами”. После Сталинграда прошёл Украину, Румынию, Венгрию, Австрию, Чехию – под Прагой встречал Победу», – из интервью газете «Труд».
«Когда я читал эту книгу, понимая, что это не роман, не беллетристика, а почти документальный текст, я всё время думал: а может быть, Михаил Алексеев среди тысяч увиденных им в Сталинграде людей встретил и моего отца. Может, где-нибудь на полустанке, на перекрестках фронтовых дорог вдруг они на секунду встретились глазами. Может быть, события, описанные Алексеевым, теми же глазами видел и мой отец? Я читал “Мой Сталинград” глазами сына, потерявшего в Сталинграде отца, с надеждой, что на страницах книги я с ним хоть на миг, но столкнусь. Я не ведаю, где его могила. И поэтому, читая книгу, я загадочным образом отождествлял Михаила Алексеева со своим отцом. Отношусь к нему самому и к его книге по-сыновьи. Как к “литературному отцу”, хотя мы и пишем по-разному», – так отозвался о книге писатель Александр Проханов.
Последние издания романа «Мой Сталинград» дополнены впервые письмами Михаила Алексеева 1942–1943 гг. из осаждённого Сталинграда. В 1995 году М. Алексеев за роман «Мой Сталинград» был удостоен Международной премией им. М. Шолохова.
«”Мой Сталинград” – вещь художественно-документальная» – слова самого Михаила Алексеева.
«Начинали немцы. Вместе с восходом солнца, ровно в 5.00, появлялась хорошо знакомая нам “рама”. Она выплывала медленно, важно, даже как-то вальяжно, не торопясь. Подсвеченная снизу первыми солнечными лучами, особенно яркими в степи, эта летучая баба-яга выглядела совсем добродушной, безобидной и даже весёлой. Её непринуждённое, свободное плавание в солнечной купели как бы говорило нам: чего же, зачем же бояться меня, видите, какая я добрая, я и прилетела-то лишь для того, чтобы поздравить вас с добрым утром; покружусь вот немного над вами, ну, сброшу две парочки бомб, разве что для утренней побудки, да и улечу с Богом. Оно и вправду: сама-то по себе “рама” была не страшна для нас, её обязательные четыре стокилограммовые бомбы, сброшенные, где попало и как попало, не приносили урона ни нашей “живой силе”, ни боевой технике. Но ведь она, ведьма, была разведчицей, а нередко и наводчицей, корректировщицей огня дальнобойных немецких орудий. Прежде чем убраться за кромку горизонта, за окоём, “рама” успевала дать необходимые сведения для эскадрилий своих пикирующих бомбардировщиков и истребителей, в особенности до тошноты опостылевших нам “Юнкерсов-87”, не убирающиеся шасси которых напоминали когтистые лапы гигантских пернатых хищников. Бравируя, не боясь, точнее, не опасаясь ни наших зениток, ни наших самолётов, поскольку ни тех, ни других за все эти десять дней и ночей не было ни слышно, ни видно, немецкие пилоты позволяли себе гнать свои ревущие и отвратительно воющие аппараты чуть ли не до самой земли; мы, случалось, даже видели их нахальные рожи, их рты, осклабившиеся в торжествующе-издевательской ухмылке; до чего же муторно и горько было от сознания своей беспомощности и беззащитности, от очевидности того, что наши винтовочные выстрелы не только не приносили врагу вреда, но делали его ещё наглее и нахальнее. Мы знали, что по названному выше “расписанию” пикировщики сделают над нами пять заходов, по-немецки точно рассчитав количество боеприпасов, и улетят всё-таки не прежде, чем совершат на нас ещё одну атаку, названную нами самими “психической”, то есть пока не сбросят свои продырявленные железные бочки и по-змеиному изогнутые рельсы, наводящие смертельный ужас на тех, кто услышал их визг и вой впервые...»
«Мой Сталинград» – правдивая книга. Для автора этот роман был уже не просто очередным произведением о войне признанного мэтра, он стал «книгой всей …жизни». М. Алексеев шёл к этой книге изнурительной боевой дорогой. «Мой Сталинград» – книга, лишённая глянца.
«Впереди быстро двигавшейся стрелковой роты я увидел ещё одного дружка, младшего политрука Сергея Алексеева, своего однофамильца. Он увидел меня и на ходу прокричал:
– Вот… веду, Михаил, очередную порцию пушечного мяса! – и захохотал как сумасшедший: – Ха-ха-ха! Прощай, друг!
Сердце моё сжалось. Под ложечкой захолодало. “Что он говорит?! Да как же он может такое… вслух… перед своими бойцами?.. Это… это же преступление!.. За это… за это…”
Я не довел своей мысли до конца… что там полагалось “за это”. И злость, и ужас, и жалость к юному политруку и к тем, кто шёл сейчас за ним, и невозможность как-то переубедить, отпугнуть от него страшное предчувствие, – всё смешалось, свернулось, спеклось в один ком и заслонило дыхание. Ноги сами пронесли меня какую-то сотню метров вслед за уходящей ротой, но я задохнулся и застыл на месте. Стоял так, пока не очнулся от другой, не менее печальной встречи. В цепочке раненых увидел знакомую, некогда подвижную, бравирующую, а теперь понурившуюся фигуру пэтээровского командира… Голова его была забинтована чуть ли не вместе с глазами, потому что глаз этих я не видел. Зато во рту блеснул золотой зуб, но он не оживлял, как прежде, его некогда веселого, озорного мальчишески беспечного лица, а вместе с другими “природными” натуральными зубами напоминал волчий оскал. Я что-то крикнул ему, но пэтээровец как-то безнадёжно махнул рукой, постарался побыстрее пронести мимо меня свою перебинтованную, белую от марли, соколиную голову».
Какого «эшелона» писатель М. Алексеев – вопрос не из основных, да и на сколько справедлив любой, пусть самый честнейший из судов?
Написано очень много книг о Сталинграде. Среди них немало хороших. Есть, написанные участниками Сталинградских событий. Есть «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова. Есть «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана. Есть «Горячий снег» Юрия Бондарева. Есть «Дни и ночи» Константина Симонова.
Если кому угодно выстраивать книги по ранжиру, то в этом строю роману «Мой Сталинград», написанному политруком миномётной роты 29-й стрелковой дивизии, место, на наш взгляд, в числе правофланговых.
…В 1998 году Правительством Саратовской области, Союзом писателей России и Саратовским отделением Союза писателей России была учреждена Литературная премия им. М. Алексеева, присуждаемая ежегодно за создание выдающихся художественных произведений.
И сегодня волгоградцам, на наш взгляд, не помнить «Мой Сталинград» М. Алексеева непростительно неприлично…
Главный библиотекарь ОСЭР ВОУНБ им. М. Горького Александр Рувинский
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
– Немного от нее осталось. С десяток наберется – и то хорошо.
– Но где же этот десяток?
– Да я же сказал: в саду Лапшина. Это в пяти-шести километрах от Бекетовки. Там собираются наши. Разве вам никто не сказал об этом?
– Нет. Ну а ты-то чего тут застрял?
– Для прикрытия! – солидно сообщил Миша, но сейчас же добавил: – Тут мы не одни. Впереди и левее нас заняли оборону вышедшие сюда десантники. К утру будут подтягиваться и наши. Из сада Лапшина. И вам надо спускаться туда. Может, там найдете кого-нибудь из своих минометчиков. Может, Диму Зотова. Он ведь опытный командир. Да я покажу вам дорогу. Вон вдоль той балки и спуститесь прямо к этому саду. Ее, балку эту, Купоросной зовут. Только надо поторопиться. Пока светло...
Лобанов собирался еще что-то сказать, но страшный грохот, покатившийся по бахче, кинул нас на дно рва, заставил понюхать сталинградскую землицу. Земля! Она и сейчас, как много раз прежде, спасала нас и не меньшее число раз спасет потом и от осколков, и от пуль. Полежав так минут десять, дождавшись, когда над нами стихло, один за другим стали подниматься: сперва – на колени, а потом уж выпрямляться во весь рост. Какое-то время прятали глаза друг от друга, стыдясь слабости, неизбежно проявляемой в таком разе даже отчаянными храбрецами. По ступенькам, вырубленным лопатой на отвесной стенке рва, поднялись наверх и подивились тому, с какой невероятной быстротой вся бахча очистилась от человеческого стада, только что пасшегося тут. Куда оно подевалось? Среди потоптанных арбузных и дынных плетей не было видно ни убитых, ни раненых. Как расколотые черепа голов, кровянились повсюду лишь арбузные половинки; в тех, что лежали корытцем, скапливался сок, которым мы сейчас же промочили глотки, вновь было пересохшие, явно от бомбежки. Но куда же все-таки смотались окруженцы, которых было тут так много и которые, казалось, ни при каких обстоятельствах не расстанутся с бахчой, пока не съедят последний арбуз и последнюю дыню?..»
(Михаил Алексеев, «Мой Сталинград»)
Имя писателя Михаила Николаевича Алексеева сегодня, наверняка, вспомнит не каждый. Он, скажем так, «письменник» не «первого эшелона», если только уместно делить авторов по «эшелонам».
При этом – Герой Социалистического Труда. Лауреат Государственной премии СССР. Долгие годы главный редактор журнала «Москва» – того самого, в котором в конце 60-х годов прошлого века впервые был опубликован в сокращённом виде роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».
Михаил Николаевич Алексеев… Возможно, легче будет вспомнить, если напомнить про фильм «Журавушка»? Правда, давно это было, «Мосфильм» выпустил его в 1968 году. Режиссёр Николай Москаленко снял кино по повести Михаила Алексеева «Хлеб – имя существительное». «Звёздными» ставшие актеры там ещё такие молодые – Людмила Чурсина, Нонна Мордюкова, Римма Маркова, Татьяна Пельтцер, Георгий Жженов, Армен Джигарханян…
В 1985 году на экраны вышел «Вишнёвый омут» - широкоформатный художественный фильм по одноимённой повести Михаила Алексеева.
Николай Алексеев – почти наш земляк, родился в селе Монастырское, Саратовской губернии: в 2023 году, 6 мая исполняется 105 лет со дня его рождения.
И ещё одно, самое важное, на наш взгляд: Михаил Алексеев написал роман «Мой Сталинград». Причём этот роман, писавшийся в течение 50 лет, стал, по сути, последним «военным» произведением автора, вошедшего в литературу именно своей прозой о Великой Отечественной войне.
В одном из своих последних интервью писатель пояснил, почему со времени выхода в свет «Солдат» – первой его военной вещи – прошло полвека, прежде чем в 1993 году увидел свет «Мой Сталинград»: «Мог я продраться к правде, если само слово “Сталинград” вдруг исчезло с карт и из книг? Можно по-разному относиться к человеку, именем которого был назван этот город, но умудриться выпустить шеститомное издание о Великой Отечественной войне и не назвать там Сталина, Верховного Главнокомандующего – это нужно было суметь. Ничтоже сумняшеся, некоторые уже стали называть битву под Сталинградом Волгоградской битвой. А потом оказалось, что главная битва и вовсе была не на Волге, а на Малой земле и т. д. В этих условиях я, конечно, прекратил работу над романом. Дело в том, что у меня получается всё хорошо лишь в том случае, если я предельно искренен. И все-таки в 1993-м в “Роман-газете” вышла 1-я часть “Моего Сталинграда”. В предисловии я написал, что это действительно “мой”, а не чей-нибудь Сталинград. Я написал лишь о том, что сам видел, ничего не придумывая…»
…Михаил Алексеев после школы-семилетки окончил педагогический техникум. Потом – армейский призыв, и так получилось, что 1938–1955 гг. он служил в Красной и Советской Армии. Вначале солдатом, а потом, после того как в Иркутске окончил курсы младших политруков, – офицером.
Писатель рассказывал, что «прихватил» ещё Халхин-Гол. В декабре 1940 года, демобилизовавшись, поехал в родное Монастырское, однако, после голода 1933 года в селе близких не осталось, и М. Алексеев поехал к брату в Сумы. Там его и застала Великая Отечественная.
«…Дошёл до Сталинграда... А что такое Сталинград?.. Там остаться в живых было чудом, а я ещё и на Курской дуге, будучи в артиллерии, имел дело с “тиграми” и “пантерами”. После Сталинграда прошёл Украину, Румынию, Венгрию, Австрию, Чехию – под Прагой встречал Победу», – из интервью газете «Труд».
«Когда я читал эту книгу, понимая, что это не роман, не беллетристика, а почти документальный текст, я всё время думал: а может быть, Михаил Алексеев среди тысяч увиденных им в Сталинграде людей встретил и моего отца. Может, где-нибудь на полустанке, на перекрестках фронтовых дорог вдруг они на секунду встретились глазами. Может быть, события, описанные Алексеевым, теми же глазами видел и мой отец? Я читал “Мой Сталинград” глазами сына, потерявшего в Сталинграде отца, с надеждой, что на страницах книги я с ним хоть на миг, но столкнусь. Я не ведаю, где его могила. И поэтому, читая книгу, я загадочным образом отождествлял Михаила Алексеева со своим отцом. Отношусь к нему самому и к его книге по-сыновьи. Как к “литературному отцу”, хотя мы и пишем по-разному», – так отозвался о книге писатель Александр Проханов.
Последние издания романа «Мой Сталинград» дополнены впервые письмами Михаила Алексеева 1942–1943 гг. из осаждённого Сталинграда. В 1995 году М. Алексеев за роман «Мой Сталинград» был удостоен Международной премией им. М. Шолохова.
«”Мой Сталинград” – вещь художественно-документальная» – слова самого Михаила Алексеева.
«Начинали немцы. Вместе с восходом солнца, ровно в 5.00, появлялась хорошо знакомая нам “рама”. Она выплывала медленно, важно, даже как-то вальяжно, не торопясь. Подсвеченная снизу первыми солнечными лучами, особенно яркими в степи, эта летучая баба-яга выглядела совсем добродушной, безобидной и даже весёлой. Её непринуждённое, свободное плавание в солнечной купели как бы говорило нам: чего же, зачем же бояться меня, видите, какая я добрая, я и прилетела-то лишь для того, чтобы поздравить вас с добрым утром; покружусь вот немного над вами, ну, сброшу две парочки бомб, разве что для утренней побудки, да и улечу с Богом. Оно и вправду: сама-то по себе “рама” была не страшна для нас, её обязательные четыре стокилограммовые бомбы, сброшенные, где попало и как попало, не приносили урона ни нашей “живой силе”, ни боевой технике. Но ведь она, ведьма, была разведчицей, а нередко и наводчицей, корректировщицей огня дальнобойных немецких орудий. Прежде чем убраться за кромку горизонта, за окоём, “рама” успевала дать необходимые сведения для эскадрилий своих пикирующих бомбардировщиков и истребителей, в особенности до тошноты опостылевших нам “Юнкерсов-87”, не убирающиеся шасси которых напоминали когтистые лапы гигантских пернатых хищников. Бравируя, не боясь, точнее, не опасаясь ни наших зениток, ни наших самолётов, поскольку ни тех, ни других за все эти десять дней и ночей не было ни слышно, ни видно, немецкие пилоты позволяли себе гнать свои ревущие и отвратительно воющие аппараты чуть ли не до самой земли; мы, случалось, даже видели их нахальные рожи, их рты, осклабившиеся в торжествующе-издевательской ухмылке; до чего же муторно и горько было от сознания своей беспомощности и беззащитности, от очевидности того, что наши винтовочные выстрелы не только не приносили врагу вреда, но делали его ещё наглее и нахальнее. Мы знали, что по названному выше “расписанию” пикировщики сделают над нами пять заходов, по-немецки точно рассчитав количество боеприпасов, и улетят всё-таки не прежде, чем совершат на нас ещё одну атаку, названную нами самими “психической”, то есть пока не сбросят свои продырявленные железные бочки и по-змеиному изогнутые рельсы, наводящие смертельный ужас на тех, кто услышал их визг и вой впервые...»
«Мой Сталинград» – правдивая книга. Для автора этот роман был уже не просто очередным произведением о войне признанного мэтра, он стал «книгой всей …жизни». М. Алексеев шёл к этой книге изнурительной боевой дорогой. «Мой Сталинград» – книга, лишённая глянца.
«Впереди быстро двигавшейся стрелковой роты я увидел ещё одного дружка, младшего политрука Сергея Алексеева, своего однофамильца. Он увидел меня и на ходу прокричал:
– Вот… веду, Михаил, очередную порцию пушечного мяса! – и захохотал как сумасшедший: – Ха-ха-ха! Прощай, друг!
Сердце моё сжалось. Под ложечкой захолодало. “Что он говорит?! Да как же он может такое… вслух… перед своими бойцами?.. Это… это же преступление!.. За это… за это…”
Я не довел своей мысли до конца… что там полагалось “за это”. И злость, и ужас, и жалость к юному политруку и к тем, кто шёл сейчас за ним, и невозможность как-то переубедить, отпугнуть от него страшное предчувствие, – всё смешалось, свернулось, спеклось в один ком и заслонило дыхание. Ноги сами пронесли меня какую-то сотню метров вслед за уходящей ротой, но я задохнулся и застыл на месте. Стоял так, пока не очнулся от другой, не менее печальной встречи. В цепочке раненых увидел знакомую, некогда подвижную, бравирующую, а теперь понурившуюся фигуру пэтээровского командира… Голова его была забинтована чуть ли не вместе с глазами, потому что глаз этих я не видел. Зато во рту блеснул золотой зуб, но он не оживлял, как прежде, его некогда веселого, озорного мальчишески беспечного лица, а вместе с другими “природными” натуральными зубами напоминал волчий оскал. Я что-то крикнул ему, но пэтээровец как-то безнадёжно махнул рукой, постарался побыстрее пронести мимо меня свою перебинтованную, белую от марли, соколиную голову».
Какого «эшелона» писатель М. Алексеев – вопрос не из основных, да и на сколько справедлив любой, пусть самый честнейший из судов?
Написано очень много книг о Сталинграде. Среди них немало хороших. Есть, написанные участниками Сталинградских событий. Есть «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова. Есть «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана. Есть «Горячий снег» Юрия Бондарева. Есть «Дни и ночи» Константина Симонова.
Если кому угодно выстраивать книги по ранжиру, то в этом строю роману «Мой Сталинград», написанному политруком миномётной роты 29-й стрелковой дивизии, место, на наш взгляд, в числе правофланговых.
…В 1998 году Правительством Саратовской области, Союзом писателей России и Саратовским отделением Союза писателей России была учреждена Литературная премия им. М. Алексеева, присуждаемая ежегодно за создание выдающихся художественных произведений.
И сегодня волгоградцам, на наш взгляд, не помнить «Мой Сталинград» М. Алексеева непростительно неприлично…
Главный библиотекарь ОСЭР ВОУНБ им. М. Горького Александр Рувинский
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
